— Я столько всего натворил, что известие о помиловании меня абсолютно не обрадовало. Лучше бы меня расстреляли, как того сумасшедшего мерзавца, что впутал меня в это дело и убил мою жену! Хотя я сам во всем виноват, но я всё ещё жив… И возможно, отправляясь на эту миссию, я смогу хоть как-то искупить свою вину и перед людьми, и перед…ней.

Теперь тишина в моей каюте показалась мне гробовой.

— Не знаю, как вы, капитан, но я бы даже пальца не доверил этому себялюбивому засранцу, уж простите за нелицеприятное выражение. — В ответ О'Шенри взвился и хотел было высказаться, но Каюдзава его опередил. — Ты наверняка хочешь сказать, что уже изменился, что жалеешь, что пытаешься исправиться. Быть может все это так, но ты подумай сколько в твоём рассказе присутствовало твоего "я". Я жалел себя, я не хотел страдать, я испугался за последствия… Ты ни разу толком не подумал о других, да хотя бы о своей жене! И что-то я не слышал, чтобы ты особо пытался остановить своего коллегу, наоборот всячески шел у него на поводу.

Словами пилота можно было забивать гвозди в крышку гроба.

— Да что ты вообще понимаешь, пустоголовый вояка!… - раскрасневшийся О'Шенри с силой сжал кулаки так что побелели костяшки пальцев. Я уж было испугалась, что мне придется разнимать драку, но следующая фраза пилота все расставила по местам.

— Да, это про меня. Пустоголовый вояка, как точно сказано, хех! Все что я умею это водить вот это судёнышко и бить чужие рожи. Это МОЯ правда. — Твердо и с расстановкой припечатал пилот. — Так скажи мне, глядя прямо в глаза, и не смей лгать: я действительно ошибаюсь или прав в твоей оценке?

Медик подавленно молчал как-то разом сдувшись и ссутулившись. Морщины на его лице проступили четче, выдавая все прожитые годы. Он попытался открыть рот, чтобы возразить, но так и не смог. Японец криво улыбнулся.

— Значит, я был прав. — А потом пилот сделал то, чего я от него никак не ожидала. Он наклонился, и похлопал дока по плечу. Тот тоже не ожидая подобного, растерянно захлопал на своего оппонента глазами. — И ты был прав. Тот, О'Шенри начал бы сейчас возражать и оправдываться. Но О'Шенри, что сидит сейчас передо мной, я, пожалуй, могу верить.

Док, как-то изнуренно и потерянно улыбнулся пилоту и облегченно выдохнув, откинулся на спинку кресла. Я же подумала, что мои выводы о первом пилоте также были чересчур поспешны и поверхностны.

— А ты сам Каюдзава, что привело тебя на «Буревестник»? — Тихо спросила, расставляя перед мужчинами бокалы с воссозданным в репликаторе лёгким алкоголем. Вообще-то на борту военного судна любое горячительное строго под запретом. Но с такими беседами «за жизнь» кое-какое отступление от правил допустимо. Мужчины благодарно улыбнулись. Но если док сразу же осушил стакан, Каюдзава только пригубил содержимое и задумчиво его поболтал.

— Наверное, мне тоже нужно представиться заново. Меня зовут Каюдзава Наоки. И как верно подметил наш доктор я обычный вояка, из рода таких же вояк. Мой отец был адмиралом, так что для своих детей выбирал исключительно военную стезю. К слову, нас у него семеро и все мальчишки. Я самый младший, и как любит повторять моя дражайшая матушка, самый бестолковый. Как сказал Тарсон, был чемпионом в юношеской лиге, но потом пошел в летное училище и на этом моя спортивная карьера была закончена. В целом, моя жизнь была достаточно проста. Несколько горячих точек на задворках космоса, несколько рядовых медалек. И кодекс чести, который почему-то зачастую идёт в разрез с приказами руководства. Несколько разбитых офицерских рож и итог закономерен — я здесь сижу, болтаю с вами и пью самый отвратительный ликер, который только пробовал. Сюда бы сейчас нашего саке…

Я усмехнулась и сняла маску. О'Шенри нервно сглотнул. Ну да, борт медики раньше не видели меня без защитных покровов. В моей карточке стояла отметка, что медицинскую помощь мне нужно оказывать только в случае крайней ситуации, то есть рецидива. Каюдзава только сипло выругался и залпом осушил свой бокал по примеру доктора.

— Ну что Каюдзава, теперь мой ликер тебе не кажется столь отвратительным? — Я криво улыбнулась, представляя, как с подобным выражением выгляжу со стороны.

Японец сипло закашлялся и пробормотал, стараясь сильно не пялиться на мое лицо:

— Да нет, он весьма неплох…

— Добавки? — участливо поинтересовалась в ответ. Никто не отказался. После третьего стакана, выпитого мужчинами, настал черед моей истории. Пожалуй, в этом патрулировании я слишком много вещей делала впервые. И это мне нравилось. Вот и сейчас я кому-то кроме врачей рассказала о причинах, почему моя жизнь стала именно такой. Мужчины слушали молча, похоже, даже дыша через раз. После того, как отзвучали мои последние слова, они подавленно молчали некоторое время, а потом как-то синхронно заговорили:

— Но почему мне никто не сообщил, я ведь мог…

— Всего четыре месяца!?

Я несколько устало подняла руки призывая их к тишине.

— Говоря о том почему не сказали… Я попросила отца, а он надавил на нужные точки. Не хотелось лишних кривотолков, я и так привлекала излишнее внимание. И поверьте, О'Шенри вы бы ничего не смогли сделать. Лучшие медики освоенной нами части галактики не смогли. А что на счет срока, то уже несколько меньше четырех месяцев — со времени моей последней связи с врачами прошло больше двух недель.

— Но почему ты не сделала операцию!? Ты ведь могла продлить свою жизнь! — Возмущенно и несколько отчаянно выпалил Каюдзава практически срываясь на крик.

— Ребята, оглянитесь вокруг и скажите, что вы видите?

Мужчины недоуменно воззрились на меня, а затем более внимательно осмотрели мою каюту. После этого они уже с большим пониманием посмотрели на меня. Я медленно встала и с любовью провела кончиками пальцев по нескольким стеклянным пузырькам на полках. В целом у меня их было несколько сотен. Все стены моей небольшой каюты были увешены полочками на которых стояли стеклянные баночки, пузырьки, ароматические палочки. Стекло, как и многие другие опасные вещи, запрещено для использования в условиях космического корабля. Но мне было все равно.

— Это то немногое, что я могу себе позволить. Почувствовать ароматы тех мест, где я никогда не побываю. Вещей, которые никогда не смогу увидеть в живую. Если я потеряю легкие и трахеи, врачи заменят всю дыхательную систему включая нюховые рецепторы, и я утрачу способность обонять запахи. Моя жизнь и без того не изобилует красками, а без этого она и вовсе потеряет для меня большую часть смысла. Тактильную чувствительность я уже практически утратила. Облейте меня кипятком, и я не особо почувствую его температуру, только новую боль. Возможно это кажется вам безрассудством, но я устала. Вы представить себе не можете насколько я устала. Это дело будет последним в моей жизни, и я хочу отдаться ему по полной. Но прежде просто обязана вас предупредить. — Я поочередно посмотрела на каждого моего собеседника. — Эта миссия безумна. Даже более того, она суицидальна. Подписавшиеся на нее должны быть готовы погибнуть в любой момент. Тарсон сманивал вас славой, но на самом деле прославится только он и его руководство. Исполнители неважны, их забудут, как только используют. Будто разменную монету. Вас подписали на смерть.

За моей спиной каюта снова погрузилась в тишину.

— Мы знаем. — Спокойный голос Каюдзавы меня несказанно удивил. Уж он-то еще так недавно проявлял столько энтузиазма. Я резко обернулась. Пилот по-доброму усмехался с легкой насмешкой глядя на меня. — Не забывайте капитан, вы здесь самая младшая, а мы давно уже научились «рьяно поедать глазами начальство с выражением туповатого рвения и готовности на все». Я прав док?

— Абсолютно. — Улыбающийся О'Шенри обновил стаканы, после чего мужчины довольно чокнулись.

— И вы согласны на это? — Я даже не знала, чего сейчас было больше в моей душе — растерянности или разочарования в собственной не наблюдательности.

— Да, полностью. Подобный шанс выпадает порой только раз в жизни. И вы сами недавно заметили кэп: есть в мире вещи, за которые стоит умереть! — Каюдзава патетично поднял руку со стаканом, провозглашая тост. Доктор его сразу же поддержал. Мужчины однозначно спелись.