— Нам нужно время, — мне начинает казаться что Дина сама себя в данный момент уговаривает, ведь у нас и так почти месяц ничего не было и, казалось бы, такой перерыв, мы должны были разорвать друг друга, а получилось что поджигали мокрыми спичками.

— Все нормально, Дин, забыли, — я говорю стандартный набор фраз, потому что в реальности не знаю, что сказать, я не готов к разговору, как будто пропала духовно-эмоциональная близость, я не хочу с ней говорить о проблемах, как будто не могу доверить то, что сейчас внутри меня.

Хотя до всей этой хрени, что произошла с нами, Дина была самым близким для меня человеком.

Делаю над собой усилие, обнимаю ее, касаясь спины, целую в голову, она прижимается ко мне всем телом, а я чувствую будто у меня протезы вместо рук, которые подменяют настоящее, приводя в мою жизнь что-то искусственное и не живое.

Почти спонтанно принимаю решение ехать домой. Плевать что поздно, насрать тупо на все. Я хочу побыть один.

— Я к себе поеду, Дин, устал, — я понимаю, что она сдерживает слезы, отстраняясь, снова утыкается в грудь, я чувствую ее влажные щеки.

— Не оставляй меня, Егор, давай я сделаю как ты хочешь, я смогу, просто на нервах, я виновата, прости, пожалуйста, прости, — я все время слышу в последнее время слово «виновата» и «прости», она часто на пустом месте извиняется, часто уступает там, где ранее уступал я.

И если раньше я не понимал, то сейчас знаю, когда настигает эмоциональная смерть. Я понимаю, что даже ее слезы не имеют на меня прежнего воздействия, потому что я не могу восполнить чашу своего удовольствия, находясь рядом. И это новое для меня открытие разрушает.

Мое молчание она воспринимает по-новому, опускается на колени, стягивая боксеры, но я ее поднимаю обратно за руки, тяну вверх, потому что знаю, морально восстановить себя я точно не смогу, а физическая близость пока не в приоритете.

— Пойдем спать Дин, — усилием воли заставляю себя остаться, думая, что нам просто надо успокоиться, в конце концов никто не говорил, что будет просто.

Дина заснула первая, а я не все еще с открытыми ранами, лежу и не понимаю, какого хрена это произошло с нами?!

Я знаю, что мужчины не плачут, но сейчас в оглушающей тишине квартиры смотрю в потолок и чувствую что с моими слезами вытекает разочарование от потерянного времени, от того что я что-то сделал не так. Но в то же время верю, что со слезами тоска исчезнет и я смогу смириться с предательством.

Или не смогу?

Убивает даже не сама измена как совершившийся факт, а мои собственные внутренние ощущения после нее, как будто чувство брезгливости появилось. Также как в предыдущих отношениях, все повторяется. Только когда я что-то сделал не так, когда не сумел понять ошибки прошлого, что они настигают меня снова и снова?

Даже слова психолога уже кажутся не правдоподобными, когда на совместных сеансах нас убеждают, что постепенная работа поможет нам стать ближе и восстановить утерянное доверие.

Какое доверие, когда моя жизнь последний месяц напоминает мне поле боя с самим собой, где вокруг мины, а я стараюсь осторожно ступать по поверхности, чтобы не дай Бог не разорвало на куски?!

И ведь мы с Диной не случайно выбрали друг друга, долго присматривались, прежде чем довериться, стать единым целым, проверяли друг друга. А по факту уже существовали в неких установках подсознания, которые и привели нас в тупик.

Черт как же больно, во мне борется два начала.

И одно из них говорит, просто пропади вместе с ней от всех, сотри внутренние голоса сомнений, уничтожь последние звуки, и никакого мира не нужно за пределами ее рук, где мы будем честны и верны, чтобы на чаше ее внутренних весов она всегда выбирала меня, всегда, снова и снова. Есть ли у меня гарантии что он не заберет ее снова? И точно знаю, что нет.

Ведь меня сейчас именно ломает рядом с Диной, я чувствую себя слабым, соглашаясь на меньшее, на второстепенные роли. Это ли не предательство самого себя?

Наваливается просто дикая усталость. Встаю, стараюсь не разбудить Дину. Не понимаю, как нахожу одежду, действую на голых инстинктах, потому что обнулен и больше ни на что не способен…потому что больше не хочу анализировать, понимать, слышать, потому что боюсь понять, что оказался между другими жизнями, где мне нет места.

Самое страшное это ощущение пустоты. Теперь я знаю, что я один в своих руинах опускаюсь на самое дно своей души, где понимаю, что все живое во мне умерло, что мне никто по настоящему не был нужен, и меня никто по настоящему не любил.

Андрей

— Матери позвонил? — пока сын еще сонный умывается в ванной, иду следом, сразу напоминая, чтобы позвонил Дине уточнил, что не будет на связи пол дня точно, потому что мы собираемся поехать на базу отдыха покататься на квадроциклах в ближайшее Подмосковье.

Связи не будет долго, мало ли, пусть напомнит.

А то у меня складывается впечатление что у его мамаши в последнее время что-то с мозгами, вроде что-то осуждаем, потом переспрашивает в конце и голос будто на тот свет собралась. Приходится часто напрягать слух, чтобы услышать, что Дина шепчет. Гормоны наверное, идет перестройка организма.

— Пап, позвоню, еще рано, — собирается сын, конечно, долго. Я его понимаю, он не выспался. Мы «рубились» в приставку до двух ночи. Я выиграл, потому что, наконец-то, понял там все фишки.

Почти привык, что пацан делает все не спешно. Точно в мать, я всегда более мобильный. Как вспомню, как меня отец гонял с утра, надо было кросс бежать, что называется, сдохни, но беги. С утра бежал первые пятнадцать минут с закрытыми глазами, так спать хотелось после гулянок, а батек считал, что спорт всему голова. Ему ж не объяснишь, что у меня колокол после вечеринки. Я ненавидел эти пробежки с ним, а потом спустя время был благодарен, втянулся.

— Сейчас звони, потом забудешь, — включаю кофе машину, завтрак приготовить мы не можем, не на чем. Нам пока не привезли новую плиту.

Та, что стояла здесь всех устраивала, пока Ирка, на этой неделе, воспользовавшись моим отсутствием приехала и все к херам сожгла, запудрив сыну мозг, что она со мной договорилась приготовить нам ужин. "Херужин", блядь.

Пришлось, Ирку силком заталкивать в такси, потому что она упиралась и не хотела уезжать. Блядь, вот что за баба?! Развелись. Нет, пошла на какие — то ебучие курсы по готовке, где единственное чему ее научили, это как к хуям сжечь все к чему она прикоснется!

И почему она, вдруг, решила, что мне нужно обязательно знать какая она стала классная хозяйка и не оценил какую женщину потерял по итогу?

Понял уже, хули!

Хорошо, что садясь в машину, она сообщила, что я мудак и скотина, а то я стал забывать. Ну так хоть стало понятно, для чего было это шоу.

Слышу, как сын звонит Дине, вслушиваюсь в разговор, говорит, походу, только он.

Когда появляется на кухне, уточняю:

— Как мама?

— Нормально, — ставит чашку и выбирает напиток

— Когда там у "соплежуев" свадьба, на девятом месяце беременности никто свадьбу не устраивает, — усмехаюсь про себя думая, что не удивлюсь, если Утенков только после рождения ребенка сделать свадьбу захочет, наверное, сейчас другие приоритеты в их семье.

Сын садится напротив, ставит чашку с кофе, добавляет сахар, смотрит в глаза, говорит, как будто, это и не новость:

— Нет у них ребенка, — делает глоток, а у меня рука застывает с чашкой в воздухе, в голове словно отбойным молотком стучит фраза, которую по итогу и произношу:

— Как нет? — чувствую, что разваливаюсь на куски

— Еще в больнице сказали, что не надо оставлять, — сын мне это говорит, а у меня миллион вопросов, которые я не задаю, потому что в этот самый момент у меня тупо немеет язык

Стараюсь взять себя в руки и держать "фейс", а у самого в башке каша. Не придумываю ничего лучше, встаю и молча иду на балкон. Ищу сигареты, хуй знает, должны быть. Пока ищу в голове ответы на вопросы, злюсь, как назло, когда надо, сигарет я найти не могу.