— Что в сахаре? Цианид?
— Вызывай скорую, Поттер, пойдем, Бобби, нужно вывести тебя…
— Даже вы называете меня по имени, детектив, а для папочки я был всегда только Робертом, — парень мелко дышит. — Я никогда не стал бы его деткой. Но он же был моим папочкой, он был моим папочкой… Он мне так нужен…
Парень теряет сознание, в скорой он приходит в себя от укола нитрита натрия, но до больницы он так и не доезжает — доза яда слишком высока.
Драко сообщает Анжеле, и это снова виртуозно и вызывает уважение. Обычно после такой новости истерика неизбежна. Но Анжела отвечает на вопросы, дает комментарии. Объяснить ей мотивы Бобби Малфой не может. Месть за измену — лучшая легенда, чем та кроличья нора, куда с головой нырнул ее сын. И ее муж.
***
Когда дело закрывают за смертью подозреваемого, Малфой знает, что Бобби за эти годы находил себе периодически папочку, который был своего рода суррогатом. Бобби был сильной, харизматичной личностью, не только в университете, но и в отношениях с взрослыми мужчинами. Он умел манипулировать своей позицией, умел получать желаемое. Именно один из его папочек здесь, в Нью-Йорке, помог ему спрятать тело, сняв на свое имя склад-холодильник. Еще один помог с документами. Настоящая детка, которая назвалась для арендатора Джастином Финч-Флетчли, так и осталась неизвестной. Но мужчина, который помогал Роберту, сказал, что мальчик хвастался, что запугал его до икоты и отправил из города, пообещав убить, если тот вернется. Что-то было такое в Бобби, что ему верилось.
— Думаешь, он выпил цианид, потому что боялся тюрьмы? — Гарри гладит Малфоя по груди. Тот сегодня был настолько нежен, что у Поттера слезы в глазах стояли от щемящего чувства. Дыхание он совсем недавно успокоил, и тут же притерся к Драко, потому что после тех ласк, того единения, что Малфой ему дарит, одному никак.
— Думаю, он боялся не тюрьмы самой по себе, а того, что последнее, что связывало его с Джимом, останется в прошлом. Этот дом… Я боюсь понять его, Потти, потому что знаю, что могу. Могу его понять, и это сделает меня к нему на шаг ближе.
— Оставь это, Драко. Главное, что дело закрыто.
***
На улице пять утра, и солнце уже приветливо показывается из-за горизонта. Апрель — это уже совсем весна. Поттер набирает номер, вспоминая, что оставил Драко записку, и тот не должен волноваться, когда увидит, что его нет.
— Профессор, я нашел. Я все сделал. Отправил, но файл большой. Скоро вы все получите. Конгрессмен Дамблдор Драко больше не владеет… Я его просчитал, профессор, я его просчитал. Но и он меня тоже… Северус… Я… — кто бы ни был на той стороне, он молчит, понимая, что звать бесполезно. Звонок прерывается.
***
Поттер идиот, потому что как только Малфой видит на подушке записку с одной фразой: «Я люблю тебя, Драко!», у него сердце останавливается в ужасе, и он все понимает. Телефон профессора молчит. Экстренный номер конгрессмена тоже. Драко впервые со своих семнадцати лет чувствует себя так, словно он оказался под водой без шанса на вдох. Он понимает, что это паническая атака, но остановить ее некому.
========== 9 ==========
— Меня вообще здесь быть не должно! Почему я обязана это все заполнять! — вопли в коридоре вырывают из сна, но выглядывать не хочется. Визгливой тетке что-то отвечают, тихо, уверенно, и она умолкает.
Ненадолго.
— А что нужно здесь писать? Эй? Кто-нибудь!
Нервы сдают, и он выходит из палаты.
— Здесь пациенты отдыхают, нужно быть тише, мэм.
Белый халат вводит женщину в заблуждение, и она тут же начинает бойко отстаивать свое право убраться из больницы в эту же секунду.
— Он мой бывший муж, я не понимаю, почему именно я должна заполнять эту информацию, хотя я с ним уже два года как не живу!
— Информация о контактах экстренной связи обновляется каждый раз, когда пациент находится в стационаре. Значит, за все это время данные не обновлялись. Пожалуйста, просто заполните эти графы и не шумите.
— У меня нет столько времени! — снова взрывается она и пытается что-то еще сказать, но ее довольно грубо прерывают.
— Если вы уклоняетесь от предоставления информации для лечения пациента, вас можно обвинить в причинении вреда по неосторожности или даже в уклонении от оказания помощи больному. Наказание зависит от степени тяжести последствий, и варьируется от…
— Так вы коп! Вы мне соврали! Да как вы смеете! Да вы не имеете права!..
— Когда у меня лопнет терпение и я арестую вас за неподобающее поведение или хулиганство, я обязательно представлюсь и назову номер своего значка, если угодно. А пока убавьте громкость и заполните эти гребаные клеточки!
Ему хочется назад, в темноту палаты, но он уверен, что эта овца снова начнет голосить, и почему-то медлит.
— У меня дети с няней с почасовой оплатой. Я не понимаю, что и где мне нужно писать! — она звучит так, будто обвиняет в этом своего собеседника. — Ну помогите же мне! Что нужно здесь писать? Рост? Или аллергию? — она протягивает листы, прикрепленные к планшету, почти в лицо. Имя пациента на карте — Гарри Поттер. Имя контакта, который обязан заполнить эти данные — Джиневра Поттер. Фамилия зачеркнута и печатными буквами выведено «УИЗЛИ». Малфоя трясет.
— Это быстро. Вот здесь галочка, здесь прочерк, здесь, где звездочка, — ваша подпись. Все.
— Как «все»? Тут же вот еще…
Малфой вздыхает и отвечает так, чтобы она, наконец, убралась отсюда со своим визгливым голосом и абсолютным отсутствием даже минимального волнения о том, что отец ее детей уже вторые сутки не приходит в сознание. Она, кстати, должна была дать эту информацию еще вчера.
— Здесь первый вопрос, живете ли вы вместе последние 6 месяцев. Вы — нет, как я понял. А в этом блоке первый вопрос про последние 2 месяца. Тоже нет. Собственно, это все.
— Супер, и чтобы поставить эти три гребаные галочки мне нужно было…
— Мэм, у вас няня с почасовой оплатой, — напоминает он и вытягивает заполненные бумаги из ее пальцев. — Я передам медсестре.
Малфой действительно отнес планшет с картой на стойку регистрации и ушел вглубь коридора. Ему нужно подышать.
Когда он вернулся, Уизли уже не было в больнице, а карта все так же лежала на стойке. Он посмотрел на вопросы из первого и второго блока, общие вопросы о пациенте, и в первый раз вообще так четко осознал, что знает на них ответы. На каждый. Каждый вопрос, не только о двух последних месяцах. Поттер умудрился рассказать ему все. Рост, вес, хронические, ранения, лечение, швы, аллергия, точнее ее абсолютное отсутствие, медикаменты и даже обязательная терапия у психолога после того случая со смертельным исходом. За эти почти восемь месяцев Поттер перед ним открылся, впустил в свою жизнь, вообще без оговорок. Были моменты, которые Гарри не раскрывал из-за грифа. Но это единственное, о чем он не говорил. По крайней мире из этого тупого списка вопросов. Из сведений, которыми люди обмениваются, когда живут вместе. Малфой кристально ясно осознал, что у них отношения. Не тогда, когда прочитал эту ебучую записку с признанием. Не тогда, когда приехал сюда и безвылазно сидел у его койки. А вот, только что, читая гребаный опросник по медпоказаниям. Он потер до сих пор саднящую щеку, и это привело его в чувства. Тремор ушел, дыхание восстановилось, и боль, отдающая в скулу, заземлила его, не давая снова рухнуть в паническую атаку. Он вернулся в палату. Сел в кресло. Прикрыл глаза. Только ждать. Без вариантов.
***
Бармен отписал Сириусу sos, как только приметил Поттера, уходящего ночью из дома. Это Сириус был тем, кто отправил группу к местоположению Гарри, он же был тем, кто жёсткими пощечинами привел в адекватность Малфоя. Ему же пришлось попасть под удар всей возможной язвительности Драко, когда тот осознал, что в минуту уязвимости дрожал, стенал и плакал от того, что его близкий человек из-за него оказался под ударом. И это Блэк был тем, кто съездил ему по лицу за гадкий комментарий об умственных способностях Потти, которого Драко назвал кем-то посторонним и незначительным. Это было витиевато, замудрено, но даже старому вояке было понятно, что Малфой пытается отстраниться от их отношений, преуменьшить их, и поэтому так походя называет Гарри никем в своей жизни. Только на тот момент Сириус ещё понятия не имел, жив ли Поттер вообще. И эти игры со словами были не к месту. Парень полез в клетку с тиграми за этого змееныша, пусть свое шипение попридержит. Видно же, что переживает.
