В то же самое время, когда новоиспеченный главарь произносил свой торжественный монолог, его воспитанник энергичным, по большей части пренебрежительным, движением сбрасывал с полураздетой красавицы мертвое тело бывшего квартирмейстера и помогал ей подняться; она, откусив с омерзительной щеки солидный кусок человеческой плоти, выплюнула его на своего хозяина и, оставаясь с окровавленным ртом, приобрела в этот момент вид древней фурии, отчаянной и кровожадной, не знающей чувства жалости.

– Не гоже в таком одеянии показываться пиратам, – сказал юноша, скидывая с себя камзол и передавая его девушке, чтобы она прикрыла им оголенные части своего роскошного тела, – непременно нужно будет Вам, – продолжал он выдавать свое отменное воспитание, – подыскать что-нибудь подходящее обстановке.

– У, «мерзость»! – в свою очередь выражала негодование Лера, поочередно поднимая с палубы и осматривая порванные куртку, блузку и лифчик, а чтобы получше донести свои чувства, пнула восхитительной ножкой по омерзительной, враз опостылевшей роже пирата, только что, прямо на ее глазах, умерщвленного таким неожиданным образом.

Она была перевозбуждена и еще не до конца отдавала себе отчет, что же с ней приключилось, и единственное, что ей было сейчас просто необходимо – так это выплеснуть куда-нибудь свои накопившиеся эмоции; верная своей женской натуре, она буквально впала в истерику и принялась методично, следуя друг за другом, наносить удары ногами по ненавистному телу морского разбойника, не забывая смачивать его противную рожу обильно выделяющейся слюной, плевками передаваемой на лицо и одежду.

– Хватит! Хватит! – вежливо, но настойчиво Джо пытался оттащить красавицу от уже остывающего покойника. – Он уже умер.

– Да? – недоумевала красавица. – Так пусть отправляется в Ад! – и тут же возвращалась обратно к противному телу и продолжала его тиранить своими прекраснейшими ногами, давно уже изодрав чулки и полностью отломав высокие шпильки.

Но, опять же, не только молодые люди были заняты в это мгновение делом: другие участники этой развернувшейся на пиратском судне трагедии, незамедлительно бросились исполнять приказ самопровозглашенного капитана и, похватав топоры, начали скидывать в море лестницы и обрубать веревочные концы морских «кошек», заброшенных крюками на соседнее судно, откуда как раз в этот момент раздался торжествующий возглас победы, издаваемый десятками оголтелых глоток; но почти сразу же, лишь только заработали «плотники», ор внезапно затих, однако буквально через секунду раздался с удвоенной силой, куда в интонацию примешались еще и гнев, и печаль, и отчаяние. Ничто больше не связывало два корабля, и, словно одноименно заряженные частицы, ведомые чьей-то злой волей, они стали стремительно отдаляться – каждый в свою, строго определенную чье-то неведомой силой, сторону: военный – прочь от страшного урагана; пиратский – в самое жерло страшной и черной воронки. И вот именно в этот момент, в блеске сверкающих молний, Мадмэн увидел того, кто так беспардонно захватил его великолепное судно.

– Катись ты к Дэви Джонсу, дважды мной про́клятый Умертвитель! Опять ты угоняешь принадлежащий мне бриг! – прогрохотал он голосом, значительно усиленным ветром и беспрепятственно достигшим уха Колипо. – Что, впрочем, у него уже входит в привычку, – договорил он чуть слышно, очевидно адресуя это выражение только лишь для себя.

Он смотрел в сторону уплывающего от него корабля до того самого момента, пока он не приблизился к самому центру кошмарной воронки и, в конце концов, не скрылся в черных клубах самого жуткого урагана, какой ему приходилось до этого видеть. «А-а-а!!!» – прорычал капитан в полном отчаянии, и буквально в то же мгновение голова командера Вильямса, отсеченная, покатилась по палубе; почти сразу же, в одно мгновение, все вокруг стихло, темные тучи рассеялись, а бушующее море вмиг успокоилось, будто бы сама природа – неизвестно зачем? – устроила для этих, без сомнения, отважных людей доселе невиданное и, без преувеличения сказать, невероятно жестокое испытание.

Люди, оставшиеся на пиратском бриге, с восхищением и ужасом смотрели на гнев то ли неба, а то ли самой Преисподней, будучи не в силах даже сдвинуться с места, когда их с чудовищной силой затягивало в «клубящийся» черными тучами центр жуткой стихии; правда, единственное, что в целях безопасности они все же удосужились сделать, так это схватились руками за деревянные поручни, чтобы никого из них случайно не смыло накатившейся волной либо порывом ураганного ветра, то и дело подвергавшим судно вовсе не шуточным испытаниям. В своем эпицентре буря была настолько мощной, что никакие силы легких не смогли бы перекричать морское торнадо, поэтому и грозные мужчины, и молодой юнец, и прекрасная девушка не издавали ни звука, а только с молчаливым трепетом ожидали, чем же все это буйство закончится.

Ждать пришлось недолго, и лишь только их затянуло в огромнейшую воронку, как корабль словно бы куда-то неожиданно рухнул, мгновенно пролетел сквозь пространство и время, после чего вынырнул в совершенно спокойное море, своей гладью и сверкающей синевой блестевшее в лучах восходящего солнца.

– Уф, – выдохнула Валерия, передавая своим следующим высказыванием в том числе и чувства остальных членов команды, оставшихся теперь в своем самом минимальном количестве, какое необходимо для управления парусным судном, – вроде бы выбрались. Кста-а-ти, – заговорщицки растянула она это слово, – а кто-нибудь мне подскажет, где мы сейчас находимся и, что еще важнее, в каком, стесняюсь спросить, измерении?

Вопрос был в самую, что называется, тему и между прочим заставил видавших виды мужчин, закаленных в боях, шторма́х, опасностях и, конечно, погонях, недовольно поежиться и переглянуться друг с другом, как бы ища поддержки у стоящего рядом: они уже стали свидетелями необузданности характера этой юной особы, а принимая во внимание еще и тот факт, что за нее вступился сам капитан, причем носивший столь славное и грозное имя, стоило хорошенько подумать, прежде чем хоть что-нибудь отвечать, дабы не навлекать на себя лишний раз немилость столь отчаянных и, несомненно, отважных людей.

– Попробуй ты, – указала она рукой на пирата, производящего впечатление наиболее умного, а еще и способного к размышлению.

Умертвитель и Рид молчали, предоставив своей новой знакомой полную возможность производить допрос и одновременно любуясь ее, с одной стороны прекраснейшим, а с другой – самоуверенным, видом.

– Бесстрашный… Ричард Бесстрашный, – начал морской разбойник лишь с псевдонима, но тут же понял ошибку и представился полным именем, как того требовали принятые в пиратском братстве приличия, – боцман и одновременно помощник квартирмейстера по хозяйственной части – что же касается заданного вопроса? – тут мне ответить трудно, потому что и сам я нахожусь в «непонятках».

Становилось очевидно, что все на этом судне находятся в равных информационных возможностях и что хозяева настолько же осведомлены о своем местоположении, насколько и их невольные «гости». Вместе с тем, не получив вразумительного ответа, Лера все же успела, пока тот говорил, внимательно рассмотреть этого странного человека, еще вчера бы показавшегося ей удивительным и необычным, но в свете последних событий воспринимавшимся вполне даже нормально; таким образом, она выделила для себя следующие характерные признаки: словно бы соответствуя своей корабельной должности, Риччи – как его тут же окрестила молодая путана – имел высокий рост, крупное телосложение и немалую силу; он был метис и больше походил на индейца, но, вопреки этому вроде бы позорному во времена эпохи колонизации факту, пользовался среди своих разбойничьих соплеменников непререкаемым авторитетов и властью, а жестокостью прославился далеко за пределами всего судово́го братства; на вид он выглядел на свои тридцать два года, выделялся круглой физиономией, «заужавшейся» книзу, где, когда это было нужно, «загорались» яростью самоуверенные глаза, казавшиеся практически полностью черными, в обычное время выражавшие твердость, решительность и упрямство; из остальных очертаний можно выделить красноватую кожу, прямой нос и густые, длинные, иссиня-черные волосы; одежда его была прочной, добротной, представлялась темно-серым камзолом, такими же штанами, необходимым вооружением – и, странное дело, не содержала в себе никакого головного убора.