Было трудно, но задача выглядела очень интересной.

На тот момент прошло больше десяти лет после инцидента. Спустя столько времени это происшествие стало больше похоже на притчу или городскую легенду, если можно так сказать. Простите, это, конечно, не лучшее слово для описания тех ужасных убийств. Они оказали сильнейшее влияние на всех выживших и очевидцев, на всех жителей города.

Однако по прошествии времени люди, которых множество раз допрашивали, смогли наконец оставить это в прошлом. В процессе переживания многие каким-то образом смогли создать свою версию событий – раз за разом вспоминая и рассказывая об этом, они все время что-то подправляли, улучшали и систематизировали. Возможно, поэтому было так увлекательно слушать их, как казалось, отрепетированные рассказы.

Интереснее всего были разные версии одних и тех событий от разных людей – это заставляло задуматься о том, насколько эфемерной может быть реальность.

Люди искренне верят в то, что их слова – это фактическое описание увиденных ими событий, но мало кто задумывается над тем, как все-таки сложно достоверно описать то, что ты видел. Это скорее невозможно. Убеждения, уловки восприятия и памяти разных людей формируют совсем разные описания одних и тех же событий. Знания, полученное образование и даже черты характера неизбежно влияют на их точку зрения на произошедшее, создавая когнитивные искажения.

Поэтому, кажется, абсолютно невозможно узнать, что же произошло на самом деле. Исходя из этого, необходимо признать, что все написанное в учебниках или газетах не более чем общий знаменатель – информация, совпавшая во всех доступных источниках. Наверняка всем известно, кто кого убил, но даже непосредственные участники вряд ли осознаю́т все факторы и условия, приведшие к событию. Другими словами, правду знает только всевидящий бог – если он, конечно, существует.

Помню, придя к такому заключению, я сильно расстроился. Я ведь изучал право. Оказалось, очень самонадеянно было верить, что человек может судить другого, опираясь на достоверные факты – их, выходит, и вовсе не существует.

У меня тоже остались воспоминания об убийствах, но я тогда учился в начальной школе, и они сводились к тому, что все взрослые были крайне взволнованы, потому что произошло нечто столь ужасное.

Согласившись помочь Сайге, я решил изучить газеты того периода, чтобы разобраться с хронологией событий. Однако она сочла это абсолютно необязательным, поскольку хотела избежать любой предвзятости в расследовании. Так что я не посвящал этому много времени и сил. Сайга выдавала мне не только деньги на проезд и питание, но и каждый день платила жалованье, так что для меня это была своего рода подработка в небольшой поездке.

Сайга какое-то время сама подрабатывала, чтобы профинансировать это расследование, – правила домашние задания, работала в магазинчике, торговавшем бэнто[33]. Она приступила к работе и ни секунды не сомневалась, стоило ей принять решение. Сайга даже рассчитала точное количество рабочих часов, необходимых, чтобы заработать нужную сумму.

Мы остановились в гостевом доме минсюку[34] – в разных комнатах, разумеется. Мы много раз возвращались в К. и каждый раз останавливались в одном и том же гостевом доме у станции. Практически каждую ночь мы проводили вдвоем за расшифровкой интервью. Хозяева наверняка приняли нас за исследователей местного фольклора.

Да, расшифровывать было очень трудно.

Час или два, казалось, пролетали незаметно, но это крайне утомляло. В день мы опрашивали несколько человек, и кассеты все продолжали копиться. Было важно хоть в общих чертах записать каждый рассказ, ведь по возвращении в Токио практически не получалось найти нужное место на записи. Это походило на зубрежку перед экзаменом – помню, я точно так же ездил в Токио и обратно, сдавая вступительные экзамены в университет. Я приезжал в столицу и занимался, не отрываясь, ровно до того самого момента, как нужно было отправляться на экзамен.

Сайга была предельно серьезна. Не припомню, чтобы она говорила без необходимости. В конце дня, закончив трудиться, мы могли немного поговорить перед сном, открыв баночку пива. Вот что я помню.

Да, должен признаться, я был тогда увлечен этой девушкой.

Это были не совсем романтические чувства – скорее, желание поближе узнать ее, понять, о чем она думает.

Макико не была красавицей, но ее точно сложно было не заметить – такая девушка словно излучает особую атмосферу. Думаю, мужчины вокруг это чувствовали.

Подруги? Не думаю, что они у нее были. Казалось, к другим женщинам в компании она относилась холодно и немного пренебрежительно, а если ей нужна была помощь, то напрямую обращалась к мужчинам. Помню, она говорила что-то о том, что мужчины более прямолинейны и с ними проще общаться.

Но я бы не сказал, что Макико была из женщин, гонявшихся за мужчинами, или из тех, что начинают сердиться, если окружающие не носят их на руках.

Не была она и девчонкой-сорванцом, которая с детства дружит с мальчиками, – из тех, что считают девочек слишком скучными и зажатыми, и предпочитают мужскую компанию. Такие девчонки в глубине души обычно оказываются куда женственнее своих сверстниц.

Это точно не про Сайгу. Она была очень сухой. Окружающие девушки не видели в ней соперницу – скорее, человека сдержанного и неэмоционального, с другими, отличными от их, ценностями.

Мое мнение о ней? Она никому не доверяла.

У нее точно не было никакого желания участвовать во всех этих девчачьих играх и спорах, быть частью женской компании. Казалось, ей не нравится сама идея командной работы, необходимость делать что-то вместе. По моим наблюдениям, пусть она и не доверяла никому, в ситуациях, требовавших социального взаимодействия с другими людьми, Макико всегда предпочитала мужчин женщинам. Любую помощь она не воспринимала как одолжение, а старалась непременно отплатить – выстроить взаимовыгодный обмен.

Возможно, поэтому Сайга и выбрала меня. Со мной было проще сработаться, и она знала, что отношения не зайдут дальше положенного.

Когда мы работали над записью интервью, я все размышлял, какой он – парень, с которым она встречается, и почему она не попросила его о помощи. Возможно, их расписания не совпали, или Макико попросту не хотела смешивать работу и личную жизнь. За все время я так и не смог понять, какая она в обычной жизни, – Сайга ни с кем не позволяла себе расслабиться.

Наедине со мной она было такой же, какой я помнил ее по клубу.

Я никому не сказал о том, что мы работаем вместе, и, думаю, она тоже никому не говорила. Она была не из тех, кто делится с окружающими каждым своим шагом, да и, перейдя на четвертый курс, в Клубе путешественников больше не показывалась, поэтому никто из наших общих знакомых не заметил, что мы одновременно отлучались из Токио.

Когда из ее работы получилась книга, Макико предложила указать меня как ее помощника, но я отказался. Почему-то я не хотел, чтобы всем стало известно, что я ей помогал. Я хотел, чтобы все это осталось приятным воспоминанием. В конце концов, мои инициалы оказались в книге, но никто из моего окружения так и не догадался, что это я.

О том, что Сайга была связана с произошедшим и бывала на месте преступления, я узнал только когда мы начали работу. Она ничем себя не выдала; я был крайне удивлен, узнав об этом в разгар одного из интервью, но изо всех сил старался сохранять спокойствие.

Я и представить себе не мог, что она была одной из тех соседских детей, о которых писали в газетах – они были на празднике в тот день, но не пили отравленный сок. Я полагал, что Сайга всегда жила в Токио, не зная о городе из ее детства. В университетские времена она точно жила в Токио.

До того момента я втайне переживал, что, завидев студентов из столицы, задающих вопросы о массовых убийствах, случившихся когда-то давно, люди откажутся говорить. Но, услышав ее фамилию, многие сразу охотно шли на контакт и много вспоминали. В первый раз я очень удивился и даже спросил, не были ли они старыми знакомыми. Тут же словно пелена спала с моих глаз. То, что должно было стать простой подработкой, вдруг изменило мое представление о ней. Всегда холодная и собранная, Сайга вдруг решила заняться происшествием из своего детства – а ведь, возможно, именно это событие и сделало ее такой. Возможно, она так и не смогла пережить его, избавиться от этой ноши.