— Хватит играть в эти глупые игры, Локи, — рявкнул Хеймдалль, опуская меч на голову врага и в очередной раз промахиваясь.

— И это для тебя игры? — со смехом поинтересовался трикстер, огибая своего противника.

Страж Биврёста, которому уже нечего было сторожить, тяжело дышал и сейчас казался куда старше того мужчины, что Вальтер и Норман Локсоны встретили в Мидгарде. Пот градом катился по раскрасневшемуся лицу, покрытому сеткой морщин и шрамов. Хеймдалль вымотался ещё до встречи с трикстером, а сейчас и вовсе бился из последних сил. Он положил многих врагов, и его раздражал тот факт, что ловкач уходит от ударов раз за разом. Хеймдалль продолжал сражаться только потому, что его дух был сильнее тела. Он верил, что стоит нанести один удачный удар, и Локи придёт конец. Он свято верил в пророчество, согласно которому именно на его плечи возложена миссия прикончить злодея.

— Обычно ты удивительно болтлив, — отдуваясь произнёс Хеймдалль, в очередной раз промахнувшись.

— Сегодня Рагнарёк, последний день богов, к чему пустая трата сил на болтовню, — словно издеваясь отвечал Локи, который даже не запыхался. — Но, если уж тебе так приспичило вести беседу именно сейчас, не могу отказать.

— Тебе есть что сказать в своё оправдание перед смертью? — спросил страж и его слова были пропитаны ядом гнева и презрения. — Ты устроил всеобщий геноцид, уничтожил девять миров по собственной прихоти. Ты доволен?

— Наверное, ужасно скучно быть таким всезнайкой, — съязвил Локи. — Всегда знать, что правильно, а что нет, и совершать исключительно верные поступки. Вы Асгардцы такие непогрешимые, а я вечно как бельмо на глазу. Однако спешу заметить, что для войны нужны две армии, и кое-кто с вашей стороны хотел устроить Рагнарёк не меньше меня.

— Ты не смеешь порочить Одина! — Хеймдалль, который был верен Всеотцу не мог сносить клевету в его адрес. Он даже не заметил, что трикстер не произнёс его имени. — Как у тебя язык поворачивается произносить столь гнусную ложь?!

— Я всегда был волком в овечьей шкуре, но хитрил по-мелкому, в то время как настоящим обманщиком являлся именно Один, — при одном только упоминании его имени Локи терял самообладание. — Я бы призвал его к ответу, если бы он не застрял где-то между клыками моего сына.

Хеймдалль снова атаковал, надеясь ударить Локи, но тот играючи ушёл от удара. Насмехаясь над своим измождённым противником, трикстер заскочил ему за спину и плашмя ударил лезвием секиры пониже поясницы. Хеймдалль едва на свалился на чей-то гниющий труп, а Локи звонко рассмеялся.

— Жду не дождусь, когда смогу стереть эту наглую ухмылку с твоего лица, — прерывисто сказал страж с долей бравады. Его шансы на победу становились всё более призрачными.

— Ах, угрозы-угрозы, не перечислить, сколько я их слышал за свою длинную жизнь, — нараспев протянул Локи, а затем будто что-то вспомнил и добавил уже серьёзно. — В таких ситуациях, когда весь мир был против меня, Один, которого я считал себе подобным и коему доверял больше всего на свете, предпочитал делать вид, что знать меня не знает.

— Ты не можешь винить Всеотца во всех своих несчастьях, — бросил Хеймдалль. Вокруг становилось всё жарче и он хотел побыстрее закончить этот фарс.

— Разумеется не могу, — как ни в чём не бывало продолжал трикстер, даже не думая останавливаться. — Я виноват сам. Мне не стоило доверять Одноглазому уже тогда, когда мы встретились и обменялись кровью.

— Если Один и виноват, то только в том, что привёл тебя в Асгард, — отозвался Хеймдалль устало.

— Если спросить Всеотца, думаю, он сказал бы, что это его самая удачная идея, — с горькой усмешкой произнёс Локи, смотря прямо в глаза врага. — Мы стали как единое целое и по-началу это показалось мне забавным. Всеотец создал этот мир, управлял им и тщательно готовился к его гибели. А я принимал его идеи, в том числе и Рагнарёк, с энтузиазмом маленького ребёнка. Раньше я думал, что обладаю свободной волей, а сейчас сомневаюсь в этом. Я запутался, — он вдруг стал выглядеть растерянно, будто брошенное матерью дитя, но лишь на мгновение, а потом его взгляд снова прояснился. — К счастью, мой сын Вали нашёл способ сдвинуть баланс сил в мою сторону.

Локи испытывал смесь ярких эмоций. Ненависть, беспокойство и невероятную грусть. Хеймдалль воспользовался этим замешательством для ещё одного выпада. Страж Биврёста нанёс удар по неподвижному противнику, чьё оружие было опущено. Лезвие меча вспороло кожу на груди Локи, но крови не было. Словно очнувшись из сна, трикстер посмотрел на врага широко раскрытыми глазами и положил левую руку на грудь. Ладонь его осталась сухой и Локи нагло улыбнулся. В знойном мареве острый взгляд стража притупился, он даже не понял, что не достал своего врага. Трикстер стянул с себя остатки рубашки и открыл взору Хеймдалля свою грудь.

— Я всегда подозревал, что не только женщины, но и мужчины мечтают раздеть меня, — Локи обнажил свой торс. — Посмотри, страж павшего моста, на творение Вали, моего сына. Вам следовало убить его, когда была возможность.

Рунный аркан, который Вали высек сталью и огнём на его груди, защищал надёжнее любого доспеха. Рисунок на фоне багрового синяка выглядел, как месиво из засохшей крови, обожжёной плоти и воспалённой кожи, и всё же его можно было прочитать. Руническое кольцо состояло из шести символов: руны силы «Урус», руны удачи «Анзус», руны победы «Кано», руны защиты «Эйваз», руны воина «Тейвас», и в центре — выжженное до мяса пятно, олицетворяющее пустую руну Одина. Магия Вали гарантировала для Локи безопасность и неуязвимость перед всеми хитростями Одноглазого. Фенрир был лишь страховкой.

— Один знает рунную магию, но мой сын изучил её лучше, — с гордостью произнёс Локи. В его зелёных глазах загорелся безумный огонь. — Теперь я неуязвим. Покуда Одноглазый жив, наша общая энергия накапливается во мне, и её даже хватит, чтобы пережить его смерть. А сейчас ты умрёшь. Те, кто много знают, долго не живут. Исключая меня и Всеотца, конечно.

Воспользовавшись замешательством стража, Локи перешёл в активную атаку. Секира его взлетала то вверх, то вниз, то как горизонтальный маятник раскачивалась из стороны в сторону. Страж начал отступать. Если бы Локи видел, как на поле боя танцевала его дочь Хель, то мог бы составить с ней прекрасный дуэт в её последней партии. Хеймдалль отбивал безумные выпады Локи всё хуже и хуже, пока не сдался. Дух его был подорван, в сердце закралось сомнение, и руки воина больше не желали держать меч. Локи легко сбил его с ног, повалив на землю, и вонзил секиру прямо в основание его головы. Когда-то он сказал, что отрубить голову не задев шеи невозможно. Сейчас он почти что доказал обратное. Раз за разом Локи вонзал секиру в место удара, пока голова стража не отделилась от его тела. Только тогда трикстер, покрытый брызгами крови, отпустил своё оружие и отошёл от поверженного врага.

Локи ликовал. Со счастливым смехом и улыбкой на шрамированных устах он обернулся на своего сына, но Фенрир уже не мог разделить его триумф. Большой Волк лежал на земле, или вернее, на земле лежало то, что осталось от чудовищного сына Локи. Между двумя кусками, оставшихся от мощных челюстей, можно было разглядеть окровавленный изуродованный труп в котором трикстер, тем не менее, с лёгкостью распознал Одноглазого.

Бальдр хорошо прочувствовал тот момент, когда вырвался из-под власти Хель. Это тепло, зарождающееся у него в груди, где-то в солнечном сплетении, и разливающееся по всему телу до самых кончиков пальцев. Такое знакомое до боли тепло. Бальдр даже остановил сражение, когда ощутил его. Казалось, эйнхерий, который бился с богом в тот момент, тоже его почувствовал и сразу же отступил, найдя себе иного противника.

Бальдр замер по середине поля брани, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, Хель определённо была мертва. С одной стороны бог света даже пожалел её. Богиня смерти всегда была добра к нему, на сколько это возможно в её характере. Всё случилось так, как суждено, и слово Хель оказалось нерушимо. Она мертва, а Бальдр теперь жив. К сожалению, свободу Бальдра мог разделить только его брат Хёд. Нанна, его смелая и любящая супруга, пала в этой кровавой битве.