— Лава, переверни его спиной к нам, твоя очередь показать, как ты усвоил мой урок, — жёстко приказал Майерлинг. На его лице не была отражена жажда крови, которую обычно испытывали вампиры при виде чужих ран. Барон презирал людей на столько, что даже их страдания не приносили ему удовлетворения.

Красноволосый дампир, решив смолчать на этот раз, быстро отвязал Греко, кое-как развернул его неповоротливую тушу лицом к колу и связал заново, на этот раз крепче, ибо парень уже не стоял на ногах. Ди наблюдал за этим не шевелясь и не вмешиваясь, ибо понимал, что очень скоро этот нечленораздельно мычащий полутруп поступит в его распоряжение.

Майер передал Лаве кнут, указал какую позу лучше занять, а затем отошёл в сторону и встал рядом с Ди. Пытка Греко продолжилась. В отличие от Майера, что был хмур во время бичевания, Лава явно развлекался. С лица красноволосого воина не сходила улыбка, даже когда после особо сильного удара летящий назад хлыст обрызгал его лицо кровью. Слизав кровь с губ и размазав её остатки по своим и без того красным волосам, Лава продолжал измываться над молчаливым, уже не похожим на себя Греко. Дампир забыл, как высказался о избиении ребёнка, и к счастью для его чести, Греко не был ребёнком.

— Хватит! Остановись! — приказал Майерлинг, приходя в ярость. Вампир, с его сверхъестественным слухом, первый заметил, как редко дышит Греко. — Он нам ещё нужен!

— Ха-ха, а я только вошёл в раж, — добродушно отозвался Лава, перекидывая хлыст через свою шею, совершенно не обращая внимания на стекающую по рубашке кровь. — Надеюсь с девчонкой Лэнг мне разрешат развлечься подольше.

— Разрешат, не переживай, она будет вся твоя, — ответил Майер, одарив воина пренебрежительной улыбкой. — А теперь развяжи его.

— Будет исполнено, — произнёс Лава и направился к Греко.

— Готов? — спросил Майерлинг, поворачиваясь к Ди.

— Да, — кратко ответил дампир, выходя из оцепенения. Ди сам не заметил, как всё это время стоял не подвижно и неотрывно смотрел, как плоть пленника расходится под ударами кнута.

Хотя пытки претили Ди, он должен был признать, что Лава выглядел потрясающие в этот момент. Азарт в его кровавых глазах, безумная усмешка на губах, обнажающая слегка выделяющиеся клыки, развевающиеся красные волосы и напряжённые мышцы на руке, которая раз за разом опускала на спину Греко толстый кожаный кнут. Может Лава был жесток, но Ди был бы рад занять у него на время хоть каплю этого возбуждения.

— Показать тебе как правильно сажать на кол, я не смогу, у нас всего одна попытка, — начал Майер, обратившись к Ди, когда окровавленное тело едва живого Греко повалилось на песок, а Лава смотал верёвки. — Для того, чтобы жертва умирала медленно, остриё кола закруглено. Должно быть смазано маслом, но сегодня этого не предусмотрели. Кол втыкается в анальное отверстие жертвы на длину локтя, а затем устанавливается вертикально. У тебя должно хватить сил на это. Сколько кровавых пилюль ты принял?

— Одну, — отозвался Ди, обдумывая услышанное. Его не ужасал этот вид казни, однако с выполнением могли возникнуть трудности.

— Примешь две как минимум, ещё не хватало тебе опозорить себя и меня заодно, — произнёс Майерлинг, подходя к колу и вытаскивая его из песка. — По приказу короля Дорис должна умирать как можно дольше, поэтому на том орудии, которое тебе выдадут в день казни будет иметься короткая вертикальная перекладина — уровень, ниже которого она падать не должна, чтобы кол не дошёл до сердца. Девушка будет мучаться несколько дней. Ты должен казнить её во имя Лармики Ли, Кармиллы и всех прочих аристократов Столицы. Думай об этом.

Ди взял кол, который передал ему Майер. Деревянный шест был увесистый, хорошо сбалансированный и удобно ложился в руки. Приближаясь к Греко, дампир действительно подумал об Лармике и Кармилле. Первая не слишком-то горевала по потере родителя, который гонялся за кровью и юбками простолюдинок, а вторая была настолько коварна и изобретательна, что могла бы одним пальцем раздавить весь отряд Лэнгов, включая Дорис и Дэна, даже оставаясь в дневном коматозном сне. Но долг есть долг.

Удивительно, откуда у Греко оставались силы на крики, но он издал душераздирающий вопль, когда дампир вогнал в его тело кол. Ди налёг на шест, вводя его глубже, и услышал ещё один стон, после которого Лава, наблюдающий всю картину со стороны, нервно рассмеялся. Решив покончить с этим побыстрее, Ди налёг на кол всей своей силой, упёр его свободный конец в землю и начал подтягивать на себя, устанавливая вертикально. Безвольно болтающийся на другом конце Греко поднялся в воздух. Дампиру понадобились все его силы, но он сделал то, что был должен — кол глубоко вошёл в песок свободным концом и встал ровно. Под собственным весом Греко опустился чуть вниз. Он уже не кричал, а лишь еле слышно подвывал. Глаза парня закатились, и всем присутствующим оставалось только удивляться, как после всего произошедшего в нём ещё теплилась жизнь.

Одним точным движением Ди выхватил меч из ножен и сделал выпад. Длинное лезвие меча словно молния устремилось наверх, и уже через секунду голова Греко съехала с его плеч. Окровавленная голова с белой шевелюрой откатилась в сторону, остановившись перед ногами аристократа.

— Не вздумай повторять такое в Колизее на глазах у всех, — прошипел Майер.

— Я не мог слушать его стоны, — отозвался дампир, возвращая меч в ножны, не смотря на стекающую по лезвию кровь.

Ди отвернулся от учителя и покинул арену. Лава хотел было бежать за своим командиром, но Майерлинг грубо остановил его, велев «прибрать за собой». Красноволосый дампир обречённо застонал, воздев руки к небу, но пошёл исполнять приказ.

После казни Греко, Ди был сам не свой. Для него стало откровением то, что убивать простолюдинов в бою совсем не тоже самое, что делать это, когда они беспомощны. Даже такой бесполезный человек как Греко мог бы продержаться хоть пару минут, борясь за свою жизнь. Но когда человек был связан, а его воля подавлена…

Дампир сам не помнил, как вернулся в корпус полукровок. Лина пыталась с ним поговорить, когда принимала его меч, но Ди остался безмолвен. Поднявшись на этаж, он наконец сдал дорожную одежду слугам и принял душ. Ледяная вода смыла кровь и грязь, которая налипла на Ди в Колизее, освежив юношу.

Дампир уединился в своих покоях. На кровати его ждал свежий костюм, сложенный стопкой. То была не простая одежда, но с чёрными пуговицами и расшитая золотыми орнаментами — одежда для выступления в Колизее. Ди устало собрал её и кинул в комод. Надев лёгкие брюки для сна, юноша лёг в кровать и забылся.

Пробудился он нежданно, оказавшись в тёмном тесном гробу из вонючего прогнившего дерева. Резко откинув крышку, дампир ловко сел, а затем и поднялся на ноги. Окружающая обстановка тонула во тьме, и только напротив гроба, в котором находился Ди, горела большая масляная лампа. В ореоле желтоватого света на цветных шёлковых подушках сидела женщина небывалой красоты. Стан незнакомки был строен, лицо с точёными чертами наклонено вниз. Тёмные длинные волосы волнами струились по её плечам, белое платье закрывало босые ноги по щиколотки, холёные руки были полностью обнажены. Тонкие белоснежные пальцы перебирали шитьё. Эта умиротворённая картина был до боли знакома Ди, и женщину он тоже узнал, хотя ещё недавно был убеждён, что забыл её облик навсегда.

«Мина»? — робко спросил дампир, словно снова стал мальчишкой.

«Как хорошо, что ты пришёл навестить меня», — женщина подняла голову и посмотрела на сына.

«Но где мы»? — поинтересовался Ди. Будучи воином он не мог позволить себе расслабиться и потерять ориентацию.

«Это моя могила», — ответила Мина, откладывая расшитое полотно. — «Но оставим нежности, у нас мало времени».

«Мало времени для чего»? — с уст юноши сорвался очередной вопрос.

«Я хочу предупредить тебя, Драгош», — неожиданно серьёзно сказала Мина, посмотрев прямо на сына. — «Берегись воина с чёрными волосами, доверяй женщине с глазами цвета моря»…