- Да иди, - сжалилась Эль. - Мы тут подождем.
Довакин любезно подгреб к дощатым мосткам и вампирша шустро выпрыгнула из лодки, припустив к проходимцу в тенях. Эль сощурилась, пытаясь разглядеть, что там творит дитя ночи, но Серана будто растворилась в потемках - даже драконье зрение не давало как следует ее разглядеть. Только послышался задушенный визг бандита и шорох, когда его дернуло куда-то прочь, в темноту.
- Все это сплошное безобразие, - покачал головой Лейф. - Не одобряю вампиров.
- А ты-то сам-то, - напомнила ему Эль.
- Оборотень это другое, - заупрямился он и повторил: - Я волк, зверь благородный. Мы кровь не пьем!.. - тут он осекся и призадумался.
- Ну? - подтолкнула его Эль. - Продолжай, раз уж начал.
- Для обращения пил, - признал Лейф.
- Ты дракон, - напомнила она ему. - Куда уж благороднее. Зачем тебе волчий облик?
- Зря мы вообще об этом заговорили, - заворчал он недовольно. - Пить хочу ужасно. Кругом вода, а что толку… Да когда она нажрется там?! - уставился он в темноту.
- Я уже все, - вынырнула из теней Серана. - Извините-простите… И не волнуйтесь, он живой.
Еле дождавшись, пока она сядет в лодку, Лейф раздраженно погнал суденышко дальше, чтобы сойти на берег в более подходящем месте. Эль его понимала. Окружавшая их соленая вода для питья никак не годилась и архимага все больше захватывали мечты о таверне или хотя бы городском колодце… из которого к вечеру, наверное, уже успели вычерпать всю воду. Сиди теперь, жди, пока уровень поднимется. Нет, уж лучше пойти в таверну.
Пока они шли по улицам, Серана вертела головой по сторонам, а потом высказалась, мол, именно так она все себе и представляла.
- Из замка можно было увидеть Солитьюд за горами. Я все смотрела и хотела сюда попасть…
Эль проглотила резкую отповедь, которая так и просилась на язык. Из замка было невозможно увидеть Солитьюд, в этом Рыцарь-Дракон убедилась лично, когда отплывала от Волкихара. Горы закрывали город полностью и они не были каким-то новым приобретением в хозяйстве. Они были там всегда - и тысячи лет назад, когда жила Серана, и даже тогда, когда Солитьюд еще не появился на карте. Неужели вампирша не может просто заткнуться и перестать врать? Эль опять заподозрила, что у Сераны, возможно, не все в порядке с головой.
Несмотря на поздний час, в “Подмигивающем злокрысе” все еще кипела жизнь. Люди болтали, скандалили, заигрывали, но в основном пили, сидя в чаду среди крепких и кислых запахов таверны. Бард исполнял нечто разухабистое под аккомпанемент видавшей виды лютни. От всего этого у Эль, привыкшей к безлюдным местам и чистому воздуху, на миг закружилась голова.
Довакина чад и гам не смущали нисколько. Протолкавшись, он вытребовал себе и спутницам столик в углу, а потом, роясь по карманам, стал сыпать хозяину деньги и требовать все сегодняшние блюда по списку.
Откочевав от стойки за столик, они приступили к еде, пока Серана хлебала вино из бокальчика, по мере сил делая вид, что тоже ест, - получалось неубедительно.
- Неужели не хочется вкусной еды? - приставал заноза Довакин.
- Хочется, - с достоинством отвечала вампирша. - Но это, - она указала пальцем на блюдо, - и не еда и не вкусная.
Эль только покачала головой и налила себе из кувшина второй стакан воды. После плавания по соленому морю ничего другого ей пить не хотелось.
- Что это он там поет? - вдруг прислушался Лейф к барду на другой стороне таверны.
Эль навострила уши и услышала имя Алдуина, которое герой, конечно, не мог пропустить. Песня была о стародавних временах, когда Языки изгнали Алдуина, а потом передали искусство Голоса следующим поколениям. Невзирая на боевой смысл, баллада почему-то звучала задумчиво и даже грустно.
- Если Алдуин вечен, то вечность прошла, - пел хрипловатый голос, уставший за вечер. - И не будет драконьего в небе крыла…
Довакин уткнулся мрачным взглядом в угол и буркнул:
- Вечность прошла.
Лишь теперь, услышав это, Эль наконец-то поняла, почему он был готов пожертвовать частью души, чтобы добраться до второго Свитка. Герой, победивший Алдуина, не мог забыть слова о последних временах. Харкон говорил, что написанное в Свитках всегда сбывается, так или иначе, а в этих трех Свитках было записано пророчество о конце тирании солнца.
И если Лейф считает, что у древнего вампира есть хоть малейший шанс исполнить это пророчество, он не остановится, пока не уничтожит угрозу, - а помимо Харкона, возможно, избавит мир и от Валерики, само существование которой подвергает опасности все бытие. Вот только эти смерти ничего не изменят для Нирна - найдутся другие Дочери, найдутся другие злыдни и мир неизбежно падет, ведь он отжил свое и приблизился к самому концу дней, которые прежде казались бесконечными.
Внезапно в ней взметнулась опаляющая ярость, черный гнев на Акатоша. Харкон был прав тогда. Этот чужой бог самовольно затащил ее сюда, чтобы она погибла вместе с миром, которого она даже не знает. Вырвал с корнями из дома, забрал крылья и теперь ждет от нее… чего? Помощи, геройства, чуда? Чего он от нее ждет?..
*
Темные волосы, темный мир. Эль скосила глаза на свои же собственные прядки, которые теребил гулявший по реке ветер, и призадумалась. Ведь темные же…
Она украдкой посмотрела на Лейфа, а потом на Серану. Белобрысый Довакин выпадал из заданных условий, а вампирша… Что ж, эта пошла в папу. Или в маму, подлую и лживую Дочь Хладной Гавани.
Серана этих взглядов не замечала. Она сидела со скучающим видом, лениво наблюдая, как лодка несет их мимо высокого берега. Утлую посудину, которую они бросили в доках вместе со страхолюдным конским черепом, за ночь никто не увел, и теперь они плыли к Драконьему Мосту, где их уже заждался жрец Мотылька.
Глядя на вампиршу, Эль снова поразилась ее молодому и одновременно старому лицу. Бледное до серости, впалые щеки, голодные скулы. Оранжевые глаза, предательски раскрывшие ее обман внимательному герою, не выражали никакой напряженной работы души - только скуку и недовольство. Эль вспомнила Иллию и ее терзания о заблудшей матери, ее отчаянный взгляд - глаза человека, решившегося на немыслимое. Серана, невзирая на все свои слова, явно не слишком переживала из-за назревающей битвы с родителем. Доченька была уверена, что Довакин справится с задачей, а морально-этический аспект ее, кажется, совсем не волновал.
Хотя чему удивляться. Стоит ли ждать этичности от той, кто походя, не моргнув лживым рыжим глазом, оклеветала родного отца. Да еще так омерзительно оклеветала…
Эль поняла, что к нынешнему моменту ей уже нет нужды задавать Харкону вопросы на эту тему. Она и без того знала, кто тут врет. Сейчас ей позарез требовалось другое - предупредить его, рассказать, в кого он умудрился вляпаться. Каким бы простым и веселым парнем ни казался Лейф, правда оставалась весомой и серьезной: он был манифестацией Шора, явлением бога в смертном мире. Древний вампир, очевидно, был силен - настолько, что Валерика и Серана не рискнули напасть на него открыто, даже имея время на подготовку. Но против шезаррина ему, проклятому и лишенному Голоса, вряд ли удастся выстоять.
Конечно, есть вероятность, что старый хитрец что-то придумал, изобрел очередную интригу… и если так, то пусть поделится! Здесь, в Скайриме, Эль сомневалась насчет многого, но одно знала точно: она вовсе не желает смотреть, как один дракон убьет другого. Она не хотела мириться со смертью любого из них.
Лейф, сидевший сейчас на веслах, двигал лодку против тихого, еле заметного течения. С посеревшего неба полило, в низких облаках лениво, как-то нехотя громыхнуло и по золотому Свитку, брошенному на дно лодки, потекли капли дождя, не различавшие, где великое, а где обыденное. Серана поплотнее натянула капюшон; светлые волосы героя очень быстро прилипли к голове и потемнели.
Ну и наговорил же этот Хевнорак, мысленно возмутилась Эль. Три Свитка, три души, три обмана… Со Свитками все ясно, но остальное-то как понимать? Обманов в этой истории насчитывалось куда больше трех, а три души… кто они? Три вампира, несуразная волкихарская семья? Или трое драконов в человечьем обличье, которые того и гляди схлестнутся друг с другом насмерть?
