После, как они закрылись, Алла с Сёмой шли пешком домой, уступив такси последним гостям.

— Иногда меня удручает, что именно он должен стать твоим отцом, — сказал Сёма. Алла вдруг вспоминала, как Сёма смотрел на Ивону этой ночью: изучая каждую черту ее лица, запоминая даже быстрые, случайные движения. Ей показалось, что он обратил на нее слишком много внимания.

— Поверь, она бы не сделала тебя счастливым.

— Может, я бы мог сделать счастливой ее, — задумчиво сказал он. На улице было так тихо, что их шаги отдавались в голове набатом.

— Ты просто зациклился. Вы даже не говорили нормально, — ответила Алла, хотя на мгновение допустила мысль, что Сёма был бы прекрасным отцом. Не ей, но кому-то другому. Но это было всего лишь предположением, поэтому она отбросила его так быстро, как только могла.

— Что у тебя с Фаддеем? — вдруг спросил он, и Алла замерла посреди улицы.

— Ничего, — фыркнула она, опустила голову и пошла дальше. Сёма быстро ее нагнал.

— Ты же в курсе, что он скоро умрет?

— В курсе.

— Нет, ты не понимаешь, Алла, — Сёма взял ее за плечи, как маленькую девочку, которой хотели что-то втолдычить. Она давно поняла, что ей он напоминал тот образ идеального отца, которого у нее никогда не было. Это было так странно: Сёма был старше всего на пять лет. — Это может случиться в любой момент. Завтра, когда ты к нему придешь, через неделю, когда ты и я будем на работе. В любую секунду.

— И что? Я знаю! — она отступила назад, и Сёма ее не удерживал.

— Если ты своими словами разрушишь брак своих родителей, то застрянешь здесь и после его смерти, — сказал он и отвернулся, Алле показалось, что у него слезились глаза. — Тогда ты не вернешься. Не сможешь. Застрянешь. Так что думай, что и когда ты говоришь.

— Я думаю. Я осторожна. Они не расстанутся.

Алла посмотрела на наручные часы: было почти пять утра. Спать не хотелось.

— Ты уже успела в него влюбиться? — спросил Сёма серьезно. — Когда он не болел, то был великим человеком. Жаль, что ты только сейчас его узнала.

— Я не влюбилась, — Алла отвернулась и ускорила шаг. Ей показалось, что желудок свернулся в удушающую петлю.

— Мы с тобой, гостья из будущего, влюбились в тех, с кем нам не суждено быть, — с досадой сказал Сёма.

— Я знаю, знаю! — воскликнула Алла, обнимая себя руками. Куртка Фаддея почему-то не грела осенью в пять утра.

— Просто не хочу, чтобы ты сражалась с ветряными мельницами.

— Может быть, лучше сделать так, чтобы я не рождалась! Их будущая семья будет ужасной! Моя жизнь будет наполнена пьянками, криками и слезами!

Алла почувствовала, как слезы покатились солеными каплями по щекам и сорвались к земле. Даже если Алла вынудит Ивону бросить Анатолия, то какой от этого будет прок, если сама она застрянет в этом времени? Она еще не решила для себя — хотелось ей вернуться или остаться. Обе эти возможности пугали ее равносильно, потому что она совершенно не знала, что ожидать в дальнейшем. Это незнание пугало ее больше всего на свете, заставляя чувствовать одиночество и вязкую безысходность.

— Может, ты уже успела что-то поменять в лучшую сторону? — спросил Сёма, протягивая ей носовой платок.

Алла шумно высморкалась и утерла слезы. Она не была уверена в том, что не сделала еще хуже.

— Я не знаю.

***

Еще из коридора она услышала какой-то грохот и старческое причитание. В больнице все еще стоял запах чьих-то болезней, медикаментов и бинтов.

— Куда ж ты, Дима, засобирался! — это был голос все того же деда, который когда-то назвал их «голубками». Алла влетела в палату, опасаясь какого-то скандала, но замерла в дверях: Фаддей ожесточенно собирал свои вещи, будто хотел уйти раньше ее прихода. Алла сжала кулаки от досады — он чуть не ускользнул у нее из-под носа.

— Дима! — возмущенно сказала она. — Какие-то планы?

— Я выписался, — раздраженно ответил он. — Все равно мне не поможешь, а химию мне даже тогда поздно делать было. А сейчас что, сейчас ее еще даже не практикуют!

Фаддей возмущенно всплеснул руками и, закинув на плечо рюкзак, прошел мимо Аллы. Он остановился, постоял немного, а потом обернулся.

— Ну так, проводишь меня до дома?

Алла закивала и подхватила его под руку, сразу ощущая тяжесть, с которой Фаддей навалился на нее.

— Ну чего ты Сёму с машиной не подождал? — спросила Алла, а Фаддей на это только хмыкнул. — Ты как маленький. Думал, мы тебе запретим? Или будем злиться?.. Конечно, будем, но только ты в праве выбирать, что делать дальше.

Алле показалось, что ей удалось его смутить. Фаддей поджал губы и медленно выдохнул, словно старался успокоиться.

— Прости. Просто сейчас мне, — он запнулся, — трудно. Я хочу снова почувствовать себя нормальным. Здоровым.

В трамвае он сел, а Алла встала рядом. Она положила руку ему на плечо, даже сквозь ткань он казался горячим, как факел или, скорее, спичка. Та, которая уже догорала, а поэтому обжигала кончики пальцев.

— Я понимаю. Хочешь, можешь поспать?

После ее слов он тут же прикрыл глаза, и Алла заметила, как молодо он выглядел. Трамвай медленно ехал к нужной им фонтане, а Алла продолжала гладить Фаддея по плечу. Она отдернула руку, вспомнив, что он терпеть не мог жалость. Чувство, что ее одолело, она не могла назвать жалостью к больному человеку, это было что-то большее, до этого малоизученное. Скоро пришлось его разбудить, чтобы не проворонить остановку и выйти вовремя.

Его квартира была далеко от моря, в спальном райончике. Дом довоенный, старый, с высокими потолками. Он открыл скрипучую дверь, и Алла будто попала в прошлое столетие. Полностью белые стены были украшены множеством фотографий, с которых на нее смотрели незнакомые люди. Они все были рождены в разные десятилетия. Многие улыбались, кто-то был серьезен. Над кухонной столешницей висело фото молодого мужчины на инвалидной коляске. Фаддей заметил взгляд Аллы и коротко сказал:

— Давид.

У мужчины были кудрявые волосы и смеющиеся глаза.

Фаддей сделал им кофе с лимоном, разлил по совершенно удивительным чашкам хрустального сервиза и поставил на мраморный столик. Алле стало чуть ли не физически плохо от жизни, что хранила эта квартира. Ей на короткое мгновение показалось, что они попали в музей. В гостиной стояло несколько шкафов, доверху заполненных книгами. Хорошо, что она жила у Сёмы.

— Аллочка, — позвал ее Фаддей. Он протянул ей связку ключей. — Это от квартиры. Все документы лежат в ящике для посуды. И не смотри так на меня! Я еще в состоянии отлучиться из больницы самостоятельно и написать завещание.

— Но оно недействительно, — ошарашено сказала она. — Я еще не родилась.

— Видишь ли, — сказал он. — Это завещание не на тебя. Второе осталось в 2014, точнее первое, ведь я не знал, куда мы с тобой попадем. Квартиру не отдадут государству эти двадцать лет, потому что этот человек вступит в наследство, а может и не вступит, я не знаю.

— Но время!

— Что ты, время да время? Это не «Назад в будущее»! Время ли-не-йно, оно не петля, не парадокс, а линия, которая идет зигзагом, но никак не замкнется!

— А завещание?

— А ты сможешь его оспорить, потому что действительно только последнее. Там не стоит дата написания, но, будь добра подделать до времени моей смерти! — он громко отпил кофе, явно волнуясь. Алла мельком взглянула на его руки. — Я дарю тебе квартиру, в которой прожил очень много времени.

— Это очень щедрый подарок…

— Ничего не щедрый! — он вскочил с места, отчего Алла невольно улыбнулась. В его глазах снова горел огонь жизни, хоть и недолго. — Мне уже ничего и не надо будет, а у тебя вся жизнь впереди. Очень длинная жизнь, на которую я тебя обрек.

— Я не сержусь, — сказала она.

— Это пока что. А потом еще как разозлишься, только я уже буду в могиле. Аллочка, — вдруг серьезно сказал он. — Можно я покурю? Перед смертью как говорится…

Алла почувствовала, словно ее тело сдавил железный панцирь.