— Что ты собираешься сделать? — осторожно спросила она, хотя знала ответ.
— Умереть! Умереть достойным человеком.
Он постарался вырвать руки, но Алла слишком крепко его держала.
— Не делай этого, — сказала она, стараясь его обнять. Фаддей отстранился и посмотрел на нее так колко, словно снова был полон жизни. Его глаза горели цветами зеленых изумрудов города из страны Оз. — Ради меня!
— Ради тебя я это и делаю. И ради себя. Пока Ивона не наделала глупостей, я могу все оборвать и ты вернешься туда, где должна быть.
Он отступил на шаг назад. Кровавое закатное солнце оказалось как раз за его головой, и Алле на мгновение показалось, что он святой.
— И дай мне умереть, стоя на ногах, — сказал он и отошел еще на шаг.
— Ты не умеешь плавать, — сказала Алла.
— И вправду не умею.
Он почти упал, но Алла ухватила его за руку. Раньше он казался ей ужасно легким, но держать его почти что на весу оказалось очень сложно. Алла даже не плакала, думая только о том, чтобы спасти его. Вытянуть из воды, если он сорвется. Плавать она умела.
— Прости меня за все, — сказал он и отпустил ее ладонь. Фаддей падал спиной вниз, и за мгновение, как он коснулся воды, Алла тоже прыгнула.
Она успела сгруппироваться, вошла в воду и почувствовала, как судорога свела ногу. Пылающая боль пронзила мышцы всего на десяток секунд, и она почти закричала. Алла вынырнула, глотнула воздуха и снова нырнула, пытаясь в темной воде Черного моря увидеть Фаддея. Алла погружалась под воду, выплывала, но ничего не находила. Куртка тянула ее на дно, но она не могла заставить себя снять ее. Ей было так холодно, что вскоре онемели пальцы на ногах.
Алла выплыла на берег, задыхаясь, словно при пневмонии. Она сунула руку в карман мокрой куртки и нащупала там ключи от квартиры. Море взбушевалось и пенилось все сильнее, и Алла испугалась нырять еще раз. На вершине морского камня она не нашла одежды Фаддея. Алла все поняла.
У нее намокли все деньги, поэтому она пошла пешком. Каждый шаг давался ей с огромным трудом — в мокрых, слишком холодных для осени лодочках хлюпала морская вода. Алла даже удивилась, как они не утонули — через время волны выплюнули их на берег.
Куртка Фаддея уже не могла согреть, но она упрямо ее не снимала. Алла не могла думать, не чувствовала нужды в слезах. Словно все ее слезы впитало Черное море, и она отчасти была благодарна ему и его соленой воде.
Проходя мимо парка она не увидела памятника Ленину, который в ее времени снесли три года назад.
Ключи от родительского дома тоже нашлись в куртке, и Алла неуверенно повернула замок и вошла.
— Алла, это ты? — спросила ее с кухни Ивона.
— Да, — ответила Алла и повесила куртку на крючок, замерла на секунду, сняла и понесла ее в свою комнату. Она наспех переоделась, завязала мокрые волосы в тугой хвост и вышла к матери на кухню. Ивона выглядела не так, как в прошлом, но и не так, как раньше. Алла с трудом могла описать эту разницу, но точно могла сказать, что она была.
На кухню зашел отец.
— О, Аллочка!
Он достал с холодильника бутылку, из серванта три рюмки.
— У нас сегодня какой-то праздник? — спросила Алла, а отец промолчал, только хмыкнув. Она не хотела пить в день смерти Фаддея. Для них прошло уже двадцать лет, а для нее — два часа. Интересно, кто-то узнал, как он умер и когда? Считали ли ее мертвой тоже?
— Ну, за здоровье! — сказал отец, осушив свою рюмку. Алла никогда не говорила ему под руку — ее еще давно научили, что так делать не стоило. Она подождала, пока он закусил, а только потом спросила:
— Как там на работе?
— Как всегда отвратительно, доченька, — сказал Анатолий и налил себе еще одну рюмку. — И мать твоя опять жрать не приготовила! Все работала в своем поганом ресторане, — зло добавил он. Он залпом выпил ее и закусил хлебом.
— Ты тоже, большой работник, пришел раньше меня, мог и сам приготовить! — ответила мать.
— Это твоя прямая обязанность, — сказал он, и Алла почувствовала желание уйти.
— Моя прямая обязанность — это свалить от тебя подальше!
И Алла вдруг поняла, что их проблема была не только в стереотипах, нереализованных мечтах и отсутствии сострадания. Анатолий и Ивона не подходили друг другу, как две детали от разных велосипедов, и никак не могли стать одним сплошным механизмом. Хоть Алла и добилась желаемого — сохранила матери достойную работу, но все равно не была успешна в исправлении их брака. Ее родители были обречены мучить друг друга при любых обстоятельствах, как и множество других неблагополучных семей. Прав был Фаддей, когда говорил, что нельзя поменять человека без его желания.
Алла вышла из-за стола, пошла в свою комнату, собрала вещи и тихо, чтобы не потревожить их ссору, ушла из дома. В кожаной куртке звенела связка ключей, и Алла сжала ее в кулаке.