И Николай Иванович с содроганием вспоминал их с государыней вчерашний разговор. И Ее гнев, обрушившейся ему на голову. Тяжёлую одышку и лихорадочный румянец, и как сжатая в кулак рука стучала по столу.

Она узнала. Каким-то образом попала к императрице его переписка с Павлом, где он имел неосторожность (расслабился!) о Саше говорить и обо всем, о чем они условились. Кто дал наводку, он не знал, но подозревал, что здесь замешан Зубов. Быть может Саша в разговоре с ним сказал лишнее..или как-то иначе дал понять..А ведь он учил его десять раз подумать, прежде чем что-то говорить! Впрочем, теперь не важно. Теперь поздно..

—Интриган! Что ты наделал? О, я знаю, к чему вы все, все стремитесь! Через него до власти думаете все дорваться! Набить хотите свой карман..через него, через дурака…-Когда она была в волнении, в ее речи акцент проступал намного резче,- Ну ты-то, ты-то, Николай Иванович! Ты же его знаешь…ты знаешь, почему нельзя!

И Салтыков внезапно понял,что Екатерина говорит не о внуке, а о сыне. Императрице же к нему шагнула, вцепилась в плечи и затрясла.

—На твоей совести то будет! На твоей! Не мог он сам до этого дойти! Я знаю!

Из покоев государыни вышел медик, имевший хмурый вид. Он кажется никак не мог решить, стоит ли сообщить вердикт прилюдно или кому-то одному. Салтыков сделал ему жест рукой, показывая на Александра.

—Ваше Высочество! С прискорбием должен вам сообщить, что надежды нет. Если только расчитывать на чудо..- и добавил.- Вы можете войти к ней, если хотите. Но императрица без сознания, вас не увидит и не узнаёт.

Александр бросил взгляд на Салтыкова и пробормотал: «я подожду, когда отец приедет…»

Императрица умирает. Какое б было благо, если б это произошло в один момент! Но нет, смерть затянула свой приход на многие часы, не давая никому покоя. И понимая всю обреченность положения, они, все, все запертые здесь наедине с ней, должны были просто ждать.

Александр ждать не мог. Он вернулся к себе в комнаты и переоделся.

Костя тоже одел другой мундир и все смотрели на эти их мундиры, которые говорили лучше всяких слов. Александр только опасался, что откуда-то появится официальное завещание, будет вслух оглашено и его поставит перед ужасной сценой. Но Николай Иванович с этим пообещал помочь…

Когда граф Зубов увидел его, облаченного в Гатчинский мундир, лицо его болезненно скривилось, губы задрожали. Он уже воображал своё падение, воображал худшее, что ждёт его. И Александр не испытывал ни капли жалости.

—Ваше Высочество…- в ставшем выше голосе укор.

Он хочет спросить: да как вы можете? Ведь вы же обещали..

И Александр мысленно отвечал ему с презрением: я ВАМ ничего не обещал.

И граф тогда сорвался и поехал в Гатчину, в жалкой и отчаянной попытке себя спасти,первым припав к ногам того, кому он так помешать хотел добраться до престола.

Прибыли наконец-то Великий князь с княгиней, и Александр с облегчением вздохнул. Теперь отец все возьмёт здесь на себя..

Все всем стало совершенно ясно и эти лицемеры, которые его же упрекали ( как он их ненавидел!) бросились теперь к ногам наследника.

Отец был в странном настроении-взволнованный, он совмещал сейчас в себе отчаянье и нетерпение и с недоумением смотрел на всех тех, кто готов был перед ним так жалко ползать. Он первым делом, ни с кем не говоря, прошёл туда, где умирала императрица, потому что, кажется, не мог поверить сам..

Теперь они вошли все в комнату, где она лежала. Сам Александр не понимал даже, что он ощущал. В нем все смешалось: страх, отчаянье, ощущение теперь уж перед ней своей вины и вместе с этим …почему-то радость.

Конец теперь этой двойной игре, теперь все будет по-другому..теперь он…что же он? Он стоял и думал, как страшно пахнет в этой комнате лекарствами, духами и ещё чем-то непонятным, что вместе все рождало в его сознании, что так,должно быть,пахнет смерть. Императрица лежала не на кровати, а на полу, укрывая покрывалом. То что ее не смогли даже поднять и перенести туда, где подобает быть больному, произвело ещё более жуткое впечатление. Александру страшно было подходить ближе и он удивился, когда отец встал рядом с телом на колени и поцеловал лежавшую безвольно на покрывале руку. Кто-то подтолкнул его и Александр подошёл, не понимая, что должен сделать. Поклониться ей? Поцеловать? Да разве ж даже будь она в сознании все это было б нужно? И Александру начали казаться глупыми и фальшивыми все эти ритуалы, напоминающие проводы покойника по отношению к человеку, который все еще был жив.

Он так стоял возле тела, боясь дотронуться и,вдруг, императрица зашевелилась. Она открыла один глаз и посмотрела прямо на Александра, при этом рот ее, чуть съехав в сторону, исторг какой-то жуткий звук. Не выдержав, Александр сделал вид, что плачет и закрыв лицо руками, выбежал из комнаты.

Остаток дня Александр старался не отходить от отца, ни с кем не разговаривать и не оставаться сам один. Он безропотно шёл туда, куда тот велел, что-то приносил кому-то что-то говорил. Он подчинялся его воле с облегчением и думал, что ведь отец, должно быть, к этому готовился..он знает, как себя вести.

Потом, ближе к ночи, все разом кончилось, и было так ужасно. В ушах у Александра ещё долго стоял кошмарный предсмертный стон, заставивший всех содрогнуться всех, кто был не только в комнате, но и в коридоре.

Он слышал голос медика, который объявил: «кончено теперь..»

И, вдруг,отец, который все это время уверенно себя держал, в лице переменился, задрожал и, расплакавшись, выбежал из комнаты, при этом к смущению всех, перешагнув через лежавшее на полу тело матери. Эта внезапное проявление чувств не столько тронуло Александра, сколько потрясло.

«Он плачет, а почему я заплакать не могу?…»- задавался он вопросом и пришёл к тому, что слёзы эти есть слабость, которую отцу не стоило бы проявлять сейчас при всех. Разве кто-то теперь ему поверит? И тут же вспомнил, как сам он притворился, что заплакал, чтобы выйти…Но нет, отец не притворялся. Он не умеет для них играть.

И впервые, в эту секунду, Александр подумал, насколько тот не вписывается в общество этих людей, которыми ему теперь придётся управлять. Насколько он далёк здесь от всего..и мысль эта тревогой отозвалась внутри, родив вопрос: и что же теперь будет?

«Я помогу ему….я должен это сделать..»

Павел был у себя в комнате вместе с Салтыковым и Безбородко, когда Александр туда вошёл. Ему показалось, что эти трое о чем-то спорили и Николай Иванович сказал: «Ваше Величество, никак нельзя допустить, чтобы граф..»

«Я не хочу начинать правление с ареста, и к тому же он был другом моей матери и..»

Увидев Александра все замолчали и Павел с радостью протянул к сыну руки, принимая его в объятья.

—Ваше Высочество..как хорошо что вы теперь пришли! Оставьте нас, господа..- обратился он к мужчинам.

Когда Безбородко и Салтыков ушли, отец снова, в каком-то лихорадочном волнении обнял его, сегодня за день уже раз четвёртый или пятый. Глаза у него были полны слез, но на этот раз слёзы выражали не горе, а сильнейшее волнение и то, что испытывает человек, которому угрожала опасность и теперь благополучно миновала.

—Алексаша, ты….а где?

Он не успел докончить, потому что в комнату вошёл слуга и немного заикаясь обьявил, что по дворцу вот уже как полчаса носится какой-то молодой человек, по виду из Гатчинских военных и на вопросы отвечает, что прибыл по приказанию князя Павла.

—Так это Аракчеев! - воскликнул Павел.- Как я запамятовал..я ведь за ним послал..Саша, иди и встреть его и проводи ко мне. Вы двое мне теперь нужны.

Пока Алексей бегал по дворцу,пытаясь разобраться, куда ему идти, он умудрился привлечь к себе внимание сразу многих. Всклокоченный, весь взмокший от быстрой езды, испачкавшийся грязью, он вцеплялся в каждого кто проходил, и не здороваясь, требовал проводить его к князю Павлу. Слуги шарахались, не привыкшие чтобы человек, даже военный, столь грубо и нагло себя вёл. Он не смотрел кто перед ним - вельможа или лакей, и в коридорах Зимнего дворца то и дело раздавались звуки ругани.