— Поймал, — весело прошептал Уилл, прижимаясь к нему сильнее. — Поймал и так просто не отпущу.

Ганнибал ничего не ответил, продолжая неподвижно стоять на месте, и, осмелев, Уилл коснулся губами его кожи. Несколько секунд он покрывал поцелуями его спину, радуясь этой близости, но что-то всё-таки бросилось ему в глаза, и он отстранился.

Белые, почти невидимые полосы, разбросанные в хаотичном порядке, покрывали всю поверхность кожи Ганнибала от затылка до поясницы. Это были старые шрамы, очень давнишние, но некоторые из них, видимо, были когда-то такими глубокими, что их так и не смогло уничтожить время. Уилл насчитал их штук двадцать и, не отдавая отчёта в своих действиях, схватил Ганнибала за руку и резко повернул его к себе. Там было то же самое. Годы почти всё стёрли, будь здесь освещение потемнее, он бы вообще их не заметил, но они были, и он их увидел. Тонкие, почти бесцветные полоски покрывали всю грудь и живот его любимого. Не было впадин, не было шрамов, только нежная и бледная кожа, покрытая чуть видной паутиной чьей-то жестокости.

Медленно подняв глаза, Уилл встретился взглядом с Ганнибалом, который по-прежнему молча стоял перед ним с пижамной рубашкой в руках. Он боялся увидеть там страх, боль или злость, но ничего этого не было. Его лицо ничего не выражало, лишь слабые признаки недовольства, смешанного с любопытством.

— Откуда они, Ганнибал? — дрогнувшим голосом спросил Уилл, опуская взгляд и рассматривая его широкие плечи. — Их так много, но они совсем старые. Ты из-за них прячешься от меня?

— Что? — дрогнул губами Лектер, поворачиваясь и смотря на себя в зеркало над раковиной. — Нет, конечно, я не стесняюсь того, чего не могу изменить. Какой в этом смысл? Если бы не тяжёлый сегодняшний разговор, я бы не стал скрывать от тебя то, что ты всё равно рано или поздно увидишь. Просто я хотел, чтобы ты отдохнул, а не нагружался новыми волнениями.

— Это розги? — спросил Уилл, ведя пальцем по самому яркому шраму, убегающему куда-то под волосы на груди. — Кто это сделал? Твой отец?

Ганнибал повернулся к нему, отодвинул от себя его руку и начал неторопливо надевать пижамную рубашку.

— Да, это был он, — кивнул Лектер, застёгивая пуговицы. — Родителей не выбирают, но у нас есть возможность решить, что мы будем к ним испытывать, когда станем взрослыми. Это не причиняет мне боль, если тебе вдруг так показалось.

Они снова встретились взглядами, стараясь понять, что чувствует каждый из них, и, ловко обойдя застывшего профайлера, Ганнибал вышел из ванной. Уилл бросился за ним, борясь с желанием начать задавать вопросы или повиснуть у него на шее. Они одновременно сели на кровать, каждый со своей стороны, и молча забрались под одеяло. Свет от настольной лампы ещё горел, и Уилл лёг на бок и посмотрел на Ганнибала. Тот лежал на спине, сложив руки на груди, как покойник, и выглядел пустым и мёртвым. Как будто он выключил все эмоции, или они куда-то улетели, оставив это тело без души и мыслей.

— Он был ублюдком? — не выдержал Уилл, почему-то боясь пододвинуться к нему ближе.

— Нет, — спокойно ответил Лектер. — Он был глубоко верующим человеком.

— За что он так с тобой?

— Чтобы его разозлить, причина была не нужна, — слегка улыбнулся Ганнибал. — Это чёрно-белые люди, у них нет оттенков, есть только грех и наказание за непослушание. Любое сомнение в его словах воспринималось как богохульство, мои личные мысли — чем-то демоническим, а попытки верить в себя, а не в Бога считались преступлением против веры.

— Я побаиваюсь таких фанатиков, — задумчиво сказал Уилл, снова почувствовав на себе смертельную усталость. — Они говорят, на всё воля божья, но самые жестокие преступления против людей исходят именно от церкви, а точнее их служителей. Когда я встречался с Робертом Брауном, он сказал мне, что если опираться на заповеди, безгрешным быть нельзя, и нам всем уготован ад.

— Да, знакомые слова, — прошептал Лектер, выключая свет и начиная укладываться поудобнее. — Спокойной ночи, Уилл.

— Спокойной ночи, Ганнибал.

Оставшись в темноте, Уилл снова испытал какой-то панический страх и, пересилив стеснение, подполз поближе к любимому и прижался носом к его плечу. В голове что-то настойчиво стучало, буквально разрывало, какая-то очевидная истина, почему-то им упущенная, но глаза начали слипаться, и всё в голове превратилось в вату.

— Мне ни к чему твоя жалость, — неожиданно сказал Ганнибал, нащупывая его руку под одеялом и легонько её сжимая. — Я в ней не нуждаюсь.

— А я её к тебе и не испытываю, — пробормотал Уилл, переплетая их пальцы в любовный замок.

— Спасибо.

— Просто ты должен знать, что если бы я тогда был рядом с тобой, я бы закрыл твоё тело своим.

Пальцы Ганнибала дрогнули, стискивая их руки сильнее, и Уилл провалился в сон, летя туда на каких-то чёрных крыльях. Всю ночь он падал в яму, которая казалась бездонной, и безликий Ворон кружил где-то рядом, иногда подлетая совсем близко, что-то ему крича и бросая в него куски сырого мяса.

За ночь Уилл проснулся лишь раз, наверное, уже где-то под утро, и испуганно начал искать руками Ганнибала, которого не оказалось рядом. Его возлюбленный появился через минуту, выйдя из уборной почему-то в одних пижамных штанах, и тут же забрался обратно к нему, успокаивая в своих тёплых объятиях.

Окончательно проснулся он уже утром от вибрации своего телефона, жужжащего на тумбочке. Сонно поморгав, он взял его в руки и, увидев там номер Джека, досадливо бросил телефон куда-то в ноги. Мягкое одеяло заглушило вибрацию, но Уилл уже проснулся. Ганнибала рядом снова не оказалось, и, выпрыгнув из постели, он побрёл в уборную. На раковине он увидел зубную щётку в упаковке, свежие полотенца, сложенные в аккуратную стопку, и шикарный халат, напоминающий царскую мантию. Всё это было для него, и он улыбнулся, тронутый такой заботой до глубины души.

Через полчаса Уилл спустился вниз и пошёл на потрясающий аромат, доносившийся с кухни. Ганнибал стоял у плиты и что-то там старательно готовил. Он был такой домашний, в широких штанах, болтающихся на бёдрах, и красном свитере, что сердце Уилла предательски дрогнуло, переполняясь нежностью и счастьем. Огромное удовольствие ему доставила и причёска Ганнибала. Чистые и пушистые волосы, непривычно не залитые гелем, свободно спадали вниз и закрывали часть его лица. Он захотел видеть его таким всегда, вместо прилизанного и идеального доктора Лектера с дежурной улыбкой.

— Доброе утро, Уилл, — радостно помахал ему лопаткой Ганнибал, продолжая что-то скручивать на столешнице. — Садись, сейчас будем завтракать. Как тебе спалось?

— Впервые за последнюю тысячу лет я бодр и свеж, как никогда, — поспешно ответил Уилл, усаживаясь за стол и облегчённо выдыхая. — Я спал как убитый.

— Я очень этому рад. Я рано проснулся и успел приготовить для тебя мясной рулет. Ещё я сделал тонкие блинчики с мясом, не знал, что ты предпочтёшь, но решил не рисковать и приготовил и то, и другое.

— Боже, Ганнибал, ты меня совсем смущаешь, — пробормотал Уилл, чувствуя себя одуревшим от счастья. — Я там дрых, а ты поднялся ни свет ни заря, чтобы я мог поесть. Это неправильно.

Ганнибал резко повернулся, смотря на него какими-то блестящими глазами, и на секунду Уилл подумал, что тот не спал всю ночь.

— Как мало для тебя что-то делали, раз ты каждый раз восхищаешься даже такой маленькой заботе? — грустно улыбнулся Лектер, отворачиваясь и принимаясь за приготовление кофе. — Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что ты специально давишь на мои слабые точки. Теперь я захотел кормить тебя завтраком каждый день.

— Буду знать, что у тебя есть слабости, — рассмеялся Уилл, довольно кутаясь в тёплый халат. — Корми меня, любимый, я хочу попробовать всё, что ты для меня сделал.

Мясной рулет оказался совсем не таким, каким его подавали в придорожных кафешках, и даже не будучи голодным, Уилл съел больше половины. Ганнибал улыбался, наблюдая за ним, и подкладывал ещё кусочки. Кофе тоже оказался непривычным, горьким и тяжёлым, и даже маленькая чашечка окончательно прогнала остатки сонливости. Под конец завтрака в кармане Ганнибала зазвонил телефон, и он ушёл в гостиную, оставив Уилла одного.