– С тобой будет жить, – сказал ему Красотка, кивнув на Берта.

– Не вопрос. Только медитировать не мешай.

– Ага. А у вас тут есть ванна? – спросил Берт и сразу себя одернул. Да какая ванна в такой халупе?

– Точно, ты ж с самого Сиродила пер! – озарило Кислого.

– Мы два-три раза в неделю ходим в купальни драиться, – Красотка переглянулся с Фифой: – А ходили мы туда…?

– В Миддас, позавчера. – подсказала она и повернулась к Гилберту: – Но я могу тебя и сейчас сводить. Деньги есть?

– Есть, – Берт ощутил, как внутри что-то приятно напряглось и задрожало, точно струны.

Фифа улыбнулась и встала. Носик взволнованно подняла на нее глаза и заскулила.

– Не переживай, ты тоже с нами пойдешь, – успокоила ее Фифа и сказала Берту: – Я тебя внизу подожду.

Прежде чем зайти с Кислым в комнату, Берт оглянулся и увидел, как Красотка ее поцеловал.

Спальня оказалась даже меньше той, что была дома. Распахнутое окно дышало уличной прохладой и смотрело на соседний дом через паутину бельевых веревок с болтающимися на них тряпками. На дощатом полу лежали три спальника – матрасы, застеленные разноцветными простынями и одеялами, и комковатые подушки. По стенам бежали нацарапанные мелом лошади с длинными развевающимися гривами, под ними плыли рыбы с огромными плавниками, а наверху парили птицы с размашистыми крыльями. В углу стоял шкаф с двумя полками: на одну Кислый запихивал одежду, а на другой одиноко пылились две книги. К стене рядом с шкафом прислонялось треснутое с углов зеркало.

Лейрен убрал книги с верхней полки, а Берт закинул туда рюкзак, колчан и лук. Меч оставил на поясе.

– Красивый, – сказал Кислый, глядя на лезвие. – Сам стырил?

– Мне Лирен подарил.

Кислый растерянно улыбнулся.

***

Фифа ждала во дворе, пока Носик копошилась в зарослях лютика. Когда Гилберт вышел к ним, засовывая кошелек в карман, Фифа спросила:

– Ты правда из Сиродила?

– Да. Из Коррола.

– Я была в Корроле проездом, когда ехала сюда из Валенвуда, – они вышли на дорогу и пошли через рынок. Носик потрусила следом. – Ты был в Валенвуде?

– Я знаю про него из “Почитателя красной кухни”. Там рассказывали про Фалинести, имга и коллопи.

– Я как раз из Фалинести, – улыбнулась Фифа, огибая палатки лавочников. Носик путалась под ногами прохожих и старалась держаться к ней вплотную, чуть ли не дыша ей в пятки. – А кто такие имга знаешь?

– Это такие разумные обезьяны. Они охотятся на каллопи, древесных мышек.

– А тебя не поймать, – заговорщически сказала она.

Сердце заколотилось. Гилберт шел, вымеряя каждый шаг. Боялся споткнуться и шлепнуться лицом на чей-нибудь прилавок, чтобы Фифа не рассмеялась и не стала считать “дуриком”. Но от того, что он старался следить за каждой мышцей, ноги назло путались. Пару раз он чуть не запнулся на ровном месте, обходя выкладку с глиняной посудой. Народу была тьма, поэтому на поворотах Берт почти всегда втыкался носом в спины покупателям. Тогда Фифа хихикала и оттаскивала его, а щеки ему заливала краска.

Чума бы не стал так жаться, думал Берт и натягивал на лицо вальяжную улыбку. Он расправлял плечи, поднимал подбородок и говорил:

– В Корроле не было такой толпищи. У нас все было ци… Цили-вили-зованно. Нет. Циви-ли-зованно.

«Он бы не стал так мямлить!»

Берту захотелось хорошенько вмазать себе по лицу или стукнуться лбом о прилавок. Фифа спокойно ответила:

– Потому там и была такая скука.

Он поднял на нее удивленный взгляд. Внутри даже пронесся холодок, навеянный памятью о последних ужасных неделях дома.

– Я же говорю, я там была, – улыбнулась Фифа. – Года три назад.

Гилберт снова впечатался в чей-то бок, потому что засмотрелся на нее с открытым ртом. Фифа снова его оттащила, взяв под локоть. Она пахла чем-то солоновато-сладким, похожим на карамель. Берт снова почувствовал, как жар опалил щеки.

– А сколько тебе лет? – спросил он. Впереди виднелся конец торгового ряда.

– Двенадцать.

– Да не ври.

– Ты не много ли о себе думаешь, миленький? – усмехнулась она и глянула на него сверху вниз. – Зачем мне тебе врать?

– Ну… Не знаю. Просто ты не выглядишь на двенадцать.

Фифа молча улыбнулась и обошла с ним загон с поросятами на продажу. Впереди расстилался богатый квартал, а за ним высилась арка в гостевой район с “Жирным жабом”.

– Повезло тебе, что я еще не настолько старая, а то в глаз бы получил.

Гилберт даже ее не услышал. Он вспомнил, что Амалии в Гильдии Бойцов Коррола тоже было двенадцать, и с ней целоваться было так себе. Она вообще губами не двигала, просто вытягивала их трубочкой. А Бьюли целоваться умела. Интересно, а Фифа умеет?

Эта мысль заставила Берта снова ощутить странное напряжение и жар где-то внизу. При ходьбе Фифа иногда случайно касалась локтем его плеча, и от каждого такого прикосновения Гилберта захлестывала волна мурашек.

На гостевой площади Фифа повела его в небольшой скверик справа от “Жирного жаба”. Вдоль дороги росли пушистые розовые кустики тамарикса. К таверне примостилось высокое здание с колоннами и высокой дубовой дверью. На медной табличке над входом вывели надпись на хаммерфеллике, а внизу перевод: “Морва благословляет чистых душой и телом”. Фифа кивнула Носику, и та послушно отошла ждать под куст.

Они развели тяжелые дверные створки и вошли в вестибюль – полумрачную комнатку с парой картин на стенах, изображающих морские пейзажи. Воздух уже здесь был влажным и спертым. Сбоку за стойкой стояла полная, как бочка, редгардка с пестрой чалмой. Она складывала желтоватое банное полотенце сначала вдвое, потом вчетверо и клала его на высокую стопку таких же приглаженных полотенец.

Фифа поздоровалась с ней на местном наречии, взяла у Берта пять дрейков и добавила пять от себя.

– Я тоже сполоснусь, – сказала она, подмигнула и расплатилась с хозяйкой.

Та выдала два свежих полотенца и указала на дверь рядом со стойкой. Они прошли в купальни – большой зал без крыши с двумя бассейнами. Под солнцем и безоблачным небом вода казалась ярко-бирюзовой. В зале стоял белый пар, в воздухе разливался густой запах мыла. Бруски лежали в чашечках, похожие на ракушки, по краям бортиков.

Перед бассейнами высились несколько арок с колоннами, а на полу местами поставили горшки с бамбуковыми пальмами. От двери до края купален растянулся помост, на другой стороне которого под навесом расстилалась синяя тень и ютились простые лавчонки. Повсюду на досках застыли темные влажные следы. Фифа и Берт стояли на площадке перед термами.

– Тебе в левый предбанник, мне в правый, – она указала на двери по бокам от них.

Гилберт проводил ее взглядом. Точнее, ее зад, виляющий под свободными льняными штанами. Не мог себя пересилить. Что-то внутри ТРЕБОВАЛО туда смотреть. Никаких “но”, миленький.

В предбаннике пересмеивались двое мужчин и молодой паренек, стягивая с себя одежду и вешая ее на крючки. Вдоль стен стояли несколько лавок, а над ними висели зеркала с мыльными разводами. Берт поскорее прибился к ближайшей скамье и стал раздеваться. Старался не смотреть на соседей, но краем глаза все равно цеплялся за их голые спины и сразу ругал себя за это.

“Чума оторвал бы ухо.”

Как только Гилберт спустил штаны, увидел страшное. ОН торчал! Как эти самые крючки на стенах!

У Берта замерло сердце. Такое же было вчера утром, когда ночевал еще в степи. Проснулся на заре и почувствовал, как между ног что-то жутко давит. Гилберт пошел проверить за валун, в чем дело (чтобы не смущать Фишку). И тогда, глядя на стоящего дыбом НЕГО, он подумал, что виновата была съеденная на ночь луговая собачка.

Но теперь-то луговой собачки не было.

Берт в ужасе запахнулся полотенцем, глядя на соседей из-за плеча, и выбежал в зал. Фифа уже стояла у бассейна и ждала его, уперев руки в худосочные бока. Полотенце она повязала только на бедрах. Поэтому первым, что увидел Гилберт, была ее обнаженная грудь. Он застыл, выпучив на нее глаза.