– Это Коричка, – Кислый указал на паука. – Не трогай его, а то Фифа по лбу даст. Она сама его кормит иногда.

– Живи, Коричка, – Берт коснулся паутины пальцем, и та задрожала. За ногтем от нее потянулась клейкая ниточка. Коричка недовольно застыл и стал ждать, когда пришельцы отстанут.

Узкий коридорчик почти сразу расширялся в зал, обставленный четырьмя старыми кушетками. Они сбились в круг на потертом ковре, а посередине стоял расшатанный стол. Обивка на мебели где-то засалилась, где-то оказалась прожжена “сомиками”, где-то порвана так, что торчал каркас. Комнату заливал бледный дневной свет. Он был бы поярче, если бы улицу не завешивала тугая шнуровка из бельевых веревок. На заднем дворе Берт заметил умывальники.

Стены завесили картинами и гобеленами, явно откуда-то утащенными: они были потертые, потускневшие, в обшмыганных рамах. В основном на них изображались всякие пейзажи – пустыни, оазисы, джунгли, городские виды, заливы, – но были и картины со странными бесформенными сущностями и призрачными воинами.

Под одним из гобеленов располагался камин, посеревший от золы и пыли. Рядом валялись кочерга, топоры, арматурины вроде той, которую таскал Кислый, и деревянные обломки. В левом углу зала Берт заметил дверь на задний двор, а в правом – лестницу на второй этаж. Перед ней тоже раскатали старенький ковер. В боковой нише виднелась ручка чуланной двери.

В зале было пусто, наверху бубнили пара голосов. Как только Кислый захлопнул дверь на улицу, с лестницы донесся какой-то цокот.

– Носик! – позвал Лейрен, присел на корточки и похлопал в ладоши.

В проем выскочила лисица, радостно взвизгнула и понеслась к нему в руки. Лапы скользили по каменным ступенькам и царапали их когтями. Она запрыгнула в объятия Кислому, громко и пискляво дыша. Тот поднялся, покачивая ее, как ребенка. Лиса была желтовато-рыжая, с гладкой шерстью и черными чулочками.

– Это Носик, – Кислый погладил ее по голове и спустил на пол. Носик стала нарезать круги у его ног.

– Зачем вам тут лиса? – Берт наклонился к ней. Та с диким восторгом подбежала, ткнулась холодным влажным носом ему в щеку и снова кинулась к Кислому. Гилберт улыбнулся и провел по лицу рукавом.

– Это Фифа притащила, но нам Носик всем понравилась. Она крыс ловит, потому у нас их и нет. Фифа ее сейчас дрессирует, чтоб с базара что-нибудь умыкала.

Носик внимательно посмотрела на Кислого, задрав голову, а потом чихнула и ринулась обратно на лестницу. Наверху оживились и засмеялись.

– Пошли, там Красотка и Фифа, – Лейрен стал подниматься следом за Носиком.

Берт шел за ним на усталых ногах. Спина тоже ныла. Да и помыться бы не помешало: волосы уже блестели и слипались в пряди. Он смотрел, как при ходьбе у Кислого болтается арматурина на поясе.

Наверху оказался похожий зал, только поменьше, а по бокам повсюду были двери в соседние комнаты. Некоторые висели на сломанных петлях, а какие-то вообще сняли. Два окна выходили на задний двор, огороженный каменным забором, а над ним виднелись крыши бедняцких лачужек. Между окнами примостилась дверка на полуобвалившийся балкон.

На кушетке возле нее сидели Красотка и Фифа. Красоткой оказался уже вполне взрослый парень с по-девчачьи пухлыми розовыми губами (Берт спохватился, что сперва посмотрел на них). Остальное у Красотки было так себе – кожа бледная, щеки рыхлые, задранный нос, жиденькие волосы с сединой (хотя на вид он казался ровесником Чумы). Носил распахнутую приталенную рубашку и кожаные штаны. Тут Берту снова на ум взбрело слово “бордель”.

Красотка сидел, хозяйски закинув ногу на ногу и положив руку на спинку кушетки. Болтал с Фифой, лесной эльфийкой, сильно уж похожей на Бьюли (разве что та была имперкой). Такое же скучненькое лицо, только волосы каштановые и длинные, собранные в две косы за острыми ушами. И выглядела она помладше. Стоило Берту ее увидеть, по спине пробежали мурашки. Носик лежала у ее ног, свернувшись калачиком и прижав уши.

– Смотрите, кого у “Жаба” выудил! – кинул им Кислый. Красотка и Фифа обернулись, а Носик всполошилась и приподнялась на передних лапах.

Берт увидел, что у Красотки серые укуренные глаза, а веки накрашены черными тенями. Он непонимающе уставился на него, а Красотка расплылся в улыбке.

– Ну, пусть подойдет тогда.

Они с Кислым подошли, хрустя обвалившейся штукатуркой на полу. Носик подскочила и снова начала вокруг них крутиться. Гилберт не мог оторвать взгляд от лица Фифы, а та рассматривала его с хитренькой улыбочкой. По телу снова пронеслась дрожь. Он невольно поглядывал на ее грудь (не мог не поглядывать!), которую очень уж притягательно обтягивала оливковая туника с вырезом на ложбинке. Фифа это видела, но не закрывалась.

– Миленький, – сказала она.

– Умеешь махаться, миленький? – спросил Красотка. Голос звучал елейно, будто он говорил с трехлетним соплячком.

– На мечах? – Берт рассеянно перевел на него глаза, но перед ними еще стоял вырез на груди Фифы.

– На мечах.

– Да. И на луке… То есть, из лука стрелять умею.

Фифа хихикнула и придвинулась к нему поближе.

– Я тоже.

Гилберт снова прилип взглядом к ложбинке, но заставил себя поскорее посмотреть в глаза. У Фифы они были по-лисьи янтарные, зрачки вытянуты щелочкой. Носик с нее поэтому с ума сходит?

– А что еще умеешь, миленький? – спрашивал Красотка, покачивая ногой.

– Не зови меня так!

Кислый хохотнул и сказал Красотке:

– Он какой-то дерганый на этих именах. И по фамилии не зови, и миленьким не зови…

– Как его звать-то?

– Я Гилберт, – вклинился он. – И вы же клич…

– Кличку получишь, когда здесь пришвартуешься, – Красотка сонно потянулся и взмахнул волосами. – А пока будем звать как хотим. Ты откуда взялся?

– Из Сиродила он сбежал. Видишь, мошна какая? У Хуби харчей стащить пытался, – Кислый пихнул его рюкзак. Затем снял со спины мешок с хлебом и покачал им перед друзьями. – В чулан совать?

– Суй, – кивнул Красотка. Лейрен пошел к лестнице, а он повернулся к Берту: – И много ты наворовался?

Фифа разглядывала его запыленную кожаную куртку, стоптанные сапоги и рукоятку двемерского меча на поясе.

– Мы в Корроле часто подрезали у алкашей, – Берт украдкой поглядывал на нее. – Из карманов воровали, то есть. И лазили в дома иногда.

– Добро, – Красотка поджал губы и закивал. – Тебе сколько? Восемь?

– Десять, – насупился Берт.

– Маловат, конечно, но сойдет, – он встал и пригладил рубашку.

Берт поднял голову и увидел, что его и без того девчачьи дутые губки еще и помадой подмалеваны. Он нарочито скривился и отступил на шаг.

– Мы вечером соберемся в зале, а пока можешь завалиться в комнату к Кислому, – Красотка кивнул на комнату возле лестницы. От остальных ту дверь отличал нацарапанный треугольник с завитушками на углах. – Он тебе уже рассказал про наши дела?

– Про Улей только сказал. А про Седого какого-то молчит.

– А, Седой…

Красотка ухмыльнулся и переглянулся с Фифой.

– Мы с ним дружим, – сказал он. – Про Гильдию Воров слышал? Седой с ними кое-какие дела ведет, когда с караванщиками в Скайрим ездит.

У Берта заколотилось сердце и загорелись глаза.

“Так она существует!”

Он уже начал представлять, как этот Седой (в его голове это был скрюченный старикашка с такой же головой, похожей на перепелиное яйцо, как у того Хуби-слоада) проводит его в темные чертоги, показывает людей с хмурыми лицами в черных капюшонах, и все вместе они строят планы похищения всяких дорогих штук из разных провинций. И никто не спрашивает, сколько Берту лет и как его зовут. Для них он такой же хмурый человек в капюшоне.

От восторга он даже забыл про боль в ногах и натертых рюкзаком плечах.

– А когда можно будет на него посмотреть?

– Это тебе что, музейная ваза? – усмехнулся Красотка. – Смотреть-то не на что… Так, смотри: если не слетишь, мы возьмем тебя, когда пойдем к нему на склад.

С лестницы послышались шаги. Поднялся Кислый и подошел чуть ли не вприпрыжку.