— Что ты делаешь?
— Ничего, ничего, — ответил он. Она почувствовала, что его лицо было мокрым. — Я стал слишком сентиментальным.
— Это не плохо, Дима.
Алла гладила его отросшие, слегка вьющиеся волосы. Ей нравилось, что у него была мягкая кожа и обветренные губы.
— Мне нужно на работу. Если почувствуешь себя слишком плохо, то позвони, хорошо?
— Хорошо, — ответил он, поднимаясь. У Аллы защемило сердце от безграничной нежности к нему. Она тоже встала и аккуратно вытерла ему лицо носовым платочком. Алла использовала его так часто, что была вынуждена стирать по несколько раз на день.
На работе она была как на иголках: все боялась, что вернувшись в квартиру, не застанет там живых. Сердце у нее колотилось, как пойманный в клетку голубь. Ивона почти с ней не говорила, только по делу, и ходила задумчивая и печальная. Алла считала нужным дать ей время и больше не давить. Впервые за долгое время ей было так тошно на душе, но одновременно с эти спокойно — она точно знала, что будет дальше. Вернувшись в квартиру, она застала Фаддея в дверях.
— Ты куда собрался ночью? — спросила она. Фаддей выглядел разочарованным, а может, просто чрезмерно уставшим.
— Сигареты кончились, — ответил он.
— Мог позвонить мне на работу, я бы тебе купила.
— Я не подумал, извини, — сказал он и вымученно улыбнулся. Он все еще стоял с ключами в руке, будто раздумывал, стоит теперь куда-то идти или нет.
— Я тебе схожу в круглосуточный, — сказала Алла. — А то ты еле на ногах стоишь.
Ей почему-то не хотелось оставлять его одного, но и взять с собой она так же не могла — с каждым днем Фаддей чувствовал себя все хуже. На лестничной клетке свистел сквозняк от незакрытого окна. Он долго, больше минуты молчал и вымучено опирался на дверной косяк.
— Можешь не идти, — сказал он. — Я хочу спать.
Алла застирала окровавленный рукав Фаддеевой рубашки, а он почти сразу уснул, только коснувшись головой подушки. Она поправила его одеяло, оделась потеплее и вышла за сигаретами. На улице было поразительно тихо и почти не страшно, поэтому Алла позволила себе не бежать, а идти спокойно. Глаза болели от напряжения, но спать она не хотела.
— Сколько вам лет? — спросили ее в круглосуточном ларьке. Алла устало вздохнула, только что понимая, что документы на это время она до сих пор не сделала. Еще надо попросить Фаддея написать другое завещание, если она останется…
— Мне девятнадцать, — ответила она.
— Документы?
— Женщина, — вымучено сказала Алла, — я только вернулась с ночной смены, третий час ночи, какие документы? По мне не видно, что мне не пятнадцать?
Женщина из ларька внимательно на нее посмотрела. Алла тут же захотела провалиться под землю.
— Все равно я вам не верю, — сказала она.
— Мне сейчас сходить полчаса до дома за паспортом, а потом еще полчаса возвращаться, чтобы купить эти чертовы сигареты? — обиженно спросила Алла. — Женщина, камер тут нет, продайте и все!
Алла уже хотела плюнуть и пойти обратно, но женщина из ларька вдруг спросила:
— Почему у вас руки в крови?
— Я застирывала рубашку моего молодого человека, он очень болен. Придурок, на ногах не стоит, а все равно хотел выпереться за своими сигаретами! — в сердцах сказала она. За день Алла почти не с кем, кроме пьяных гостей не говорила, и слова вырвались сами.
— Вам сколько пачек? — со вздохом спросила женщина.
— Три красного Мальборо, — Алла отсчитала деньги из щедрых чаевых за сегодня.
— Девушка! — окликнула ее женщина из ларька. Алла остановилась. — Пусть выздоравливает.
— Спасибо, — ответила она и пошла в сторону дома.
Ноги покалывало от усталости, в горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. Алла закурила, и шла, рассматривая темные улицы сквозь табачный дым. Сигарета обжигала горло и губы, но она затягивалась все глубже, чтобы такая простая физическая боль исправила ее душевный штиль. Она хотела бурю или, хотя бы, слабенький прилив. Полное отсутствие эмоций давило ее, словно гнилое яблоко на тротуаре. Когда она пришла, то Фаддей все еще спал. Алла поцеловала его в горячий лоб и легла рядом.
Она проснулась от музыки, в десятом часу утра. Другая сторона кровати снова пустовала, а с кухни до нее дошел терпкий запах свежего кофе. Фаддей танцевал под какой-то хит «The Beatles», иногда отвлекаясь, чтобы помешать овсянку. Алла остановилась в дверях, стараясь не обнаружить себя и не прервать красоты момента. Губами Фаддей сжимал тлеющую сигарету и время от времени отнимал ее ото рта, чтобы стряхнуть пепел в полулитровую банку. Вдруг музыка оборвалась, и Фаддей наклонился к проигрывателю на полу, чтобы перевернуть пластинку. В этот момент лучи утреннего осеннего солнца запутались у него в волосах и осветили профиль. Заиграла новая мелодия, и он вернулся к забавным танцам у плиты и помешиванию овсянки.
— Без меня ты не скучаешь? — спросила Алла, а Фаддей ответил ей так спокойно, будто с самого начала заметил ее:
— Решил побыть полезным, в нашем дуэте именно ты зарабатываешь деньги!
Алла рассмеялась.
— Ну, я думаю, за сто с лишним лет ты готовить научился.
— Конечно научился, — ответил он. — Я даже работал в одной столовой, но давно это было…
Алла уже даже не расстроилась, что не знала всей его жизни. Они сели за мраморный столик и съели овсянку на молоке. Фаддей тоже ел, и это подарило Алле маленькую надежду, что он протянет еще немного.
Она укрепилась в собственной надежде на еще пару счастливых недель, когда Фаддей полил все цветы в квартире и помыл посуду.
— Я немного раньше сегодня на работу, — сказала Алла. — Но и вернусь пораньше. Тебе что-то купить?
— Нет, ничего, — ответил Фаддей, а потом крепко ее обнял. Они постояли так немного, и Фаддей отстранился.
— Ты и вправду стал сентиментальным.
— Иди уже на свою работу, Аллочка, — сказал он и быстро поцеловал ее в губы. Алла засмеялась и вышла. На работу она всегда ездила на трамвае, и не спеша пошла на остановку. Нужный ей должен был приехать только через двадцать минут, но Алла специально вышла раньше, чтобы насладиться прохладным осенним воздухом. Она шла по бульвару к остановке, и ее грызло непонятное раньше чувство. Ей вдруг показалось, что должно произойти что-то страшное, но что конкретно она понять не смогла. Она обернулась посмотреть, не сидел ли Фаддей на балконе, но заметила его возле подъезда.
«Сигареты кончились?» — подумала она, а после сама же себе напомнила, что покупала ему накануне три пачки. Он пошел мимо остановки, не поднимая головы, и Алла решила пойти за ним. Предчувствие сдавило горло еще сильнее, чем до этого. Фаддей шел как глубокий старец, тяжело и нетвердо ступая, и Алла вдруг поняла, что все утро он специально делал вид, что ему лучше. Чтобы она не волновалась. Он кутался в свое слишком теплое пальто и почти что бежал. Алла сама боялась сорваться на бег, но из последних сил сдерживала себя. Так они и шли: он впереди, ничего не замечая вокруг, и она, словно воровка, за ним.
Фаддей остановился, глубоко закашлялся и пошел дальше. Алла задавала себе глупые вопрос: «Куда и зачем он шел?», но не знала ответ. Так они дошли до моря, заброшенной набережной, где даже волнорезы сточила вода. Вид поразил Аллу своей красотой — закатное солнце залило кровавым цветом небо, словно там, где кончался горизонт, кто-то сражался насмерть. На пляже были такие высокие камни, что они испугали Аллу — с них не осмелились бы прыгнуть самые отважные. Алла увидела, как Фаддей поднимался на камни по узкой, заросшей тропинке, и все же сорвалась на бег. Она только ступила на нее, когда Фаддей был уже наверху. Он снял свое слишком теплое пальто, туфли и начал расстёгивать рубашку.
— Фаддей! — крикнула она, и ее голос оказался таким громким, что чайки сорвались с пляжа и разлетелись в разные стороны. Фаддей дернулся и остановился. Алла не запомнила, как оказалась возле и ухватила его за дрожащие руки.
— Тебя здесь быть не должно! — отчаянно выкрикнул он. Его голос был надтреснутым.
