— Тридцать девять и пять! — воскликнул он. — Сейчас дам отвар, добавлю туда только пустырника… — с этими словами он вернулся к столу. Потом вернулся ко мне с кружкой чего-то там, не знаю чего, и думать не хочу.

Выпила. На вкус ничего так, напоминает микстуру от кашля с травами.

— Я добавил немного успокоительного, ты должна поспать, — Болдрик дотронулся рукой до моего лба, погладил по волосам. — Я прямо сейчас продолжу работу над этим веществом, думаю, это оно как-то на тебя влияет. Разберусь с формулой — смогу изготовить противоядие. Все хорошо будет, Ан… Аделин. Обещаю.

— Спасибо, Эгон…

Огорченное лицо Кевина — последнее, что я видела прежде чем отключиться и погрузиться в сон без сновидений.

========== Четвертая глава ==========

Где-то посреди ночи Болдрик заставил выпить меня странный на вкус отвар, больше напоминающий пропавшие кислые щи. Сейчас хотелось провалиться обратно в сон, но чувствую, что проснулась и никак обратно.

Глаза открывать не хочется. Жутко болит затылок, думать больно, на виски давит. Мысли трепыхаются, как рыбы тесном в аквариуме, сложно сфокусироваться на чем-то одном. В голове нестерпимая боль от каждого появляющегося там слова. Хочется сбежать от этой невыносимой боли, забыться. Тело ломает, наверное, у меня высокая температура. Надо просто отдохнуть. Отдохнуть еще чуть-чуть…

Ох… С трудом переворачиваюсь на другой бок, не открывая глаз — веки словно слиплись под тяжестью болезни. В последнее время было столько гонок, столько дел, мой организм уже не выдерживает, я чувствую, как меня выворачивает, как тело хочет сдаться. Усталость накопилась. Ее тонны засели на моих плечах. И нестерпимая боль. Надо отдохнуть. Еще, еще отдохнуть…

Вздрагиваю от собственного всхлипа… Эгон снился… Где-то в лесу, возле костра… Черногнилы. А у меня нет сил подняться с матраса. Да что там, я не могу даже пошевелить рукой. Если брать за основу сто процентов заряда моей батарейки, то сейчас я на грани пяти процентов. Ни на что нет сил, даже на мысли. Надо отдохнуть. Еще немного отдохнуть…

Как это странно — дышать. Просто не замечаешь, как делаешь это. А когда задумываешься, стараешься дышать прилежно и не перестать это делать. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Вот так. А мне бы хотелось, наверное, перестать… Единственное желание сквозь все. А может, нужно просто отдохнуть.

Еще.

Луч солнца скользнул по лицу, проникая внутрь палатки сквозь открытый вход. Жмурюсь от яркого света. Новый день, я выбралась из полосы тьмы. Приоткрыла глаза, привыкая к свету. Боль наконец-то отступила. Мысли пришли в порядок.

Сажусь, голова даже не закружилась, смотрю по сторонам. Так странно снова мыслить трезво, как будто на подсознании не хватает озноба, боли и лихорадки. Странные ощущения. За поворотом вижу умывальник. Вот прямо то, что сейчас нужно. Встаю и уверенно шагаю к нему.

В голове среди миллиона других мыслей навязчиво бьется лишь одна: Эгон жив. И я не знаю, что с этим делать. Восемь лет минуло с последней нашей встречи, и у меня, похоже, наконец, отболело. Его возвращение в мою жизнь ничего не меняет. Ровным счетом ничего.

Ух ты, в умывальнике даже вода теплая… Я посмотрела в зеркало, висящее над ним. Ощущение, словно в первый раз увидела себя. Похудевшая, бледная, с огромными синяками под глазами. А еще морщины. Морщины в уголках глаз, возле рта, на лбу, шее… Я их не замечала раньше, я словно забыла, кто я такая. Словно Аделин спряталась за Аннет, как в скорлупу, спряталась от себя самой, выстроила новую личность, чтобы забыть о прошлой жизни. Посетившие меня мысли застали врасплох, стало дурно.

— А, Адел? Как ты не понимала этого раньше? — спрашиваю себя, глядя в глаза отражению в зеркале. — Последние восемь лет ты жила только воспоминаниями о тех, кого потеряла, но не моментами реальной жизни, пока все они еще были рядом.

В моей жизни ничего больше не было, я все пропускала мимо. Я постоянно хоронила людей, которых называла друзьями, но не подпускала их к себе достаточно близко. Я привыкла любить мертвого Эгона, убиваться и страдать по нему, это было неотъемлемой частью моей жизни. Нет. Это было самой жизнью. И он был моим единственным настоящим другом. После него все оборвалось. Святой грааль, осознание всего этого почти сводит с ума… На глазах невольно навернулись слезы.

— Как ты, Аннет?

Я вздрогнула, обернулась. Болдрик озадачено смотрел на меня. Вот бы мне немного его оптимизма и уверенности… Как я могу ответить на его простой вопрос? Когда хочется вылить все, что накопилось, но не могу. Я не могу загрузить Болдрика своими проблемами. Они только мои и ничьи более.

— Да нормально… — поспешно вытираю слезы. — Намного лучше, конечно, чем было.

— Я рад.

Мы вернулись обратно в комнату, Болдрик налил мне свежезаваренный чай. Я уселась на матрас, делая глоток горячего напитка. Моя жизнь обрушилась в один миг от осознания происходящего, которое я блокировала восемь лет. Это все теперь разгребать неизвестно сколько времени, но все равно стало легче. Я хотя бы поняла, что на самом деле меня мучит.

— Я сумел вывести формулу вещества, из которого состоят заряды черногнилов, — довольный Болдрик вывел меня из раздумий и показал мне вырванный тетрадный листок с химическими формулами.

Я в непонимании уставилась на него, несколько раз повторив про себя только что сказанные им слова.

— Что?

Я взяла этот листок и честно попыталась понять, о чем там идет речь. Но все формулы сразу же заплясали перед глазами, я просто не смогла сфокусировать взгляд. Конечно, глупо думать, что мне сразу окончательно полегчает, и я так быстро восстановлюсь. Ничего в этом мире не бывает просто так.

— Объясни сам, ничего не могу разглядеть, — попросила я, возвращая листок Болдрику.

— Да, прости, — он озадачено почесал затылок. — Если совсем просто, то в этом порошке намешаны цезий-137 и сильная черная магия. Насколько я смог понять, эта смесь постепенно разрушает мыслительные процессы и мозг в целом. Очевидно, это и было целью черногнилов — разрушить твой мозг. На основе этой формулы и формулы гнили…

— Ты вывел формулу гнили? — я внимательно посмотрела на Болдрика, словно в первый раз его увидела. Он такой умный. Все знает, все умеет. Я уже отвыкла от этого. Когда рядом кто-то такой умный. Как Эгон.

— Я собираю ее образцы и сравниваю их, — Болдрик кивнул. — Кстати, тогда в магазине, где мы встретились, я тоже надеялся собрать материал, но опоздал, там уже провели дезинфекцию. В общем, я сумел приготовить противоядие, — последняя фраза была произнесена с явным сомнением. — Тебе ведь лучше, верно?

Уверено киваю.

— Это самое главное, — Болдрик быстро и часто закивал. — Но я все еще не уверен насчет побочных эффектов. Я очень переживал за тебя эти три дня, экспериментируя на крысах…

— Угу… — киваю, делая глоток чая. — Постой, три дня? Ты уверен? Хочешь сказать, что я пролежала здесь три дня? — недоверчиво смотрю на Болдрика. Мне казалось, что я максимум провела в бреду одну ночь.

— Да. Это было похоже на горячку при гриппе.

— Три дня… — я покачала головой. Столько времени болеть нельзя.

— А теперь тебе нужно еще отдохнуть.

— Но…

Но Болдрик не желал слушать никаких возражений. Пришлось лечь. Хотя с кем я спорю? Сил ни на что нет.

Прошло еще два дня. Два пустых дня. Это ужасно. Болдрик ничего не давал мне делать, а я не могу сидеть долго без дела. Но приходилось. Я пыталась читать его заумные учебники по ядерной физике, а он все ковырялся со своими склянками и черной гнилью. Нет, я ему благодарна, но просто сидеть в палатке я уже не могу. Это выше моих сил. Надо что-то делать, а то мои мысли меня уничтожат. А заниматься самоедством можно сколько угодно, разве что без пользы для себя. Поэтому первой здравой мыслью, посетившей меня за последнее время, показалось возвращение за машиной. Оставила свой родной фольксваген возле дома мисс… миссис… Нет, не помню имени. Но потерянное в памяти имя не так важно, как мой фольсваген.