Наруч соскользнул и Джон уронил голову, расползаясь в кашу от облегчения, пока заживающую руку покалывало и подергивало. Вот почему Харкон не остановился на полумерах, а сразу залил в него алтарную кровь, понял он запоздало. Вампира такими оковами не удержишь. А теперь надо освободить вторую, обессиленно думал он, все еще не находя в себе решимости пройти через это снова.
А через что его заставит пройти Молаг Бал? Может, слегка пожеванная рука тут не худшая перспектива?
Разом обретя новые силы, он потянул наверх правую руку, зажатую между дном и корпусом. Снятый наруч, перемазанный в тускло пахнувшей крови, проскользнул мимо него и глухо ударился о дно, пока Джон пытался подтащить руку поближе к зубам.
Приближающиеся шаги заставили его замереть.
- Что-то стукнуло…
- Вряд ли он.
- Мало ли. Меч видела? И сам приказ… тут задумаешься. “Доставьте в Бал Ур”, да часто ли мы такое слышим?
- Проверим, - сказала северянка, и в замке прямо над его ухом заскрежетал ключ. - Заодно посмотрим, как поживает наш выкуп.
Он попытался спрятать освобожденную руку, но было уже поздно. Данмер, подозрительно склонившийся над сундуком вместе с северянкой, мгновенно увидел, что их добыча наполовину выбралась из ловушки, рывком выдернул Джона наружу и с размаху приложил головой о край сундука.
*
Он очнулся где-то в лесу, среди ночной прохлады. Вокруг мерцали огоньки светлячков и мир казался юным и тихим, никогда не знавшим войны. В отдалении он увидел парочку, убежавшую от далекого праздника в деревне, и пошел к ним, чтобы выяснить, где он оказался. Как он тут оказался, спрашивать было бы наверняка бесполезно.
Они обернулись к нему смущенно - ведь он оторвал их от поцелуев, - но без враждебности. Джон открыл было рот, чтобы спросить их, что это за место, и увидел, как на их лица наползает первая тень смертного ужаса.
- Труп… Ходячий труп… - лепетала девушка, отступая назад и путаясь в высокой траве. Парень пытался заслонить ее, но было видно, что все мысли и геройские побуждения могут оставить его в любой миг и он помчится прочь, вопя от страха.
- Где я? - спросил Джон, не узнавая свой голос.
Девушка не выдержала и побежала. Джон просительно поднял руку, глядя на белого, как мука, парня:
- Я не…
…не причиню вам вред, хотел сказать он, но понял, что очень, очень хочет причинить им вред. Голод накатил на него, как приливная волна, а эти люди, этот парень, который упал, неловко ступив назад, - их кровь могла бы спасти его от мучений…
Да чтоб им в пекло провалиться, этим тупым крестьянам, он же не собирается их убивать! Поел и пошел, зачем все эти визги? Ярость накрыла его вслед за голодом и он рванулся к запутавшемуся в траве пареньку, мгновенно найдя теплое биение на его шее, такое сходное с пульсом магии и такое вожделенное. Клыки прокусили кожу, не представлявшую собой никакой преграды, и кровь хлынула ему в горло, разом погасив муки голода.
- Вот, - сыто сказал он, отрываясь от шеи, сверкающе-белой в свете лун, - всего лишь немного крови, я же не зверь…
Он глянул на тело, обвисшее у него в руках и понял, что парень мертв. Джон уронил труп и посмотрел вслед девушке, радуясь, что хотя бы она уже далеко.
Он загрыз человека. Снова - и теперь здесь нет Призрака, чтобы остановить его. И его не хранит Акатош, чтобы он мог жить одним лишь солнышком, не истребляя вокруг себя все, в чем найдется капля крови. И наверняка ему нельзя не то что произносить, но даже думать слово Йоль.
Джон побрел в сторону от трупа, не зная, как теперь быть. Как излечиться, если нет ни Длинного Когтя, ни Арьи, способной попасть в самое средоточие зла, не задев живого. Если Фалион еще не родился и не выучился. Если рядом нет ни одного дракона, способного подсказать выход из ловушки. Есть Партурнакс, но получится ли снова до него дотянуться? У него остался только Шеогорат - Безумный Бог, который любит смотреть, как Джон мучается.
Он наткнулся на прудочек и остановился на берегу, глядя на огни в далекой деревне. Испуганная девица уже наверняка добралась до дома и скоро его начнут искать. Соберут отряд, придут сюда с кольями и факелами…
Надо уносить ноги, но куда? Есть магия и Вмешательство Альмсиви, но сможет ли он теперь хотя бы появиться на пороге храма без риска быть распознанным? Харкон и Серана с виду были людьми, если не считать клыков, которые у них то появлялись, то исчезали, и горящих глаз, которых люди не видели вовсе. Но кое-какие вампиры, встреченные Джоном в Скайриме, были очень далеки от всего человеческого.
Он склонился с берега и глянул в спокойную воду. Оттуда на него смотрело исчерна-бледное и осунувшееся чудище с заметными клыками и бельмами вместо глаз. Нет… к людям ему определенно нельзя.
Пометка до сих пор стоит у лагеря Уршилаку, на пустынном побережье Моря Призраков. Если он отправится туда, то сможет найти хотя бы временное укрытие и подумать, что делать дальше.
Он огляделся, впервые замечая, какая высокая трава его окружает, какие густые кроны у деревьев, шелестящих под ночным ветерком. Это даже не Вварденфелл, это летний Скайрим, а то и вовсе что-то неведомое. Сработает ли тут магия Морровинда и Трибунала? Есть лишь один способ выяснить…
Он сделал нужное движение пальцами, мечтая увидеть безлюдный морской берег, - но вместо этого снова оказался возле трупа парня, а вдалеке виднелась подступавшая, грозно шумящая толпа.
Вмешательство Альмсиви - и снова все тот же труп. Толпа была уже неподалеку, она придвигалась рывками, словно сама состояла из вампиров, все ближе, ближе…
Джон проснулся, дрожа в ознобе, шевельнулся - и чуть не заорал от боли в плечах. Проклятый сундук снова стискивал его со всех сторон, а руки были вывернуты назад, и обе - в наручах. Похоже, вампиры из гробницы твердо решили доставить его в Бал Ур.
Сундук неровно качало, словно его поспешно несли по бездорожью. Топот нескольких пар бегущих ног лишь подтверждал эту догадку. А ведь вампиры могут двигаться очень быстро и ночью они не устают. Они насытились там, в том загадочном месте, где ему почти удалось сбежать, они торопились вперед по приказу какого-то важного незнакомца, и с каждым их шагом святилище Молаг Бала становилось все ближе.
Будь что будет, смирился он. Сейчас ему не удрать и нет смысла тратить силы, а до любых новых шансов придется дотерпеть.
Где ты, моя Тид-Аран, вздохнул он. Какой грустной стала без тебя жизнь.
*
Они снова останавливались где-то на ночь - или, засомневался он, чтобы переждать день? Сами опять кого-то ели, Джону опять не предложили. Забыв все свои благоразумные намерения, он еще раз попробовал вывернуться из наручей, но добился лишь того, что вывихнул плечо, и теперь страдал и от этого тоже. Ему было тесно, неудобно, ужасно голодно и очень больно, поскольку плечо, вытянутое и вывернутое назад, все никак не вправлялось и не заживало. Услыхав, как он возится, сундук пнули и сказали, что выдернут ему ноги, если он не перестанет ерзать. Джон поверил похитителям на слово и теперь маялся насколько мог тихо.
Шаварри все бурчала, что недовольна, и однажды - тут его сердце воспарило, - попыталась украсть сундук. Аж целых несколько мгновений Джон благословлял прославленную вороватость каджитов и даже был готов воспеть этот порок в песне, но увы, Шаварри тоже дали по ушам и сказали не искать бед на свой облезлый хвост.
Джон скис и, раз уж ничем другим заняться не мог, задумался, чем же он так зацепил каджитку-вампиршу. Тем, что обнял? Наверное, это довольно трогательно, когда твоя еда тебе верит, пусть и в полубреду. Но ведь немертвая котейка и до этого носилась с ним, как с любимой игрушкой, и лапала так же самозабвенно, как прежде Ажира.
Кошки - дальняя родня драконов…
Он вспомнил, как обнимал Партурнакса и каким это было счастьем. Вспомнил, как спал под боком Дюрневира, чувствуя себя до безобразия спокойно и защищенно; вспомнил, как Серана лежала на спине Вультурьйола с таким блаженным видом, словно все ее мечты сбылись. Обниматься с драконом - все равно что обниматься с исполинской кошкой, самой большой, мудрой и теплой кошкой в мире…
