По счастливому исходу воли судьбы, Василию довелось сохранить горсть той заветной и благословенной родной земли и положить ее на то место, где она была взята. И после окончания германской войны и войны гражданской, при всеместном замирении, Василий решил всем своим разумом и изрядной физической силой, взяться за свое хозяйство. Он сам с собой рассуждал так: смекалка в голове, расторопность в движениях, сила в руках помогут преодолеть все препятствия и трудности. Он же обладал всеми этими качествами в полной мере, поэтому он за хозяйство взялся с особенным азартом, заботой и прилежностью. И работа его спорилась: в хозяйстве стало все прибывать, процветать и умножаться. Недаром он всю свою силу, умение, здравый рассудок и деловитость посвятил семье и домохозяйству.

Но со всем этим у Василия возросла и твёрдая требовательность к себе. В силу своего твёрдого характера, он требовал от семьи, чтоб все были всегда начеку, чтоб ему всячески угождали и помогали, и понимали его с полуслова. Особо он стал взыскателен по отношению к жене и требовал, чтоб она с взгляда понимала его и всячески угождала.

Неугождение, даже в малости, влекло за собой раздражение, недовольство и ругань. Он стал не в меру взыскательным и требовательным даже в мелочах: чтоб вода в умывальнике была всегда налитой, чтоб квас в летнее время не переводился (простую воду и чай он пить не любил), чтоб дети слушались беспрекословно и выполнял его указания и распоряжения безоговорочно.

Берясь всем своим существом, силой и смекалкой за свое хозяйство, Василий Ефимович решил заново пересмотреть и перестроить постройки. Перво-наперво он задумал построить новый двор. Вместо двойного, неудобного он решил построить большой, широкий, просторный под одной крышей.

В одно из майских воскресений 1922 года Василий собрал помочь, пригласив на постройку двора приближенных мужиков и сильных парней. Мужики, вооружённые топорами, готовили столбы, обтёсывали длиннющие стропила. Парни рыли ямы для установки опорных столбов. Санька с Ванькой на чурбашке молотками прямили старые кривые гвозди.

Рыльщики ям сначала рыли азартно, а потом, поуставши, частенько стали выпрыгивать из ям, сравнивать глубину их.

Дядя Федя, подозвавши хозяина, спросил:

– Как по-твоему, Василий, хватит рыть то, или еще прибавить? Я уж до глины дорылся.

Василий смерив глубину ямы, деловито сказал:

– Пожалуй, хватит. Глубины достаточно, аршина два с лишним будет. Ты, Федор, проверь все ямы, чтоб глубина везде была, как у тебя. Сейчас столбы на место будем ставить.

Установили десять дубовых добротных столбов. На них, при помощи «дубинушки», плотники подняли и установили четыре длиннющие поперечные связицы, на которых устроили временную оснастку из досок и туда затащили стропилины.

Наступил самый трудный и интересный момент работы – подъём и установка на место стропил. Командовал подъёмом сам хозяин Василий Ефимович. Соединив стропилины, как положено, и привязав к вершине стропил веревку, конец которой перекинули через крышу отлива на улицу, приступили к подъёму. За веревку уцепились парни, бабы и мужики, а два мужика заняли ответственные места около выдолбленных гнезд в связинах, где должны встать на свои места шипы стропилин.

По команде Василия Ефимовича, державшиеся за веревку, запели «Дубинушку» и под распев «Сама пойдёт!» дружно потянули вершину. Стропила медленно стали подниматься вверх, а когда они достигли нормального положения, Василий, наблюдающий с земли, подал команду «Стоп!». Стропила заняли отвесное положение, замерли на месте. «Крепи!» – скомандовал Василий. Зазвенели топоры, забивающие гвозди. Стропила распорками закрепили намертво. Теперь надо умелым движением веревкой, отхлестнуть ее с вершины стропил. Но это долго не удавалось. Перепробовали из мужиков почти все, но веревка не отхлёстывалась.

– Погодите тянуть-то! – проговорил Иван Федотов, взявшись руками за веревку, – видите, ее там заело. Мы ее только еще пуще затягиваем, – он еще раз встряхнул веревку. Она, извиваясь змеей, посылала к верху стропил причудливые волны, но не отцеплялась.

– Не будет дела, надо кому-то лезть. Мишк, полезай! – обратился Иван к своему сыну Михаилу, – только гляди, не упади, упаси бог, высота-то вон какая. Держись крепче, – напутственно добавил Иван.

– Да вроде я раньше-то не падал! – ободрительно отозвался Михаил, наплёвывая в руки, готовя себя к лазанию. Михаил полез, а оставшиеся на земле люди стали наблюдать за ним. По мере его подъёма по наклонной стропилине, люди все выше и выше задирали свои бороды. Цепко держась за стропилину руками и надёжно упираясь ногами, Михаил вскарабкивался по стропиле все выше и выше. Наблюдавшие замерли, разговор невольно прекратился, наблюдали, почти не дыша.

Когда Михаил добрался до верху и достиг вершины стропил, все облегченно вздохнули. Немножко отдохнув, Михаил, освободив веревку, сбросил ее на землю, стал смотреть с высоты в даль:

– Эх, отсюда, как с колокольни, все видно! Не только все село, даже поля и рыбаков видно! – кричал с высоты Михаил.

– А ты не увидишь ли оттуда мою лошадь-пеганку, – полушутливо крикнул ему Семион Селиванов, стоявший тут же на улице. – Я ее, спутав, выпустил на улицу на лужайку, а она, видимо, распуталась и куда-то убежала.

– Нет, что-то не видно твоей Пеганки, – отвечал с высоты Михаил, поворачивая свое лицо кругом, обозряя всю окрестность.

– Мужики! – вдруг настороженно крикнул сверху Михаил, – а что там, около лесу, на поперечной дороге, вроде толпа народу какая-то и вроде бы чего-то везут, наподобие колокола.

– Да, бишь, я и забыл, – вступил в разговор Федор Крестьянинов. – Я вчера был на станции, там, около бакауза с железнодорожной платформы сгружали большой колокол для вторусской церкви, а сегодня, видно, его везут.

Михаил стал медленно и осторожно слезать. Уставшие его руки дрожали, натруженные ноги изредка скользили по стропилине. От усиленного напряжения руки потеряли цепкость, не выдержали, и Михаил, сорвавшись, рухнул на помост с двухсаженной высоты. Толпа ахнула от испуга, некоторые бросились к Михаилу на помощь. Первым к нему подскочил его отец Иван:

– Ну, как, Мишк? – испуганно спросил он его.

– В боку больно! – простонал Михаил.

Его с помоста осторожно сняли на землю. С криком прибежали мать Михаила Дарья и его молодая жена. Подняв на ноги, они увели Михаила домой. К счастью, ушиб был не особенно опасным. Часа два отлежавшись, Михаил уже стал ходить по избе, прижимая ладонь к ушибленному месту.

Между тем, парни Минька, Санька, Ванька, соседи Сергунька, Санька, Мишка и Панька побежали в поле смотреть, как везут во Вторусское колокол.

Большой колокол, весом в четыреста двадцать пудов, закупленный вторусскими религиозными мужиками в Москве, прибыл по железной дороге на станцию Серёжа, где его погрузили на специально изготовленный помост на деревянных катках, и вот сегодня его народом везут со станции во Вторусское. На помосте около колокола стоит мужик, который, размахивая картузом, видимо, командует всем этим делом. К помосту прикреплено несколько веревок, за которые уцепилось много человеческих могучих рук.

При помощи всемогущей русской «Дубинушки» колокол с периодическим отдыхом людей медленно, но податно, подвигался к селу Вторусскому. Толпа, человек в сто, а то и в двести, отдохнув, снова запевают «Дубинушку» и дружно подхватив «Сама пойдёт!», напрягши свои мускулы с новой силой, тянули за веревки. Колокол народом благополучно довезли до Вторусского. Около церкви временно подвесили его (на специальные козлы), а через неделю подняли его на колокольню.

До обеда все стропила были подняты, а после обеда плотники занимались их обрешёткой жердями, которую к вечеру закончили полностью. После угощения, какое обычно полагается на помочах, мужики, подвыпивши и изрядно закусивши, спели несколько народных песен и разошлись по домам. В этот день в семье Василия Ефимовича появился на свет еще один человек – народился сын Владимир.