Терзаемый такими мыслями, капитан, умиленно посматривая на юных влюбленных, сначала даже и не заметил, что остальные члены его команды также не торопятся расходится и, по всей видимости, дожидаются от него некого продолжения.
– А вы чего застыли, обалдуи беспечные?! – вставил старик свою излюбленное словосочетание, придуманное им еще в бурной молодости. – Соглашения, что ли, ждете? – поинтересовался он в следующий момент и сам же себе ответил, лишь только от разбойников последовало утвердительное кивание: – Будут вам правила, но только после того, как мы достигнем суши и сможем, в конце концов, определиться, в каком конкретно положении оказались. А сейчас, – прикрикнул он грозно, – всем отдыхать, а то особо недовольных заставлю начисто выдраить палубу!
Четыре человека команды после этих слов тут же устремились к проему, ведущему на нижние палубы, наверху же остались только лишь лица, наиболее приближённые к капитану. Побеседовать в таком, не совсем любезном, ключе с вверившими ему свою судьбу пиратами Колипо спускался со своего капитанского мостика, закрепив штурвал с помощью одного из концов бегучего такелажа, теперь же можно было вернуться обратно и самолично продолжить управление судном, что, впрочем, он и незамедлительно сделал, предложив молодым людям двигаться следом:
– А теперь, молодежь, пойдемте чуть-чуть посекретничаем.
***
Без каких-либо особенных затруднений втроем они взобрались на капитанское возвышение, и приготовились – двое внимательно слушать, а третий рассказывать.
– Итак, – начал старый разбойник, как оказалось, давно уже готовый к этому разговору и дожидавшийся только нужного времени, которое, видимо, сейчас и настало, – родился я в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году, в Англии, в семье бедного морехода, с трудом перебившегося от рейса к рейсу, и не было никакой надежды, что он когда-нибудь сможет выбраться из своей нищеты и обеспечить своей семье достойную жизнь. Я подрастал и, являясь довольно сообразительным юношей в конечном итоге для себя вполне решительно осознал, что такое жалкое «влачение» мне не подходит, поэтому сразу же, по исполнении шестнадцати лет, сел на торговое судно, направлявшееся к Новому свету и отправился в поисках достойного заработка и, разумеется, приключений. Чтобы рассчитывать в команде на «пайку», мне пришлось подрабатывать юнгой, но, скажу честно, тогда это пошло мне только на пользу, и я быстро освоил морскую науку, вследствие чего, благополучно закончив то первое плавание и обладая ко всему тому же еще и сильной, на вид взрослой, фигурой, в дальнейшем смог уже наниматься плавать не обыкновенным, ни на что негодным, мальчишкой на побегушках, а бравым, профессиональным матросом. Однако, как уже сказано, наемные моряки, притом самых низших чинов, на торговых судах вряд ли могли чем-нибудь более-менее «подобедать», – в понимании рассказчика это слово означало разжиться, – поэтому я стал подумывать, а не податься ли мне в пираты…
– То есть, – не могла словоохотливая девушка удержаться в долгом молчании и, устав просто стоять, стала усаживаться на предохранительный поручень (молодой Рид принял полную достоинства позу, скрестив перед собой руки), одновременно вслух озадачиваясь, по правде сказать, вполне справедливым вопросом, – получается, что честная жизнь во все времена не приносила необходимого для нормальной жизни достатка?
– Правильно, мисс, – согласился Джек с ее вроде бы как и вопросом, а по сути, скорее всего, утверждением, после чего в следующий момент снял крепление со штурвала и, немного выправив руль, стал продолжать повествование дальше: – Так вот, несмотря на то что в те времена велась активнейшая борьба с пиратством и давно уже были уничтожены разбойничьи пристанища на Тортуге и в Порт-Рояле, тем не менее существовали еще такие о острова, как Нью-Провиденс, где морские бандиты чувствовали себя довольно вольготно. Волею случая, а может быть и самой судьбы, в тысяча семьсот третьем году я оказался в одной из таверн того, самого крупного, острова Багамского архипелага, считавшегося на те времена пиратской республикой, где и познакомился с человеком, носящим имя Фрэнка Уойна, по прозвищу Бешеный Фрэнк. Он был всего на четыре года старше меня, но уже успел прославиться удачливым капитаном, наделенным еще и необузданным характером, и крайней жестокостью; молодой морской «волк», он как раз набирал себе команду из отчаянных разбойников, желающих поучаствовать в грабежах и быстрой наживе; такое предложение поступило и мне – и как вы считаете: что я тогда сделал? – совершенно верно, особо не задумываясь, поступил к нему на долгосрочную службу. Сначала, в течении аж десяти лет, я плавал у него обыкновенным матросом, вместе с тем доход мой стал значительно отличаться от того, что доводилось зарабатывать на королевской службе, – я мог считать себя уже богачом и подумывать о сходе на берег; но, как оказалось, в моей душе напрочь укоренились бунтарские настроения и я уже не представлял себе другой жизни без того, чтобы не грабить, убивать и разбойничать. Со временем на эти мои качества обратил внимание и сам Бешеный Фрэнк, который сделал меня на своем корабле квартирмейстером; с тех пор я имел право на полторы доли добычи и заведовал всем имуществом, наказанием провинившихся, а главное, возглавлял абордажную команду в периоды наших безжалостных и, в то же время, бесчисленных нападений. Именно тогда, выделяясь среди других злобным и неуравновешенным нравом, не предоставлявшим врагам никакой пощады, я и заслужил свое прозвище Умертвитель.
В этот момент Джек замолчал, откупорил заранее принесённую на капитанский мостик бутылку с крепчайшим ромом, и, сделав из нее несколько смачных глотков, умиляясь, задумался, словно бы предавшись нахлынувшим внезапно воспоминаниям. В то же самое время, кроме почтительного юнца, терпеливо дожидавшегося, пока его воспитатель насладится смакованием выпитого напитка, была в той компании и еще одна, до крайности неусидчивая, натура, которой просто не терпелось узнать продолжение.
– А дальше? Что было дальше? – торопила она рассказчика к продолжению начатой повести, нетерпеливо ерзая на перилах.
– В дальнейшем, – по привычке присвистнув, наконец продолжил Колипо, вынужденный к этому столь настойчивым требованием, – однажды мы попали в неприятную ситуацию: нас выследил испанский трехмачтовый галеон и вот тут капитан Уойн проявил – осторожность! – непривычную для себя и полностью идущую вразрез с его статусом. Да, он не стал тогда принимать бой, а, пользуясь быстроходностью брига – он, как и большинство пиратов, использовал именно такие суда – предпочел трусливо отправиться в бегство; большая часть команды с таким его решением была, естественно, не согласна, предпочитая бой, хороший грабеж и последующую наживу, но делать нечего – в экстренных случаях капитан обличается непререкаемой властью! – поэтому мы вынуждены были в точности исполнять все его указания. Испанцы преследовали нас почти целые сутки, но то ли Богу так было угодно, то ли, как и всегда, мы оказались удачливее, но мы сумели оторваться настолько, что постепенно преследователи скрылись из виду; и вот тут наступила очередь капитана – держать ответ перед разъяренной командой. Я к тому времени достиг уже тридцати трехлетнего возраста, как я уже сказал, был вторым человеком на судне, вместе с тем, в силу моих сильно завышенных амбиций, мне хотелось чего-то большего, а это-то как раз и была наилучшая возможность подвигнуть недовольных пиратов на бунт, сместить Бешеного Фрэнка и самому возглавить непримиримое бандитское общество; именно так я и поступил: подговорил команду и мы выдали Уойну, а также оставшимся верными ему сподвижникам сразу по три черные метки. Вы спросите: что это значит?
– Да, – тут же откликнулась восхитительная блондинка, продолжая выказывать нетерпеливость своей натуры; Джо же так и продолжал почтительно отмалчиваться, горделиво постаивая в сторонке, – лично мне невероятно интересны все эти подробности, потому как, поверьте, раньше мне ничего такого даже не снилось, хотя я, если честно, и сама повидала «всякого», да и книг про корсаров и флибустьеров прочитала великое множество, – употребила она каперские названия, явно не разбираясь в терминологии, – поэтому было бы очень познавательно услышать обо всем происходившем воочию, так сказать самолично.