Джон посмотрел на него с отвращением и уточнил:
- Ты был там с другими охотниками и вы еле унесли ноги. А теперь ты отправляешь туда меня. В этом правда есть необходимость?
- Воинское испытание… - завел ашхан, надуваясь от негодования, но Джон его перебил:
- Я уже прошел одно испытание в захоронениях Уршилаку. И если я один из вас, почему мое слово по-прежнему ничего не значит? Почему я должен доказывать что-то снова и снова?
- Ты переходишь все границы, - надул щеки Сул-Матуул. - Ты ведешь себя неучтиво. Но тебе это простительно, ты же чужеземец… Ты отважно прошел суд предков. Я, право, не понимаю, чего ты испугался теперь.
- Испугался? - вытаращился на него Джон и искренне засмеялся: - Почтенный ашхан, ты даже не представляешь себе места, где я бывал. И они куда как пострашнее заброшенной крепости. Мне просто не хочется стаптывать ноги ради пустяков.
- Когорун не так уж далеко, - нахмурился ашхан, которого смех Джона почему-то привел в нервное настроение. Неужели тоже увидел драконьи зубы, заволновался Довакин. А эшлендер продолжал: - Предки требуют, чтобы ты доказал, что ты истинный воин. Без этого они не откроют тайну третьего испытания.
- Ах, ну если предки, - скис Джон, понимая, что с вредными духами так легко не управишься. - Хорошо.
И все-таки удивительное дело, думал он, выходя из шатра ашхана. Чем мельче племя, тем больше у них уверенности в том, что они могут помыкать им, Джоном, как душеньке угодно. И скаалы хороши со своими камнями, и Уршилаку не отстают…
Впрочем, что далеко ходить. Он хорошо помнил россказни одичалых. Сперва обещали вольную жизнь, свободу и больше никогда никаких приказов. А потом, не переводя дыхания, отправили его карабкаться на Стену и убивать ни в чем не повинных людей, а за нежелание казнить несчастного старика обвинили в нелояльности и в итоге подстрелили. Впрочем, хмыкнул Джон, обвинили его все-таки не без оснований.
А теперь его отсылают в Когорун - тащиться куда-то к Молаг Балу на рога и спать под кустом, накрываясь дохлым кагути. Тяжела судьба Нереварина.
Как же было прекрасно иметь дело с драконами, подумал он с ностальгией. Помогали, объясняли, на себе возили и ни разу не потребовали никаких глупых доказательств воинского духа. Джон хмыкнул, вспомнив, что запросил у него ашхан. Интересно, сам-то Сул-Матуул хоть на миг задумался, насколько это опасно - тащить в лагерь заразные корпрусные ошметки?..
Он заглянул к Нибани, нашел на столике уже зачарованный браслет, но самой шаманки нигде не было видно, как и звезды Азуры. Поискав по окрестностям, он обнаружил ее на побережье, где она в компании пары юных охотников занималась истреблением зубастых рыб. На песочке выстроились эшлендеры с кувшинами.
- Что тут происходит? - требовательно спросил Джон, услышав, как динькнула звезда, в которую только что поймали рыбью душу. - Нибани, иди сюда.
- Не смей указывать мудрой женщине, - зашипело племя, уставившись на него россыпью красных глаз. Еще немного и н’вахом обзовут.
Довакин этими взглядами пренебрег и недовольно посмотрел на Нибани. Шаманка подобрала мокрые юбки и бодро потрусила к нему со звездой в руке.
- Тут такое дело, - зашептала она, оттаскивая его подальше. - В пустошах чистая вода ценность, а звезда Азуры дает постоянный эффект, поэтому…
- Ты кувшины зачаровываешь, - понял Джон, вспомнив чудесно холодный кувшин, которым лечил ушибленную голову в канцелярии Сейда Нин.
- Чтобы вода сохранялась свежей, - кивнула она.
- Ладно. Я иду в Когорун, развлекайся пока. Вернусь, звезду заберу, - строго предупредил он. - Не потеряй ее и детям не давай.
- Какой ты милый, - хлопнула его по плечу шаманка и убежала к воде.
- Спасибо за браслет, - запоздало сказал ей в спину Джон, а потом поставил на берегу пометку и отправился в страшный древний Когорун.
*
До крепости он добирался весь день и часть ночи. Доплелся в потемках, заполз в надстройку на верхней площадке, пришиб там тварюгу в щупальцах и устроился на ночлег, решив, что изничтожать гадов начнет завтра утречком. Тварюгу он выпихнул за дверь, между делом призадумавшись, что же это за штука такая. Чем-то она напоминала Искателей Херма-Моры, но, судя по пучеглазому амулету, явно принадлежала к дому Дагот.
Какая разница, решил Джон, все равно ее птички склюют. Он запер дверь и улегся спать, слыша, как снаружи раздирают труп скальные наездники.
Утром он обошел другие надстройки и углубился в недра Когоруна. Повсюду были нарисованные значки, начертанные мелом бредни и почему-то уйма прялок. Прялки были везде, прялки и табуреты, нагроможденные друг на друга, и от одной Джон отломил пруточек, чтобы подцепить слезы корпруса и запихнуть их в глиняную кружку. Слезы представляли собой шмат желтого гнилого мяса, которое и в самом деле сочилось жидкостью, будто острый сыр, а пахло и того хуже.
Может, он и приобрел иммунитет ко всему на свете, но лучше не рисковать, думал Джон, орудуя пруточком. И зачем трогать гадость руками, когда вокруг столько прялок?..
Кубок дома Дагот ему понравился. С маленькими рожками, снаружи черненький, внутри красненький и даже вроде немного светится, будто углями набит. Довакину немедленно захотелось оставить его себе, поставить на полку и любоваться. Но ведь придется отдать… Ох уж эти предки.
Он спускался все ниже, вычищая коридоры, залы и туннели от полоумных врагов и изумляясь бесконечному запасу прялок. Это уже и в самом деле никуда не годилось. Когда повсюду стало попадаться корпрусное мясо, это и то выглядело более разумно и обоснованно. Хотя не то чтобы Джона радовало корпрусное мясо как таковое. Он еще не успел забыть, как оно валилось с него, как паданцы с покинутой садовником яблони.
В землистых глубинах коптили жаровни, делая спертый воздух совсем уж непригодным для дыхания. Бродя в чаду под низким сводом пещеры, он все утирал уставшие слезящиеся глаза и искал Теневой Щит, но вместо него вдруг обнаружил лучшие в мире перчатки.
Даэдрические, счастливо вздохнул Джон, натянул их на руки и подумал, что не зря прогулялся в этот корпрусный хлев. В приподнятом настроении он пошел по пещере дальше и отыскал-таки щит, после чего тут же сотворил заклинание возврата и оказался на берегу. Сырой холодный воздух, кативший с моря, был слаще любого вина и голову кружил ничуть не меньше.
Окликнув бегавшего неподалеку ребятенка, он отправил его в лагерь за Нибани и Сул-Матуулом. Ребятенок попытался спорить и даже презрительно смотреть, но Джон рявкнул: “Живо!” и юный данмер пугливо припустил по песку к юртам.
- Есть ли объяснение столь наглому требованию, Джулиан? - неласково спросил его ашхан, когда приблизился. По всему было видно, что и пришел-то он лишь из-за уговоров Нибани.
- Есть, - Джон уставился на него в упор. - В отличие от некоторых я не спешу заразить всю общину, - и раскрыл на песке прихваченный в Когоруне ветхий мешок.
Сул-Матуул увидел слезы корпруса в чашечке, сморщился и поспешно отшатнулся.
- Да, - промямлил он и посмотрел на Джона, раскрывшего еще один мешок с дарами. - Ну… вижу, что ты принес и щит, и кубок. Можешь оставить их себе. Ты прошел воинское испытание, я впечатлен…
Кубок мой, подумал Джон. Ура.
- Нибани, заразу надо сжечь, - повернулся он к шаманке. - Срочно. Магией.
Она кивнула, глядя на мерзкую чашечку.
- Теперь, - он повернулся к Сул-Матуулу, - нам с вами, почтенный ашхан, пора побеседовать о третьем испытании.
- Идем в мой шатер, - согласился тот. - Здесь не место для священных тайн.
Оказавшись в шатре, Сул-Матуул покачался с пятки на носок и посмотрел на Джона со значением.
- Третье Видение, - произнес он. - “В пещерах темных видит глаз Азуры и заставляет сиять Луну и Звезду.” Ты должен отправиться в пещеру Воплощения, Джулиан.
- И где она? - спросил Джон, доставая карту и надеясь, что ему просто отметят нужное место.
- Это загадка, которую ты должен решить. Испытание мудрости. “Ушко иглы лежит в зубах ветра…” - заунывно загудел ашхан.
