– Ни че себе! – выругалась по-русски восхитительная блондинка, до глубины души пораженная вероломностью Монни. – Как же она могла, ведь ты, Джек, самое меньшее, спас ее честь, а самое большее, жизнь?!

– Да, красавица, – не стал оспаривать это утверждение старый морской разбойник, не переставая отхлебывать из бутылки, – так же подумал и я, но на тот момент было уже достаточно поздно, и все, что я мог, так это вовремя унести свои «горящие огнем» ноги. Мне повезло: я спасся, и с тех пор поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному, успешно исполняя данное себе обязательство вплоть до настоящего времени; однако – вот парадокс! – к пиратской жизни я тоже вернуться не мог, ведь я проявил трусость – практически в бою сбежал от опасности; а это, согласно пиратского Кодекса, является поступком абсолютно недопустимым. Хорошо еще, все мои богатства остались при мне и можно было с полной уверенностью сходить на берег, рассчитывая в дальнейшем на наконец-таки спокойную, а главное, безбедную жизнь. Так в точности я и поступил… – на последней фразе Джек отобразился печалью, видимо вспоминая давно минувшие годы, – а что же, вы спросите, новоявленный капитан и достопочтенная миссис Рид? С ними произошло все так, как и должно было случиться с предателями: присвоив себе мое имя, он и его отчаянная супруга какое-то время плавали в Саргассовом и Карибском морях, наводя ужас на всех, кто удосуживался попасться им на пути; но в конечном итоге, по прошествии шести месяцев, минувших с момента нашего расставания, их бриг был взят в кольцо четырьмя трехмачтовыми фрегатами, общим вооружением доходившими до двухсот орудий, которые без особого труда сломили непродолжительное сопротивление, а затем пленили команду… о чем это говорит? Да только о том, что всегда и во всем нужно знать меру, чтобы за тобой не снаряжали такую, несокрушимую по своей сути, эскадру. С простыми пиратами расправились прямо на месте, перевешав на реях, а главарей отправили на Ямайку, где подвергли показательному суду и приговорили к безоговорочной казни. Наивные! Они тогда думали, что схватили меня и тут же затянули петлю на шее у несчастного муженька разлюбезной Монни; ее же саму, поскольку выявили у нее восьмой месяц беременности, до поры до времени оставили невредимой. Наконец, она родила… да, да, тебя, – заметив вопросительное выражение на лице своего воспитанника, Колипо тут же поспешил развеять все возникшие в связи с этим сомнения, – и можно было уже приводить приговор в исполнение, но тут вмешался ее влиятельный папаша, который ради спасения «запутавшейся» и «обманутой» дочки поспешил приплыть даже из чопорной, надменной Англии и который, пользуясь своим богатством и общественным положением, буквально выдернул дочку из затягивающейся на ее шее петли.

– Странно? – удивилась на этот раз восхитительная блондинка, в то время как Джо ожидал продолжения с замиранием сердца. – Но как же так получилось, что ребенок оказался на воспитании у изгнанного пирата?

– И здесь все нисколько несложно, мисс Доджер, – присвистнул пират, заканчивая вторую бутылку и уже едва держась не пошатывающихся ногах, – английский лорд отказался от преступного выродка, и ребенок был отдан в один миссионерский приют, откуда был мною впоследствии благополучно выкуплен. Вы, конечно же, спросите: как я, зная о тайном заговоре своей бывшей возлюбленной, вмиг уверовал, что Джонатан является моим сыном? Ага, вижу, что это вам обоим особенно интересно, – говорил Колипо, уже почти непонятно, – так вот, прознав об этом, с точки зрения высокомерной британской знати, позорном факте, я отправился в тот приют, где по характерным признакам: строению ушей, подбородка, губ, цвету волос и еще кое-чего, о чем при дамах не говорят – без труда и определил, что этот красивейший мальчик, без сомнения, является моим прямым и единственным отпрыском.

– А мама? Что стало с моей мамой? – продолжал молодой человек настаивать на установлении полной истины, но на этот раз уже виновато опустив глаза книзу. – Она уехала в Англию?

– Нет, – с трудом уже выговаривая слова, ответил капитан заплетавшимся языком, тем не менее, даже невзирая на свое почти мертвецки пьяное состояние, как-то умудряясь сохранять на качающейся палубе на удивление твердое равновесие, – твой дед ни за что бы не допустил такого бесчестия, как возвращение блудной беглянки обратно в Британию – тогда что, интересно знать, он в связи с этим сделал? – да попросту купил ей на американском континенте плантацию и выдал замуж за высокопоставленного, уважаемого в Новом свете, чиновника.

– Значит, она жива, – от таких потрясений Рид едва сдерживался, чтобы не разрыдаться, – и я смогу с ней увидеться?

– Уверена, ей отлично известно о твоей печальной судьбе, – всплеснув руками, неожиданно грубо ответила за пирата молодая путана, которой и самой пришлось пережить нечто подобное, вспоминая в детском приюте о старших сестрах, после вынужденной разлуки так больше никогда и не появившихся в ее жизни, – и если бы она хотела, то обязательно бы – несмотря ни что! – тебя, повзрослев, нашла, ну, или хоть как-нибудь по-другому, но все-таки проявилась.

Она достала из кармана верхней одежды пачку «Мальборо», чуть раньше (когда осматривала одежду, перед тем как начать тиранить несостоявшегося насильника) вынутую ею из потрепанной куртки вместе с бензиновой зажигалкой, необходимой косметикой, водительскими правами и – ну так, на всякий случай – современным смартфоном, закурила и с горделивым взглядом, не передающим сейчас ничего, кроме твердости характера, вспыльчивой натуры и выстраданной в детстве наглости, уставилась на своих новых знакомых, ожидая, подтвердит ли ее высказывание старый морской разбойник, напившийся уже до такой степени, что закатил кверху единственный, оставшийся у него, зрачок и выставил наружу один только омерзительный, в чем-то даже отталкивающий, белок.

– Пожалуй, красавица, ты права, – тем не менее опытный пропойца все еще мог контролировать ситуацию, и в том числе свои изречения, передаваемые, принимая во внимание его состояние, вместе с тем не очень понятно, – но, возможно, не до конца… Что-то я подустал, – вполне справедливо констатировал капитан давно состоявшийся факт, – пойду немного посплю, а вы тут правьте пока; уверен, парень, после всего того, чему я тебя обучил, – он неприятно ёкнул, – с такой несложной задачей ты справишься без каких-либо особенных затруднений. Не надо мне помогать, – оттолкнул старик руку воспитанника, пытавшегося поддержать его на пути в капитанскую комнату, – я сам… поверь, не впервой. – И, пошатываясь, – удивительно как?! – поплелся спускаться по лестнице.

Обезглавив командера, Бешенный Фрэнк стоял теперь перед выстроившейся перед ним плененной командой и, лишившись своего судна, раздумывал, чего же ему в связи со всем этим следует делать. Все они – и хозяева, и нежданные «гости» – находились на довольно широкой площадке (где, кроме людей, размещалась еще и военная техника, а конкретно два вертолета), переходившей в управленческие отсеки, а затем в носовую часть, где располагалась корабельная пушка и на которую можно было попасть либо с нижней палубы, либо минуя капитанскую рубку. Занималось утро и первые лучи солнца уже коснулись отливающей сталью палубы.

– Приведите ко мне ставящего эту удивительную «посудину» на ход! – прикрикнул Уойн на Скупого с Бродягой, после утраты квартирмейстера пользовавшихся у него наибольшим доверием; своим распоряжением он посылал их на нижние палубы, так как каким-то своим необыкновенным пиратским чутьем, да еще разве по тому обстоятельству, что корабль продолжал осуществлять безостановочное движение, без особого труда смог догадаться, что механики машинного отделения им не захвачены и настойчиво продолжают исполнять свои основные обязанности, предписанные им в экстренных ситуациях, – на всех «парах» гнали судно к ближайшему порту.

Посыльные тут же скрылись исполнять приказание, а все остальные: и мерзкие пираты, и пленная команда – остались дожидаться их возвращения. Капитан разбойничьего братства, оказавшись в столь непривычной, незнакомой, а проще сказать, неординарной для себя ситуации, не спешил расправляться с захваченными врагами и терпеливо выжидал, пока хоть что-нибудь прояснится. Вдруг! Неожиданно даже него самого, в кармане брюк Липкена (повеса успел уже к этому времени немного протрезветь и обрести более-менее нормальное состояние, способное к адекватному осмыслению), благоразумно облачившегося в этот предмет одежды перед самым походом на верхнюю палубу, зазвонил телефон, находившийся там еще с момента, когда немногим раньше его «счастливый» обладатель соизволил раздеться в присутствии приглашенной на борт восхитительной шлюхи, своим странным и непривычным звуком заставивший вздрогнуть не только жестокого главаря и всех верных ему разбойников, но в том числе и владельца современнейшего «Айфона», и толпившихся с ним рядом соратников.