Как всегда, надежда не оправдалась.
*
Стена дышала холодом, и из его рта, из выстуженной груди уже давно не вырывался пар. Пока подъемник, скрипя и протестуя каждой своей доской, рывками двигался вниз, Джон мрачно смотрел на снежинки, легко и беззаботно кружившие за прутьями.
Стоило ли подниматься, подумал он. На Стене продолжался все тот же ад: усталые, изможденные люди снова и снова сбрасывали вниз упорных мертвецов лишь для того, чтобы, брякнувшись вниз, эти трупы опять начали свое восхождение. Хорошо, когда удавалось размозжить им голову - такие враги уже не возвращались. Но раз за разом попадались те, чьи головы держались на ледяных скобах, криво, но прочно приставленные обратно, возможно, даже от чужих тел. Джон не хотел и не видел смысла об этом задумываться.
Выходы наружу были завалены камнями, залиты льдом, и Ходоки не могли пробиться сквозь эту преграду: их останавливала древняя магия, вложенная в землю под Стеной. Сейчас синеглазые Иные ждали снаружи - им некуда было торопиться. А поднятая ими нежить, костлявые вихты, все лезли и лезли вверх на гребень Стены, куда не достигала магическая защита. Не раз и не два Джон отчаянно сожалел, что этой защиты не хватало на всю высоту Стены… но откуда взять столько силы? Им оставалось надеяться лишь на оружие в собственных руках.
Он уже много месяцев ждал, когда прибудет новая поставка обсидиана с Драконьего Камня, и прекрасно понимал, что не дождется. К нынешнему моменту они расстреляли все стрелы, что у них имелись, и на Стене осталось лишь несколько клинков из драконьего стекла - остальные упали вниз, застряв в гнилых ребрах и пустых черепах, упали вместе с людьми, которых голод и ветер валили с ног. Так погиб Пип, чудом переживший атаку одичалых на Черный Замок, так погиб Боуэн Марш. Джон сам видел, как их обоих не раз сбрасывали вниз под Стену, но, светя мертвыми голубыми глазами, они неуклонно ползли вверх, назад к своим братьям.
Драконьего стекла не было. Не было стрел, почти не осталось дров и не осталось лошадей, чтобы привезти топливо из леса у Кротового Городка. А выйти за Стену теперь стало невозможно.
Что было гораздо хуже, у них не осталось еды. Те вороны, что принесли им письма недели назад, тоже были съедены. По заслугам, окрысился тогда сир Аллисер. За такие вести, хрипел он простуженно, их стоило бы съесть живьем.
Королева Серсея, первая своего имени, выражала обеспокоенность и провозглашала, что Ночной Дозор получит всю необходимую помощь, как только королевские войска покончат с Безупречными, занявшими Ров Кейлин, и сумеют продвинуться на север.
Джон смял послание, жалея, что это не горло лживой гадины. Было очевидно, что Серсея и не думает отбивать Ров Кейлин у Безупречных, которые встали насмерть в чужой стране, желая отомстить за свою погибшую юную королеву и ее молодых драконов - теперь ни ей, ни им уже не стать взрослыми. Серсея бросила Север на произвол судьбы, ожидая, пока Король Ночи сделает за нее всю работу и уничтожит северян, столь упрямых и склонных к мятежам.
Наверное, в Королевской Гавани день и ночь производят возы Дикого Огня, думал Джон, дрожа от обессиливающего холода. Когда Безупречные падут, армия юга займет Ров и утопит мертвецов в пламени. Утопит в этом пламени нас и наши голубые глаза.
Он вошел в трапезную, где ежились у очага его братья, похожие на кучи грязной шерсти и свалявшегося меха. Сир Аллисер глянул на него колючими глазами поверх черной дыры, служившей ему теперь вместо обмороженного носа, но промолчал. Он мог не любить лорда-командующего, но не мог винить его в том, что в этот час Дозор остался один. Зима вошла в полную силу, и даже если Север и хотел бы поделиться с ними скудными крохами, что сберег после Войны Пяти Королей и Бойни Двух Королев, дороги стали непроходимы. Да и не было их уже, этих дорог.
- Пора бросать жребий, лорд-командующий, - просипел Отелл Ярвик.
- Незачем, - скривился сир Аллисер, не дожидаясь, пока Джон ответит. - Наш Сэм Смертоносный уже неделю не может встать. Стоило бы взяться за него, пока на его костях еще остается мясо.
Джон обвел слезящимися глазами осунувшиеся, похожие на черепа лица. Черные от мороза щеки, черные носы, черные провалы глазниц. Они выглядели чуть ли не хуже, чем те, за Стеной. Вот только в отличие от мертвецов у мужей Дозора уже не осталось в глазах ни единого проблеска. Весь свет и разум давно пожрал голод.
Они проиграли.
Джон сжал зубы, чувствуя, как они шатаются в деснах, а потом хрипло сказал:
- Мы все равно что мертвы. Неважно, кого мы съедим сегодня, а кого завтра. Помощь не придет. Рассвет не придет. Все, что нам осталось, - это подняться на Стену и драться.
- Мы еле стоим!..
- У нас нет стрел!..
- Нас слишком мало!..
- Хватит! - каркнул он, и крик бухнул в темные мерзлые стены. - Они там, за Стеной, мертвы, но сражаются! Вы хуже этих ветхих костей? Как долго вы надеетесь так прожить - еще день? Может, два? Неделю?
Братья молча смотрели на него гноящимися, запавшими глазами, смотрели так, словно он в одночасье рехнулся прямо у них на глазах. Они не понимали того, что видел он.
- Нам осталась лишь война, - сказал он. - И мы будем сражаться. Мы проиграли и мы мертвы, но мы будем сражаться. Встать.
Груды шерсти зашевелились, со стоном распрямляя иссохшие ноги. Сир Аллисер, качаясь, выпрямился и его глаза на бледном, заросшем седой бородой лице - эти ожившие глаза над страшной черной дырой - вдруг показались Джону молодыми и счастливыми.
- Я понесу флаг, - сказал Скорбный Эдд. - Всегда хотел понести флаг.
- У нас нет флага, - глянул на него Джон.
- Есть, - заспорил с командующим Толлетт и помахал пруточком с черной тряпкой. Рваный лоскут вился в воздухе острым клином, словно драконье крыло, и сердце Джона Сноу, девятьсот девяносто восьмого лорда-командующего Ночного Дозора, защемило от внезапного чувства, что где-то в мире, в каком-то очень далеком мире, все еще может жить нечто прекрасное.
Ковыляя между чудовищных сугробов к подъемнику, он слышал, как следом тянутся, спотыкаясь, его умирающие братья, а в голове все вертелись странные, незнакомые слова: эвгир унслаад, эвгир унслаад…
Нескончаемый сезон. Война.
Откуда он знал их? Что это за язык, что за речь, которая рвется из его горла, согревая надтреснутые, умирающие связки?
- Эвгир унслаад, - прошептал он вслух - и вспомнил.
Я - Джон Старк. Я - Эйгон Таргариен. Я - щит, охраняющий царство людей. Я дракон, а драконы не боятся и не бегут от битвы. Я дракон, и каждый из нас - и непостоянная Змея, и Воин.
Ты дракон, шепнула ему Дени из самой глубины обмороженного дочерна сердца. Ты умеешь летать.
Ветер распахнул его плащ, поднимая тяжелые полы в воздух, расправляя, словно рваные, уставшие крылья, и Джон наконец-то позволил себе быть.
Крик, восторженный вопль провожал его, пока он поднимался, взмывая в хрусткое звездное небо, крик встретил его на Стене - приветствие обреченных, которые увидели вечность и поняли, что на самом деле никогда не умрут.
Обещанный огненный меч, поток света из черной драконьей глотки рассек неумолимую ночь, и Стена благодарно заплакала, когда пламя смахнуло с нее ничтожную погань, осквернявшую своим присутствием ледяную гладь. Голубые глаза погасли, почерневшие кости полетели вниз, а следом ринулся новый поток жара и света, погрузивший армию Ночи в огненное море.
Насколько хватит сил…
*
Джон проснулся, чувствуя себя странно и страшно. Очередной вампирский сон, который должен был загнать его, словно хищник - свою добычу, вдруг сам оказался в когтях чудовища и распался на лоскуты, утратив силу. Каким-то непостижимым образом Джон все еще ощущал, как испуганно дрожит в его хватке обессилевший кошмар, слабый и напуганный, будто живое существо, узревшее смерть.
Так тебе и надо, непрощающе подумал Дракон Севера, мотнул головой, стряхивая остатки сна, и деловито полез за картой, чтобы выяснить, далеко ли до Ассарнибиби. Судя по тому, что Фаленсарано он уже давно миновал, путь оставался недолгий.
