Харкон мог слышать о Померкшем Солнце, и этого было бы достаточно, чтобы встревожиться насчет Тирании Солнца. Но некто Асгейр видел это событие лично, а Асгейр - это, считай, “Оскар”, а Оскар Глупец увековечен на Стене Слов в двух шагах от саркофага Кросиса.
Механика игры такова, что мы учим Крики с первого слова по третье, поэтому надписи на Стенах меняются в соответствии с этапом изучения. Они могут появиться в разных местах и не привязаны к сюжету. Но надпись об Оскаре - это одна из двух надписей в игре, которые никогда не меняются (другая Стена - со словом Фус). Конечно, есть еще Стены с Криком “Муль Ква Див”, полные похвал Мираку и Херма-Море, но у них там своя атмосфера.
С Фусом все очевидно - первый курган, драконья табличка, сразу видно, что это важно. А вот почему намертво закрепили какого-то глупого Оскара - непонятно. И не должно быть понятно, и не будет, пока не влезешь в самые дебри сюжета. А закрепили его потому, что именно он - центр сразу двух драм: и пророчества, и драконьего культа.
Касаемо культа. В лоре ТЕС есть и другие истории о разошедшемся проклятии: все данмеры прокляты вслед за Трибуналом, все орки - вслед за Тринимаком. Нет упоминаний о том, что культ прокляли официально, но он явно проклят: ни один из драконьих жрецов не использует Крики, хотя драугры рявкают будь здоров; никто не знает, почему поднимаются драугры, в том числе и те, что были захоронены после культа - Квенел, например, или Олаф.
В целом это основы симпатической магии: глава распространяет свое состояние на всех. Именно поэтому в традициях многих народов больному или калеке было запрещено становиться или оставаться правителем. Харкон явно наломал дров со своим обращением.
Гематитовая Чаша - почти прямое указание на планы Харкона. При игре за охотника чаша будет пуста, поскольку для человека она бесполезна. При игре за вампира ее запросто дают, все разъясняют, а потом ставят на видное место. Ее не спрятали, не выпили, не вылили, а оставили для ГГ, чтобы можно было похлебать перед финальной дракой. Но усиливать своего противника будет лишь тот, кто ищет смерти.
Есть интересный момент в поведении волкихарских вампиров. Во-первых, никто из них не выказывает радости, что Харкона убили. Во-вторых, Вингальмо и Ортьйолф расходятся по углам и больше никогда не ругаются у столов. Их пикировки в принципе выглядели театрально и глупо для таких древних вампиров; скорее всего, это было лишь спектаклем для Довакина - мол, здесь принято идти по головам. Это же говорит Гаран Марети, когда приходишь с чашей. Общий смысл интриг простой: напрягись и убей самого главного.
Осталась ли Серана вампиром или превратилась в неведомую хрень, неизвестно. В любом случае у нее уникальные глаза и человеком она быть не может. Она по-прежнему натягивает капюшон и жалуется на солнце, так что скорее всего она до сих пор вампир и, как всегда, нам врет. Но некоторые моды делают ее глаза человеческими, а заодно добавляют всякий бред в диалоги. Можно даже жениться - если все еще этого хочется.
Книги в Волкихаре рассказывают истории прошлого и настоящего. Те книги, что стоят на двух полках у Харкона, рассказывают о его жизни; книги в лаборатории рассказывают историю, которая происходит в самом дополнении Dawnguard. Разумеется, как и ребус в витринах, это символические образы, а не прямое изложение (за исключением Песен Возвращения). А вообще история Харкона - с поправкой на масштаб - это по сути история Аэслипа.
Кое-что хочется сказать про Камень Душ. Если кто помнит, был такой старый фильм - “Мио, мой Мио”. Весьма похожий финал.
Насчет самой главы и всего, что далее: события здесь подогнаны одно к другому и ускорены для сюжетного удобства. У меня нет цели писать эпик о приключениях, поэтому все происходит быстро и по делу, хотя в теории это могло бы занять недели или месяцы.
========== Глава 32. Meyye ==========
Волкихар остался позади. Позади остался и мост, где теперь не хватало половины горгулий и заметало снегом безымянные тела. Добравшись до пристани, Эль обернулась посмотреть на замок в последний раз и увидела, что туман, тихий и седой, все еще обволакивает его стены - защита, отводящая глаза, и поныне держалась. Но теперь, когда замок опустел, казалось, что туман утратил прежнюю хватку, став тем, чем был задуман изначально - укрытием, а не тюрьмой.
Столкнув лодку на воду, Эль запрыгнула внутрь, качнув посудину, и отплыла от берега. Ей хотелось покоя и простора, пустынного моря под ночным небом. Сходу вернуться в Колледж и столкнуться там с привычным балаганом было выше ее сил.
Проигрывать всегда тяжело, горько думала она, ощущая, как тяжелый сырой ветер задевает щеку. Если бы Довакин это знал, может, он не торопился бы исполнять прихоти Сераны, которой и сам не верил. Правда, лучше все равно бы не стало…
Качаясь на морской зыби, она тосковала не только о невосполнимой потере, которую ей вскоре предстояло пережить еще один раз. Была и другая мысль, пугающая мысль, которую она старалась гнать от себя из последних сил, что еще оставались. Вультурьйол обманул ее; драконы обманули ее. Отказались помочь, объяснить, заставили потратить время на пустое; заперли в Совнгарде, не позволив вмешаться в чужую трагедию. Она понимала, что если вслед за Харконом разуверится в них, и в богах, и во всем мире, жизнь станет совсем непроглядной. Но вера мало-помалу ускользала от нее.
Берег наплыл из темноты, приблизился, почти угрожающий в своей вещественности. Пока вокруг стелилось море, Эль казалось, что мир отодвинулся прочь, отступил, уважая ее несчастье, но теперь он вернулся и каждую новую секунду в нем надо было как-то жить.
Выбравшись на берег, она обернулась и посмотрела, как пустая лодка уплывает в темноту к пустому замку - бессмысленное действие, сейчас обретавшее вкус почти мучительной иронии. Эль отвернулась и пошла к скалам в отдалении, чтобы открыть портал и вернуться в Колледж.
Спустившись с верха башни, она отправилась проверить замки на дверях - всегда лучше поостеречься перед открытием порталов, - и встрепенулась, увидев несусветное безобразие. От второй двери, уводившей в Арканеум, остались лишь воспоминания. Вышибли!..
Оглядевшись по сторонам, она не увидела ничего, что могло бы встревожить. Ни беспорядка, ни уж тем более крови. Тем не менее, оставлять это хулиганство без внимания архимаг не собиралась и отправилась в библиотеку, чтобы высказать недовольство.
Урага за конторкой не нашлось. Скорее всего в этот глухой час почтенный орк отправился спать, как и прочие обитатели Колледжа. А дверь наверняка сломала Брелина своими очередными недоработанными чарами…
Чары. На миг Эль пожалела, что не проверила свою догадку, пока Серана была рядом. Заклинания обнаружения могли бы дать точный ответ, нежить перед ней или нет.
Поразмыслив, она отмахнулась от этой идеи. Если бы раскрыть вампира было так легко, Изран не пихал бы каждого встречного под солнечную линзу. От солнца кровопийцам не защититься, но замаскироваться от чар некромантке с вековым опытом наверняка по силам. Ничего бы это заклинание не прояснило.
Молаг Бал с ней, решила Рыцарь-Дракон и постаралась выбросить лживую тварь из мыслей. Серана не стоила того, чтобы думать о ней еще хоть минуту. Другой долг требовал сейчас ее внимания и, как только она соберется с духом, она отправится в путешествие, из которого ей предстоит вернуться одной.
Покинув библиотеку, она возвратилась к себе, отперла сейф и стала одну за другой вынимать оттуда маски, тяжелые и мрачные. Деревянная маска все так же тихо гудела в ее пальцах; в который раз окинув взглядом темный лик, Эль сунула ее в мешок ко всем остальным и вышла к садику, синевшему в холодных магических огоньках. Пора.
*
В Бромджунаре лежал густой снег, где не виднелось ни единого следа. В ночной темноте еле проступали углы арок и вековечные стены, но почему-то здесь Эль ощутила себя куда спокойнее, чем в Колледже или на пустом берегу, куда ее принесла лодка. Чем-то это место отличалось от прочих, хотя прежде она этого не замечала. Может, так видит Бромджунар душа внутри нее?..