Пока Кирш размышлял о недостатках и достоинствах капитанов, под конец начав напряженно обдумывать, куда это после собрания запропастилась Дороти, на его пути возникли вице-капитан «Пурпурных косаток» Закс Лунье и сам Черный Барон.

— Кирш Вермиллион, — спокойно и слегка пафосно произнес Закс, — я вызываю вас на поединок вице-капитанов. Окажите мне честь выяснить, кто из нас сильнее.

— О, прекрасный Святой Льда, — охотно отозвался Кирш, — я с радостью приму ваш вызов.

— Тогда не будем откладывать, начнем прямо сейчас, — кивнул Закс.

Магия ледяных кристаллов Закса, которую Кирш находил по-своему очень даже привлекательной, столкнулась с его изумительной магией лепестков вишни. Но, не смотря на все свое кажущееся благородство, Закс Лунье, как истинный член «Пурпурных косаток» не был так уж склонен к честной битве. В их ордене издавна ценились ум и хитрость. Так что Киршу предстояло противостоять не только Заксу, но и Барону, и честным поединком это уже никак не назовешь.

Закс, без всяких дальнейших вступлений, атаковал Кирша своими ледяными кристаллами. Однако он не старался его ранить, а готовил совместную с Бароном ловушку. Однажды Лунье довелось видеть очень красивую и изысканную магию зеркал семьи Адалаи. И Закс попробовал использовать похожий прием, создав ледяные зеркала. Пускай действовали они иначе, но такую полезную технику всегда хорошо было иметь про запас. И вот он окружил Кирша своими ледяными зеркалами, зная интуитивно, что предпримет дальше Барон. Между ними была связь, позволявшая Заксу понимать того без слов.

Поначалу Барон лишь отвлекал Кирша, пока Закс Лунье колдовал. В отличие от Вермиллиона, умеющего тонко управлять магией, он не заботился о том, что кто-то может пострадать, хотя и обращался со своей ничуть не хуже. Зачарованные лепестки вишневого дерева, такие нежные и опасные, по велению Кирша кружили, пытаясь достать врагов, но ничего не получалось: они то отражались от ледяных зеркал и кристаллов, то уходили куда-то прямо в них. Вскоре зеркала оказались совсем рядом, а кристаллы озарили все вокруг магическим свечением, и Кирш на миг застыл, невольно залюбовавшись своим отражением. Это и было началом его поражения. Из каждого зеркала на него повеяло такой темной мощью, что у вице-капитана помутился рассудок. Он, будто забыв где находится и что происходит, продолжал довольно смотреться в зеркала, розовея от удовольствия.

Кирш словно бы оказался в замедленном времени. Он мог с потрясающей точностью разглядеть малейшие детали своего отражения. Давало эту точность не качество самого зеркала, а магия его создателя. Его отражения, такие же прекрасные и безупречные, как он сам, казалось, жили собственной жизнью. Кирш не мог сказать точно, но видел, как в них струится темная магия, далеко не такая восхитительная, как его собственная, но чем-то, несомненно, очень притягательная. Он неожиданно увидел, что его отражения подмигивают, и понял, что им хочется большего. Он и сам хотел… Хотел увидеть больше, ибо это было невообразимо прекрасно!

Здесь, будто бы в застывшем пространстве и в замершем совсем времени, был только он: Кирш Великолепный. И он хотел этого великолепия еще больше. К чему ложный стыд? Пускай все видят, как он красив. И Кирш начал разоблачаться.

— Какое восхитительное зрелище! — одобрил Барон, обращаясь к Заксу.

Кирш неторопливо расстегивал верхнюю одежду; забыв про битву, он постепенно оголялся, любуясь своим безупречным, не знавшим физического труда телом, своей идеальной кожей, изяществом своих форм и всеми другими своими многочисленными достоинствами. Оголив верхнюю часть, он кокетливо вертелся перед ледяным зеркалом, поправлял прическу, рассматривал лицо (не приведи все боги, там мог вскочить прыщик), а после задумчиво начал себя поглаживать.

Никто кроме него самого не имел права к нему прикасаться. Только он сам имел право доставлять себе удовольствие или же наказывать себя. Думая об этом, Кирш эротично провел руками по груди, чувственно гладя и вздыхая; дойдя до сосков, он несколько раз обвел их по кругу, нажал, а потом ущипнул, оттягивая их пальцами, после чего те весьма соблазнительно затвердели. Кирш облизнулся и продолжил увлекательное исследование. Темная сила, которой его окатил Барон, была в действии, заставляя его ощущать великую страсть, что он мог испытывать лишь к самому себе. И Киршу немедленно захотелось все бросить и, как бы странно это ни звучало, заняться с собой любовью. Многие бы сказали «заняться самоудовлетворением», но, нет, это была любовь. Безграничная любовь Кирша к самому себе.

И он продолжил обнажаться, спуская штаны и любуясь собой. Ах, какие у него замечательные стройные ноги: какие изящные щиколотки, фантастические колени и великолепные бедра! А как мило покачивается между ними его сладкий перчик, что заманчивее спелого плода смоковницы. А как изумительны над ним рыжеватые кудряшки, которые он так же тщательно расчесывал и подстригал, как и волосы на голове.

Откинув одежду, Кирш стал пуще прежнего крутиться перед зеркалом, желая оценить себя с боков и сзади. Его отражения довольно поворачивались, кокетливо виляя бедрами и упругими попками. Кирш Вермиллион испытывал такое счастье, что у него встал. Он взял рукой свой член и, словно хвастаясь им, начал ласкать себя перед зеркалом, игриво потряхивая хозяйством. Его похотливые отражения делали то же самое.

Он призвал волшебные лепестки, и те начали вихрями кружить, нежа все его тело. Некоторые проносились между ног, щекоча попку, корешок члена и весело подкидывая кверху мошонку, что вызывало у Кирша особенно радостные вскрики. Закс в это время ехидно думал о том, уж не использует ли эту же технику распрекрасный, чтобы подтирать себе зад?

— Такого прекрасного тела достойны касаться лишь лепестки цветов! — восклицал Кирш.

«Так и думал», — хмыкнул про себя Закс и сотворил еще одну невероятно красивую вещь: кристаллическую статую, изображавшую Кирша. Тому очень понравилось сие произведение, и он начал с удвоенным азартом ласкать себя, умело наяривая свой перчик руками. Кирш так завелся, что не мог остановиться, двигая руками все быстрее и быстрей.

— Думаю, нам пора присоединиться, — сказал Барон, новоиспеченному помощнику.

Закс Лунье молча кивнул. Он переместился к кристаллической статуе и, коль скоро Кирш любовался собой и ублажал себя любимого на ее фоне перед зеркалами, коварно подкрался сзади и развел ему булочки. Статуя вдруг ожила и схватила Кирша, да так крепко, что вырваться не представлялось возможным. Когда Закс приступил к своему черному делу, тот заорал, словно ему вонзили в задницу ледяной кристалл. Закс без всяких предварительных ласк, — впрочем, Кирш уже обеспечил их себе сам, — начал иметь вице-капитана «Кораллового павлина» самым непристойным образом, прямо посреди улицы, вонзая ему по самые яйца. Кирша утешало только то, что Святой Льда был, по его мнению, достаточно прекрасен, чтобы это делать. Барон с наслаждением смотрел на сплетение молодых красивых тел и вдохновлялся. Вскоре он не выдержал и, раздевшись, присоединился.

Сперва Барон оглядел самого себя в зеркалах, силясь понять, насколько он сам хорош по людским меркам. Подумав, что вроде бы ничего, решил уточнить у любовников.

— Вы божественны, мой Барон, — тяжело дыша, ответствовал Закс.

— Не так, как я, но вполне, — одобрил Кирш в перерыве между истошными криками.

— Что ж, тогда вы ведь не будете возражать, если я присоединюсь? — весело спросил Ламенталь, доставая из штанов свое немаленьких размеров достоинство. То в мгновение ока увеличилось до невероятных размеров, заставляя Кирша округлить глаза от ужаса, а Закса благоговейно выдохнуть. Барон подошел к Киршу и взял его за подбородок: — Раз ты утверждаешь, что прекраснее тебя никого нет, то я просто обязан лично испробовать тебя, познав твои тело и душу, — он нехорошо улыбался. — Спасибо, Закс, что его подготовил.

— Нет! — воскликнул Кирш.

— О да, — ухмылялся Барон.

Вермиллион заартачился, но темная магия поставила его на колени и разверзла его обворожительный рот. Черный Барон загнал в него свой член, словно сваю. Кирш сам не понимал, как его принимает, и думал, что умрет от такого надругательства.