– Доброе утро, любимая девочка, – ласково произносит Дамир, зарываясь лицом на моей макушке.

– Доброе утро.

Его рука тянется к моей талии. Дамир, развязав пояс халата, поднимает вверх пеньюар и кладет ладонь на мой, едва заметный, живот.

Малыш, ощутив прикосновение отца, тут же оживает и начинает ворочаться.

– Тебе не больно? – спрашивает Дамир, волнуясь, как в первый раз, когда под своей рукой почувствовал шевеления ребёнка.

– Нет, – улыбаюсь. – Я завтрак приготовила. Буди сына.

Дамир нехотя покидает кухню, а я в это время накрываю стол. Мобильник Дамира, лежащий на подоконнике, неожиданно оживает и я, взяв его в руки, медленно оседаю на стул.

Когда Шагаев появляется на кухне, то застаёт меня с испуганным взглядом перед собой.

– Картинка, что случилось? – Дамир подходит ко мне ближе и, взяв меня за руку, сжимает пальцы. – У тебя руки ледяные, Дин.

– Тебе звонил он, – произношу через силу.

Он! Я даже имя боюсь произносить! Уголовное дело по нападению на Дамира полиция возбудила, но Давид по-прежнему на свободе и, как мне кажется, так будет всегда.

– Ты не ответила на звонок?

– Нет, – качаю головой. – Я не хочу с ним говорить, ты же знаешь.

После моего побега прошло уже три с половиной месяца. Дамир нанял адвоката и тот начал бракоразводный процесс, но Давид всё усложнил, наотрез отказавшись дать мне развод по обоюдному согласию. Удивилась ли я? Отнюдь! Просто теперь мы решаем этот вопрос через суд и Фатхетдинов умышленно затягивает процесс, постоянно находя новые причины для переноса слушания.

– Я перезвоню ему, – Дамир хватает со стола телефон и разворачивается.

Я торможу его, резко схватив за руку:

– Не надо, Мир, пожалуйста! Не звони.

– Динка, – улыбается, склоняется надо мной и, обхватив обеими ладонями моё лицо, покрывает поцелуями: нос, скулы, щеки и лоб. – Все будет хорошо. Тебе не стоит его бояться – я не позволю причинить тебе или нашим детям вред.

– Не могу, – пожимаю плечами, – он опять наговорит тебе кучу гадостей. Не говори с ним. Не надо!

Дамир удивлённо ведёт бровью:

– Откуда ты знаешь, что он мне говорит? Подслушивала?

– Да, – опускаю виноватый взгляд вниз, – прости.

– Диночка, все будет хорошо. Просто верь, ладно? Давид в прошлом и больше не имеет на тебя рычагов давления. Не бойся его.

Он улыбается, говоря мне все эти слова, и я, вроде, хочу ему верить, но не получается, увы. Я слишком хорошо знаю Фатхетдинова, помню, каким он бывает упрямым и как привык добиваться своего – любой ценой! Если Давид до сих пор нас не нашел, то это только везение, не иначе. Для этого человека нет преград, нет ничего нерешаемого, он живёт по принципу: вижу цель, не вижу препятствий.

* * *

В суд мы приезжаем заранее. Дамир настаивал, чтобы я осталась дома и передала все через адвоката, но сам адвокат сказал, что будет лучшим, если я лично поучаствую в судебном заседании.

Успокаивая себя, что это встреча единственная и последняя, я сижу на стуле рядом со своим адвокатом и жду начало заседания.

Когда распахивается дверь и на пороге появляется он, я вздрагиваю, интуитивно прижимая руки к животу. На мне свободная туника, поэтому беременность не разглядеть.

Он шагает широким размашистым шагом, а я, не поднимая головы, чувствую на себе тяжёлый взгляд. Он жжёт меня, будто языки пламени – настолько остро и больно я ощущаю присутствие его.

– Здравствуй, – сверху звучит его голос, низкий, хрипловатый, с едва уловимым акцентом.

Я приказываю себе не паниковать и, собрав волю в кулак, осмеливаюсь поднять голову вверх.

Мы встречаемся взглядом и замираем. Мир перестает существовать, будто все вокруг застыло и не движется. Черные глаза устремлены на моё лицо, они скользят вверх-вниз, а затем опускаются на мои пальцы, которые я нервно сжимаю последние полчаса.

Он по-прежнему выглядит хорошо. Все такой же статный, видный мужчина, с твердым и непоколебимым взглядом, а я… Больше не его конфетка, больше не ангелочек. Я чужая. Счастливая. Без него! Я будущая мать не его ребенка, но ему, конечно же, ничего не скажу.

– Привет, – наконец-то выдавливаю из себя.

Руки трясутся, ноги дрожат, по спине бежит холодок и теперь я понимаю почему Дамир просил меня остаться дома. Я волнуюсь! Чёрт побери… я схожу с ума, а это может плохо сказаться на моём ребёнке.

– Хорошо выглядишь, – произносит, широко улыбаясь.

Молча киваю головой. А он продолжает смотреть, не в силах отвести взгляда. Его глаза всё время блуждает по моему стану, словно изучая.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Дин, почему ты так со мной поступила? – неожиданно выдает, загоняя своим вопросом меня в тупик.

Что ответит тебе, пока что, законный муж? Что ты был всегда временным лекарством, что тебя на самом деле никогда не любила, что все эти годы я бредила только одним единственным мужчиной? Что из этого тебе сказать?!

– Извини, – отвечаю запоздало.

– Извини? – переспрашивает, ухмыляясь. – Дина! Ты убила меня! Сделала очень больно. Очень-очень, Диана.

– Извини.

– Тебе сказать даже нечего, да?

– Ты сам всё знаешь. К чему слова, это был риторический вопрос, если что.

– Теперь ты счастлива? Добилась, чего хотела? Шагаев разведённый, признал отцовство Саньки, через десять минут ты тоже станешь свободной.

Я молчу, не собираясь отвечать. Не хочу его злить, не хочу, чтобы разозлился Дамир, если узнает, что Фатхетдинов сорвал на мне свою злость.

– Ты счастлива, ангелочек? – повторяет вопрос, делая особый акцент на последнем слове.

– Что ты хочешь от меня, Давид? Зачем задаешь все эти вопросы?

– Хочу получить на них ответы, только и всего.

– Да! Тысячу раз «да»! Я счастлива с ним и люблю его так сильно, как никогда бы не полюбила тебя, – выдаю с эмоциями.

_______________________________________________________________

*Идда (араб. عدة‎ «несколько») — период выжидания после развода или кончины мужа, в течение которого женщина не имеет права выйти замуж за другого мужчину. Период идда необходим для определения возможной беременности женщины и установления последующего отцовства ребенка. Срок идда составляет 4 месяца и 10 дней (в случае кончины мужа) или три менструации (в случае развода), а в случае беременности — до родов.[1]. Женщину, которая находится в периоде идды, называют ихдад. В течение идды бывший муж обязан обеспечивать её всем необходимым.

Глава 115

Дина

Нас с Давидом разводят по решению суда и я, вроде, должна радоваться, но мне совсем не до радости. Взгляд черных глаз впивается в мое лицо, обжигая будто языки пламени. Я пытаюсь храбриться, напустив на себя невозмутимый вид, но… Чёрт! Он же хорошо меня знает, слишком хорошо, а потому, когда заканчивается судебное заседание подходит к столу и, не спросив разрешения, прикасается к моему запястью.

Вздрагиваю, ощущая внезапный приступ страха. Я не должна бояться Давида, но почему-то боюсь.

– Ты так и не ответила на мой вопрос. Скажи, ты настолько меня презираешь, что перечеркнула все хорошее, что между нами было? – звучит его голос, а я, отступив назад, складываю в папку документы, делая вид, что занятая. – Дин, не игнорируй меня. Пожалуйста.

Осмеливаюсь поднять взгляд и посмотреть на Фатхетдинова. Грустно и больно, как не старайся. Я испортила ему жизнь, а он сломал судьбы других людей. Получается, мы оба делаем людям больно. Вот только я никому не причиняла физического вреда умышленно или нет, а он… Хотел убить Дамира и, возможно, убил Руслана.

– Ты хочешь правды, Давид?

– Да, – кивает.

– Не думаю, что она имеет какое-то значение теперь.

– Я долго не мог смириться с побегом, но как видишь, всё-таки принял твоё решение и больше не давлю на тебя.

Его неожиданное признание застаёт меня врасплох. Смирился? Серьёзно? Значит ли это, что отныне мне нечего бояться? Значит ли это, что отныне мы с Дамиром можем жить как хотим, не оглядываясь назад?