— Камилли, — обратилась к нему Эста, — если ты любишь, то найдешь ее. Все просто.

— Я знаю, Эста.

— Если ты полетишь за ней, можешь сюда больше не возвращаться! — отчеканил Фуиджи.

— А я и не вернусь, дядя. Моей жене нечего делать в этом змеином логове. Вдруг ее кто-нибудь сможет ужалить?

Камилли вышел из гостиной. Фуиджи вернулся в столовую, а Эста и Урджин остались стоять там, где стояли.

— Я не любил Клермонт.

— Это теперь не имеет значения.

— Я не любил ее!

— А меня ты любишь?

Урджин посмотрел на нее.

— Для тебя это важно?

— Любишь или нет, Урджин?

Вместо ответа он попытался обнять ее, но она со всей силы ударила его по лицу.

— Я освобождаю тебя от всех обязательств. Можешь возвращаться к своей Клермонт.

Она выбежала из гостиной, попала в холл и стала бегом подниматься по лестнице, когда он нагнал ее и схватил за руку.

— Чего ты хочешь от меня?

— Больше ничего!

— Ты что, не понимаешь, что он специально все это сказал?

— Он говорил правду, нравится тебе это или нет! В этом-то ты не станешь со мной спорить?

Урджин замолчал. Признание нельзя произнести тогда, когда на тебя давят. А она давила, Боже, как же она давила на него! Он должен был все обдумать, разложить все по полочкам и понять, как ему с этим жить дальше?

— Я полечу на Олманию, и попробую уладить конфликт. Науб прислушается ко мне и к моему слову.

— Это твое право. Я с тобой не лечу.

— Я так и понял.

Он отпустил ее и пошел вниз. Не оборачиваясь, он вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Рано или поздно, он признается ей. Скажет, даже сам не желая. Когда-нибудь, в порыве страсти сболтнет, или во время болезни, но признается. И в тот момент она получит неограниченную власть над ним. Она женщина, и знает, как пользоваться этим влиянием. Что ж, чему быть, того не миновать. По крайней мере, она ревнует. Он видел этот огонь в ее глазах, чувствовал леденящий холод в ее сердце при упоминании имени Клермонт. Возможно, она любит его. Возможно. И если это так, тогда все остальное не будет иметь значения.

Перелет до Ксилуса занял у Камилли полтора дня. Это была современная планета, одна единственная в своей системе. Почти вся поверхность этого небольшого мира была покрыта водой, а те два крохотных континента, которые населяли ксилуане, вполне могли сойти за небольшие мегаполисы. Два спутника-луны и одна звезда — белое солнце, быстро сменяли друг друга на небосклоне. Около двух тысяч лет назад люди на этой планете придумали воздушные сооружения, на которых и стали жить над поверхностью океана. Там же они выращивали растения, разводили животных, и с большим трудом добывали пресную воду из океанической.

Камилли не знал, что именно он скажет человеку, который был ни кем иным, как учителем детей императорской семьи. Судя по короткому рассказу Эсты, этот человек должен был оказаться божеством, а не смертным. Ему было около пятидесяти лет. И он в совершенстве владел не только керитскими мечами, но и обучал своих подопечных способам управления энергиями. Для Камилли это был пустой звук, потому что он никогда не сталкивался с подобными техниками.

Корабль запросил разрешения на посадку в резиденции Великого ксилуанина Ромери, которого Эста и Назефри называли просто "учитель". Вместе с запросом он отправил краткое послание от Эсты, и через десять минут кораблю разрешили приземлиться в обители незнакомого ему человека.

Камилли вышел на перрон и понял, что его встречает только один мальчишка, на вид лет десяти, темнокожий, как все ксилуане, и с гладко выбритой головой. На мальчишке висели широкие штаны-шаровары, а темно-коричневый торс был слегка прикрыт чем-то, напоминающим тогу.

Малец поклонился Камилли, и, не назвав своего имени, попросил следовать за ним. Они вошли в ангар, и Камилли услышал до боли знакомый скрежет. Пульсары. Где-то недалеко полным ходом шла тренировка.

Мальчишка указал рукой на дверь в стене и предложил Камилли самому войти в нее.

Доннариец попал на огромную тренировочную площадку, заставленную по периферии всевозможными приспособлениями, стойками, мишенями и оружием. В центре он увидел Назефри, размахивающую керитским мечом в попытках отогнать от себя два пульсара, которыми явно управлял кто-то другой.

Камилли огляделся по сторонам и заметил молодого мужчину, восседавшего на коробках, сваленных сбоку, и одним движением пальца управляющим этими огненными шариками. Было видно, что Назефри утомила тренировка, но она не сдавалась, выкладываясь до последнего. Камилли хотел подойти к учителю, и обернулся к мальчишке, чтобы тот проводил его, но юнца рядом уже не было. Тогда он посмотрел на мастера и увидел, как тот, глядя на него, прикладывает указательный палец к губам с просьбой о тишине. Камилли застыл на месте.

— Назефри, — закричал Ромери, — ты опять не можешь сконцентрироваться! Это упражнение не должно настолько тебя выматывать! Может, передохнешь?

— Нет! — закричала девушка и продолжила свои соревнования с пульсарами.

Камилли напрягся. Ему не нравились такие игры, ведь эти штуки способны были убить его маленькую жену.

— Ты не внимательна, девочка моя!

— Учитель, я стараюсь.

— Расслабься и включи все органы своего восприятия.

— Но я и так все чувствую.

— Плохо. У твоего мужа очень сильное поле, а ты его не чувствуешь.

Назефри на миг обернулась, и один из пульсаров подлетел слишком близко. Она едва успела увернуться и отразить его лезвием стального меча. Камилли закричал и бросился к ней.

Мастер щелкнул пальцами, и волшебные голубые шарики растаяли в воздухе. Вместе с ними куда-то исчез и сам Ромери. Камилли остановился за спиной Назефри и замер.

Силы оставили ее. Она слишком устала за последние дни. Ее руки безвольно опустились, лезвия мечей коснулись пола и звякнули. Она медленно разжала свои пальцы, и оружие выскользнуло из рук.

Она ждала его. Все эти дни ждала. Хотя, признаться в этом самой себе для Назефри было слишком тяжело. И он не подвел ее, не бросил и не отказался.

Слезы потекли по ее щекам, и дальше она не могла сдерживаться. Назефри зарыдала.

Камилли за время путешествия придумал много отповедей, но увидев ее, разбитую, слабую, опустошенную и такую измученную, забыл их все.

— Котенок, не надо…

Он притянул ее к себе и обнял. Губы заскользили по заплаканному лицу. Она потянулась к нему всем своим существом и приникла к теплому телу.

Они больше не проронили ни единого слова. Она еще долго плакала, даже тогда, когда стала отвечать на его поцелуй, утопая в нежности его языка и сладких губ. Затем, взяла его за руку и повела в свою комнату.

Как только дверь ее обители закрылась за ними, они набросились друг на друга с одним единственным желанием: заняться любовью здесь и сейчас.

Трясущимися руками Назефри срывала дорожный костюм со своего мужа. Он освободил ее грудь и припал к маленькой розовой вершинке. Она застонала и обняла его за плечи. Его руки, одна из которых все еще была перебинтована, заскользили по нежной бледной коже, поглаживая каждый доступный изгиб ее тела, прижимая податливые бедра к своему возбуждению, и рыча в ответ на то, как она терлась о него.

Камилли поднял ее на руки и положил на кровать. Встав на колени перед ней и устроившись между ее бедер, он с жадностью припал ртом к ее лону. Она закричала, выгнулась, но не стала его останавливать. Ее бедра двигались ему навстречу, пока где-то глубоко не поднялась волна и не захлестнула ее с головой. Он не остановился, гладя нежную кожу, проникая пальцами в самую ее суть и лаская, лаская, словно безумный.

Назефри обхватила его голову руками и потянула на себя. Он забрался на кровать, готовый завладеть ею, погрузиться в нее и никогда не выходить. Но она перевернула его на спину и оказалась сверху.