– See you later, alligator, – заявила Даша, уходя.
Я поддержал её:
– After while, crocodile[38].
Когда она ушла, я предложил Валерии выйти из нашего «бункера» подышать воздухом. Удивительно, но она сразу согласилась. Мы выбрались из ангара и пошли в поле. Солнце скрылось за облаками, стало прохладнее.
– Скажи, пожалуйста, Лера? – спросил я, не очень, впрочем, рассчитывая на искренний ответ, – этот матрасный концлагерь… пардон, это ваше кефирное богоугодное заведение – оно давно здесь, в наших бескрайних степях?
– Сергей, ты пока не знаешь истинного предназначения нашей организации, поэтому я попрошу тебя не торопиться со скоропалительными выводами. А наша база здесь уже полгода.
– Ну, хорошо, оставим пока эти разборки. А скажи мне, милая Лера, вот такую вещь: что будет, если я откажусь от вашей благотворительной миссии? Расстрел через повешение с последующим утоплением, а может ещё что-нибудь похуже придумаете?
– Я же просила тебя, Сергей, не спешить. Ничего мы с тобой делать не собираемся; ты должен поверить и принять – сотрудничать с нами в твоих интересах, причём тебе мы нужны… будем нужны даже больше, чем ты – нам.
Стоп, эту песню я уже слышал раньше. Ну, да, ночной звонок, Лили – она тоже говорила, что они мне нужны и… что я могу исправить… что?
– Что я могу исправить?
– Ты всё поймёшь, только подумай немного. Иди к себе, спокойно посиди и поразмысли… я прошу тебя… Сергей.
– ОК, – я кивнул. Минуты три мы шли молча. На небо наползла свинцовая туча, начал накрапывать дождь; мы повернули к ангару. Дождь усилился, перешёл в ливень, пришлось взяться за руки и припустить бегом. В ворота мы вбежали уже до нитки промокшими.
– Нам надо переодеться, – сказала Лера, выпуская мою руку, – встретимся в зале.
Я прошёл к себе, вытер волосы полотенцем, переоделся в спортивный костюм, свои мокрые шмотки повесил на полотенцесушитель в дýше. В компьютерный зал Валерия вошла, одетая в бежевую обтягивающую водолазку и голубые брючки-слимы. Чёрт возьми, на неё приятно было смотреть!
– Эта униформа тебе подходит гораздо лучше, чем прежняя, – отвесил я банальный комплимент.
– Thank you, you're very kind (Спасибо, ты очень любезен).
Пока мы любезничали, к нам приблизилась вошедшая в зал Лилиан и протянула мне листок бумаги:
– Вы вылетаете из аэропорта «Домодедово» 19 сентября. Ты и Дарья, она будет тебя сопровождать. Вот распечатка электронных билетов. Виза вам не нужна. Пройдёте через "green channel" ("зелёный коридор"). В Тель-Авиве у выхода из аэропорта «Бен-Гурион» вас будет встречать Микаэль Нойманн (я вздрогнул), наш сотрудник, на «Форде» с номером 321-29-218, запиши. Он отвезёт вас на место, куда – узнáете в своё время.
– Прости, как фамилия вашего сотрудника? – внезапно охрипшим голосом спросил я.
– Neumann, Michael Neumann, – повторила Лили. – Вот тебе деньги на мелкие расходы: купить воды, пива или мороженое, например, – она протянула мне небольшую стопку банкнот. – Пересчитай, здесь 1000 шекелей.
Я развернул стопку веером. Там были 8 коричневых купюр по 100, две фиолетовых – по 50 и пять зелёных – по 20 шекелей.
– Всё верно, – сказал я, – спасибо.
– Завтра в 9:00 встречаемся на лётном поле, у самолёта. Полетим в Москву, – сообщила Лилиан, – понятно?
– Yes, Lady!
Когда Лили кивнула и отошла, я глянул в бумажку. Там было напечатано: Sergey Novikov (ADT) и Darya Leyner (ADT), затем номер рейса, аэропорт и время вылета, авиакомпания El Al Israel Airlines, аэропорт и время прибытия, а также прочая билетная тарабарщина.
– Лера, не откажешься выпить со мной кофе? – решил я забросить удочку. – Завтра я улетаю, и мы больше не увидимся. Было очень приятно познакомиться с такой очаровательной психологессой.
Валерия удивлённо взглянула на меня, усмехнулась, но согласилась. Мы добрались до кафешки, и я заказал два эспрессо и круассаны с персипаном.
– А мне казалось, что ты не очень доброжелательно ко мне расположен, – сказала Лера, помешивая кофе ложечкой.
– Я полностью пересмотрел своё недостойное поведение и приношу искренние извинения за свои опрометчивые высказывания. Всецело отдаю себя на суд прекрасной маркизы, и, если леди будет угодно сменить гнев на милость и простить меня, я буду на седьмом небе от счастья.
Она усмехнулась:
– О, да ты коварный лицемер и хитрый дамский угодник, Серж Новиков. Но пользуйся добротой слабой женщины – прекрасная маркиза прощает твою дерзость, – она шутливо протянула мне руку. Я учтиво принял её и поцеловал со всей возможной деликатностью. Лера рассмеялась: мир был восстановлен. Я читал ей Эдгара По:
"I dwelt alone
In a world of moan,
And my soul was a stagnant tide,
Till the fair and gentle Eulalie became my blushing bride -
Till the yellow-haired young Eulalie became my smiling bride[39]".
Она благосклонно улыбалась, ей нравилось. Поболтав ещё о ничего не значащих пустяках (вроде прекрасной погоды, при том, что сейчас шёл сильный дождь), мы вышли из столовки и двинулись по коридору в сторону моих апартаментов. Перед входом в мой номер мы остановились и Лера сказала:
– Ну, пора прощаться, Серж. Мне нужно уехать… в город, по делам.
Я внезапно решился и, обняв её за плечи и прижав к себе, прильнул к её губам, ожидая отпора и возмущения. Однако она покорно стояла в моих объятиях, мне даже показалось, что она ответила на мой поцелуй, который несколько затянулся. Наконец она отстранилась и, переводя дыхание, мягко высвободилась из моих объятий.
– Прощай… маркиз. Вспоминай меня… там…
Улыбка, взмах рукой, она пошла к лестнице… Чёрт! Что творится? Тоже мне, герой-любовник, не пропускаю ни одной юбки. Зачем мне это нужно?..
Я вошёл к себе и прямо в одежде плюхнулся на кровать. Она сказала: подумай. Ну, что ж, попробую… Так, что они могут помочь мне исправить? Самое страшное? Но как? Это случилось, и изменить ничего нельзя. А вдруг… можно? Стоп, это уже паранойя; так можно и в дурку загреметь. Всё, нужно попробовать уснуть; the night brings counsel[40] – ни к селу подумалось мне (до ночи было ещё далеко). Наверное, от всего пережитого сегодня я обалдел настолько, что вскоре незаметно уснул… Разбудил меня стук в дверь.
– Войдите, – спросонья промычал я, разлепляя веки. Вошедшая Наталья, улыбаясь, пригласила на ужин. Сбрызнув лицо, я переоделся в свой высохший прикид и побрёл в ptomaine-domain[41]. Ужин состоял из куриного салата с авокадо и огурцом, пасты болоньезе и клюквенного морса с шоколадным маффином. Зря я под горячую руку бочку катил на местный общепит, обзывая отравиловкой. Очень даже вкусно, давно я так не питался. Все девушки были на месте, за исключением Даши, Леры и Лили (кстати, её я в кафе не видел ни разу). Джо вернулась из поездки и сверкала своей киношной улыбкой. Я пригласил её на вечернюю прогулку. Дождь прошёл, дышалось легко, осеннее солнышко приятно грело лицо. Мы двинулись по свежевымытой траве в поле.
– Ты в порядке, – задала дежурный вопрос Джослин.
– В полнейшем, – в тон ей ответствовал я. – Я завтра утром покидаю вашу базу. Мне было очень приятно с тобой общаться…
– Правда?
– Да. Джо, ещё раз прошу простить меня за… ну, в общем, прости…
– Конечно. Но мы уже закрыли эту тему. Я буду вспоминать тебя, Серж.
– Скажи, я смогу позвонить тебе?
– А ты хочешь?
– Yes.
– Вот мой номер, – она потыкала пальчиком в свой смартфон, в моём кармане завибрировал мой, принимая её вызов. – Звони, если сможешь… и захочешь – я буду ждать.
Она, видимо решившись, вдруг прижалась ко мне всем горячим телом, обняв за шею, и буквально впилась губами в мои… Голова пошла кругом, я непроизвольно обхватил её руками, поцелуй длился бесконечность; и вдруг я услышал в голове тонкий звон, словно хрустальные колокольчики играли какую-то нежную мелодию. Потом алый туман заволок всё вокруг. Из него выплыло лицо молодого темноволосого еврея, он что-то говорил, губы его двигались, но звука не было слышно. И вдруг прорвался прерывающийся голос: "Все люди – братья, только некоторые считают думающих иначе, чем они, врагами; это… не даёт понять… простую истину: любовь – высшее из понятий, выше… богов и царей, выше границ и разделений на господ и рабов…" Видение подёрнулось рябью и растаяло. И только сейчас я осознал, что всё это было сказано на греческом языке… Очнулся я в объятиях дрожащей, насмерть перепуганной Джо:
