Мы молчим.

На том конце провода – тяжелое дыхание, а я и сама… Дышу через раз.

Что сказать?

А надо ли?..

Всё случилось неожиданно. На грани безумия. Я же понимала, что встреча в парке – неправильно, тогда почему, закусив губу, шмыгаю носом и сдерживаю крик, готовый вырваться из моей груди в любой миг?!

Нет. Я не хотела встречи лицом к лицу. Я просто хотела, чтобы Дамир увидел сына, чтобы посмотрел со стороны на то, как он вырос. Он же его отец. Я не могу быть такой жестокой.

А теперь…

Что теперь?

На телефон поступает звонок. Вторая линия – муж. Я не подписала его «любимый», «зая» или как там называют своих половинок, а половинок ли?

Завершаю текущий вызов и принимаю новый. Сдерживаюсь, стараясь говорить привычным тоном, но...

Получается очень сухо и грустно:

– Привет.

– Доброе утро, – произносит спокойно. К добру ли? – Ты уже забрала Саньку?

– Да.

– Где ты сейчас?

– В такси.

– А точнее? – не требует, но тон властный.

Я называю остановку, мимо которой только что проехала.

– Хорошо. Жду дома.

Он завершает вызов первым, а я смотрю на экран мобильника и понимаю, что домой мне совсем не хочется.

Я соврала, хотя говорила, что ненавижу ложь.

Муж тоже соврал, хотя обещал никогда этого не делать.

А мы ведь самые близкие люди друг другу, наверное.

Диктую таксисту новый адрес и остаток пути стараюсь не думать, что будет потом. Когда наша машина подъезжает к дому, я замечаю черный мерседес, припаркованный возле подъезда. Давид уже дома. Я рассчитываюсь с водителем и, открыв дверцу, выхожу на улицу, держа Саньку за руку.

Поднимаемся в лифте на нужный этаж. Санька без умолку щебечет и это наполняет моё сердце радостью, жаль, ненадолго.

Давид встречает нас прямо на пороге. Такое впечатление, что специально ждал, когда в замке провернется ключ, а затем откроется дверь.

– Папа! – кричит малыш и льнёт в объятия Давида.

Давид подхватывает Саньку на руки. Целует в щеку, снимает шапку и ерошит непослушные кудри.

Я не хочу смотреть на эти нежности, ощущая себя чёрт знает кем.

Папа!

А ведь у тебя, сынок, есть настоящий папа. Жаль, что у судьбы оказались другие планы.

Снимаю с себя верхнюю одежду и сразу же раздеваю Саньку. Пока сын моет руки в ванной комнате, Давид кивает на спальню.

– Что? – вопросительно приподнимаю бровь.

– Не хочешь мне что-то сказать? – смотрит пронзительно, сканирует глазами похлеще рентгеновского луча.

– А ты?

– Идём, – тянет меня за руку, уводя в спальню.

Когда мы оказываемся в спальне, Давид закрывает дверь, а затем неожиданно обнимает меня за талию и прижимает к стене.

Вздрагиваю, не зная, чего ожидать.

А он...

Улыбается.

Припадает к моим губам и жадно целует, выбивая из лёгких весь кислород.

– М-м, – протяжно мычу, – что на тебя нашло?

– Соскучился, – трётся кончиком носа о мою щеку, сжимая талию ещё крепче.

Отворачиваюсь от очередного поцелуя, упираясь ладонями в его плечи:

– Постой. Ты хотел поговорить или мне показалось?

– Поговорить? – ухмыляется. – Я хотел услышать, как ты сильно скучала.

– И всё?

– Дай подумать, – хмурит лоб, делая вид, что задумался. – Ещё, что любишь меня.

Вздыхаю.

Радоваться или нет?

Бог его знает. Главное, я теперь знаю, что между нами с мужем началась новая глава, название которой – «ложь».

– Дин, нас пригласили в гости. На обед. Сегодня.

– Кто?

– Мой отец. Вчера в ресторане было слишком много людей – мы не успели пообщаться, поэтому сегодня посидим в узком кругу.

– Я могу отказаться?

Качает головой:

– Слово мужа – закон. Забыла?

Глава 100

Дина

Красивый трёхэтажный особняк, огороженный высоким забором, мелькает на горизонте. Сбавив ход, мерседес подъезжает к металлическим воротам и останавливается напротив. Давид стучит пальцами по рулю, бросая в мою сторону беглый взгляд. Я молчу, отвернувшись к окну. После того дурацкого разговора, который состоялся утром, я не горю желанием общаться с мужем. Странные ощущения забрались под кожу, заставляя метаться в сомнениях: Давид следит за мной, пытается контролировать каждый шаг, и это, кажется, ещё не всё.

Ворота открываются и мерседес, плавно тронувшись с места, заезжает во двор.

– Дина, улыбайся, ладно? – муж тянется рукой к моему колену, слегка сжимает его пальцами, и я вздрагиваю. – Ты обижена на меня?

– Нет, – качаю головой.

– Тогда, – вздыхает, – в чём проблема?

Вскидываю бровь, натянуто улыбаюсь:

– Нет проблем.

– Значит, мне показалось?

– Показалось.

Давид снова вздыхает, но на этот раз молчит. Выходит из мерседеса и, открыв заднюю дверцу авто, отстёгивает ремень безопасности на детском автокресле. Я тоже выхожу из машины и смиренно жду, когда в поле зрения появится Санька.

Глупо всё, по-дурацки!

Что я здесь делаю и зачем?

Целый год муж ограждал меня от своего отца и, кажется, сам избегал общения, но теперь... Что изменилось?

– Мам, – зовёт сынок. – А правда, здесь есть кролики?

– Кролики? – переспрашиваю. – С чего ты взял?

– Папа сказал, – улыбается Санька и оборачивается, чтобы найти одобрительный кивок Давида.

– Да, есть. Обязательно тебе покажу, – утверждает Давид, смотря куда-то за мою спину.

Давид меняется в лице моментально. Если минуту назад он выглядел спокойным, то сейчас – хмурится, поджимая губы.

Что он увидел?

В сердце странно щемит, дыхание спирает. Неужели это...

Оборачиваюсь и на несколько секунд забываю, что нужно дышать. Пульс стучит набатом в висках, а по спине ползут предательские мурашки.

– Дамир, – слетает с моих губ шёпотом.

Мы смотрим друг на друга и не моргаем. Мир остановился, будто кто-то сверху нажал на паузу и приказал Земле перестать вращаться вокруг своей оси.

Я тону в этих бездонных глазах цвета виски, растворяюсь в слегка кривоватой улыбке, застывшей на полных губах, и теряю связь с реальностью.

– Идём, – голос мужа нагло забирается в подкорку, вырывая меня из прострации.

Давид, обняв за плечи, притягивает к себе. Опускает руки на талию и скрещивает пальцы в замок.

Дамир следит за всеми этими движения, ухмыляясь.

Я знаю эту ухмылку. Шагаев делает вид, что насмехается над собственническим жестом Давида, но на самом деле... Злится. Я вижу, как раздуваются крылья носа, как сжимаются руки в кулаки.

– Держись от него подальше, – шепчет мне на ухо Давид, а затем обращается к Саньке: – идём, сынок.

Я заставляю себя сделать шаг и последовать за мужем и сыном, но сдвинуться с места не могу. Душу раздирают на куски отчаяние и боль. Хочется упасть на колени на землю и громко заорать от бессилия:

«Что же я наделала!

Кому лгу? Самой себе?

А ведь получалось же...

Когда-то».

Давид, держа Саньку за руку, ровняется с Дамиром. Бросает в его сторону предупреждающий взгляд, но Дамир на него даже не смотрит – взор прикован к Саньке. Глаза Дамира увлажняются, на лице дергается мускул, а губы расплываются в широкой улыбке.

А я и сама пускаю слезу, не в силах сдержать эмоции.

Дамир

– Папа, кто это? – Санька дёргает за руку Давида, кивая в мою сторону.

Я сдерживаюсь, чтоб не опуститься на колени и не обнять сына. Он заметно подрос, но по-прежнему мелкий – достаёт мне едва до пояса.

– Дамир, – произношу я, не дожидаясь, когда ответит Фатхетдинов, и протягиваю перед собой руку. Санька задумчиво смотрит на мою руку, не спеша пожимать.

В сердце острая боль, будто воткнули охотничьей нож по самую рукоятку.

– А я знаю тебя, – неожиданно выдаёт сын и жмёт мою руку со всей своей детской силы.

Тепло его ладони – двести двадцать по оголённым проводам. Меня прошибает током. Насквозь.

– Да? – я удивлённо приподнимаю брови и улыбаюсь. Неужели, помнит?