— Ему не о чем волноваться, — пробормотала я. — Я ничего не скажу. Йон тоже.

— У меня есть идея получше, — возразил он, коротко и мягко улыбнувшись. От этой удушающей мягкости, наполнявшей его движения и голос, хотелось выть. — У Церкви достаточно ресурсов, чтобы вытащить вас из всего этого. Как насчет сделки? Мое исследование в прошлый раз прервалось на… самом интересном месте, можно сказать. Когда твой юный альфа оправится после ранения, Церковь заберет его под свою опеку, как и тебя. С вас будут сняты все обвинения при условии, что вы… не будете больше упрямиться и исполните свое предназначение. В конце концов спасение расы бестий от вымирания куда более важное дело, чем все эти криминальные разборки, я не прав? Кто через пару лет вообще вспомнит имя этого не-бестии, которого вы лишили жизни? Меня он не волнует и Его Святейшество тоже. Мы оба считаем, что есть то, перед чем меркнет все остальное, даже преступления.

Все ясно. Мы больше не были нужны кардиналу лично, но он не мог упустить случая поквитаться с нами за то, что мы сперва укрывали его сына, а затем передали его матери. Будем надеяться, это в свою очередь также означало, что Медвежонок был в безопасности с госпожой Боро и отец до него не добрался.

— Зачем вам наше согласие? — тихо спросила я. — Разве Церковь просто не берет то, что хочет?

— О, бесспорно, — улыбнулся отец Евгений. — Именно поэтому я сейчас здесь, и мне не нужно заполнять никаких бланков или ждать девяти часов утра, чтобы повидаться с тобой, дитя мое. Но проблема в том, что истинная связь это довольно деликатная материя. В прошлый раз у нас ничего не вышло, потому что ты была против, помнишь? Поэтому, чтобы получить то, что мне нужно, я должен заручиться вашей поддержкой и готовностью сотрудничать. По-моему, сейчас идеальный для этого момент. Что ты выбираешь, Хана — послужить на благо своей расы и Великого Зверя или сгнить за решеткой за преступления своего глупого альфы? И более того, позволить ему сделать то же самое? При условии, конечно, что прокурор не затребует для него высшую меру наказания. Тогда его мучения окончатся куда быстрее твоих.

Я судорожно выдохнула, и мой выдох превратился в мучительный сдавленный стон. Об этом я в самом деле еще не думала — просто не успела осознать масштабы грозящей нам беды. А теперь даже не могла ничего возразить, глядя в довольное и обманчиво сочувствующее лицо священника, сидящего напротив.

— Я дам тебе время подумать, — кивнул он, удовлетворенный моей реакцией. — Но не затягивай. Когда я приду сюда в следующий раз, мне нужен будет четкий и однозначный ответ.

— Что именно вы собираетесь с нами делать? — вскинула на него глаза я. — Я хочу знать. Мы же… Мы никогда не сможем уйти, верно?

— Возможно, — не стал спорить отец Евгений. — Но вы будете живы и вы будете вместе, это я тебе гарантирую. И это куда больше, чем ты можешь рассчитывать получить от правительства за все, что вы с Йоном натворили. Пришло время платить по счетам, девочка, так что выбирай с умом, кому будешь отдавать долг.

— А если Йон не согласится? — тихо спросила я.

— О, он согласится, — уверенно произнес он. — Когда узнает, что ты у нас и ждешь его, он точно согласится. Нет ничего хуже альфы, влюбленного в свою омегу — такие парни совершенно теряют голову. Великий Зверь завещал нам плодиться и размножаться, разнося его мудрость и силу по всей Земле, но он ничего не говорил о любви. Как по мне, она только все усложняет. — Он пожал плечами, по-отечески ласково мне улыбнувшись, и поднялся на ноги. — Подумай обо всем хорошенько, Хана Росс. Я вернусь через пару дней, когда Йону станет лучше и мы сможем перевезти вас обоих. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Я ему не ответила, но он, кажется, уже и не ждал ответа, уверенный в своей безоговорочной победе. За мной вернулись конвоиры, и, пока они вели меня по коридору обратно, я с трудом боролась с искушением без сил повиснуть между ними, как кукла, перестав вовсе переставлять ноги.

Оказавшись в камере, я забилась в дальний угол, прижав колени к груди и ощущая такое всеподавляющее бессилие, что каждый новый вдох требовал осознанного напряжения воли. Какой выбор у меня в самом деле был? Довериться системе и надеяться, что присяжные поймут, почему мы поступили так, как поступили? Увидят в Йоне не хладнокровного убийцу, каким его наверняка выставит прокурор, а парня со сломанной судьбой, который вынужден был отказаться от традиционного понимания правильного и неправильного ради того, чтобы выжить? Но целых два почти одинаковых убийства… Два только тех, о которых я знала — мы с альфой никогда не обсуждали, что было до того, как мы встретились и как он добывал информацию о Сэме прежде. Что я могла сказать присяжным? Что он изменился после нашей встречи? Что Сэм был последним? А был ли? Ведь Джером Стоун сдал нас, а муж Никки, этот Грек, до сих пор удерживал ее на своем острове за несколько тысяч километров отсюда. Йон привык решать свои проблемы силой, пользуясь принципом «нет врага — нет проблемы». И я, прожив с ним столько времени и сполна хлебнув той грязи, о существовании которой прежде и подумать не могла, склонна была с ним соглашаться в его методах.

Ведь полиция, судя по словам детектива Гарриса, обо всем знала. О том, кем на самом деле были Ортего, Грек и Стоун. Знала о том, чем они промышляют и какие делишки проворачивают за закрытыми дверями. И проблема была не в том, что это невозможно было доказать, а в том, что куда удобнее было находить козлов отпущения — таких, как мы с Йоном. Руками моего альфы один бандит устранил другого, чтобы расширить свою сферу влияния и прибрать к рукам казино и прибыльный наркобизнес. А в новостях расскажут о свихнувшемся мстителе, который голыми руками оторвал голову достопочтенному бизнесмену. И все это проглотят, никому даже в голову не придет копнуть глубже. На Йона повесят всех собак, мне заткнут рот любым подходящим способом — трагическое самоубийство из-за смерти любимого альфы вполне подойдет. И онлайн-издания еще месяц будут смаковать подробности этой истории, обсасывая ее со всех сторон на радость изголодавшейся по перчинке публики.

Правда никому не была нужна. Правда была уродлива и слишком неоднозначна, она не позволяла моментально назвать героев и злодеев в этой истории, она брала белое и черное и смешивала их в грязно-серый, который никому не нравился и был слишком сложен для того, чтобы уместить его в один кричащий заголовок. Но для меня дело было не только в правде — и вообще, наверное, не в ней. Меня не интересовало противостояние полиции и криминального мира и позиция молчаливо взирающей на все это Церкви, меня интересовали только мои любимые, попавшие в эпицентр этого столкновения. Даже если бы смерть Йона обозначала возможность открыть обществу глаза на то, что происходило за кулисами их повседневной жизни, оно того не стоило. Ничто не стоило его жизни — по крайней мере, для меня. И пока решала я, не кто-то еще, я всегда выбирала его — и нас.

— Скажите ему, что я согласна, — проговорила я, обращаясь к дежурному охраннику, что принес мне обед в тот день.

— Кому? — не понял тот.

— Просто передайте тому, кто ждет вестей, что я согласна, — не стала вдаваться в подробности я. — Уверена, что кто-то такой оставил вам свои контакты для связи на всякий случай.

Он странно посмотрел на меня, но спорить больше не стал, а мне вдруг подумалось, что даже если бы я прошептала это «согласна» в дальнем углу своей камеры себе под нос, тот, кто должен был, все равно бы обо всем узнал. После того, как кардинал нашел Медвежонка меньше, чем за сутки, Церковь Чистых дней представлялась мне этаким почти сверхъестественно могущественным существом, запустившим свои щупальца повсюду и существующим даже отдельно от телесных воплощений своих последователей.

— Я правда не знаю, как будет лучше, — тихо проговорила я, почти прижавшись губами к своему левому предплечью и вдыхая запах Йона. Альфа мне по-прежнему не отвечал, но я чувствовала его и этого было достаточно, чтобы не ощущать себя одинокой. — Но, наверное, если отдавать самих себя, то на благое дело, да? Вдруг отец Евгений прав и мы способны что-то изменить? Вдруг наша связь каким-то образом поможет… — У меня вдруг прихватило горло, и я всхлипнула, шумно втянув воздух. — Да кого я обманываю. Мы просто станем подопытными свинками, и они выжмут из нас все, что смогут, а потом… Нас просто не станет, Йон. Но зато мы будем вместе, да? До самого конца и дальше, как и хотели? Как мне не хватает тебя, любимый. Чтобы разбиться о тебя, как волна о причал, чтобы ты сдержал меня своей твердостью и решительностью. Чтобы опять заставил меня поверить в то, что с твоим упрямством и несгибаемой волей ты способен весь мир перевернуть. Что все обязательно будет хорошо… Йон, я так…