Кстати, а где лучше сходить с ума: на улице или дома? Если на улице, то окружающие, возможно, сообразят, что к чему, и примут определённые меры.

Воспоминания о психоневрологической больнице были ещё свежи. Назад к сумасшедшим, алкоголикам, наркоманам, врачам и санитарам мне не хотелось.

– Домой, – пробормотал я. – Лучше домой…

Сенбернар мотнул башкой, поддерживая мою идею.

Ну отгорожусь я на некоторое время от этой собаки и от людей стенами квартиры, а дальше-то что?! Болезнь ведь никуда не исчезнет!

А может, это всё-таки не шизофрения? Вдруг он всё же «Друг»?!

Галлюцинации возникают непосредственно в мозге… Можно попробовать заткнуть уши. Если голос останется, то… всё же придётся обращаться в психдиспансер.

– Я телепат, – сообщил пёс. – Обычно – и сейчас, кстати, тоже – общаюсь адресно. Посторонние меня не слышат. А вот в вашей голове голос останется. Так что уши вы можете не затыкать. И вслух можете ничего не говорить.

– А я уж думал, дети твои через слово лаять будут…

– Пытаетесь шутить. Это хорошо. Значит, эмоциональный стресс не очень глубокий… Меня Джорджио зовут.

Я кивнул. Накинул ремень сумки на плечо и, поднявшись со скамейки, махнул рукой в сторону арки, почти неразличимой за кустами, деревьями и чугунной оградой:

– Нам в ту сторону. Пошли… Не в смысле «говори пошлости», а в смысле «двигай лапами»… Друг, кстати, челюстью тоже не шевелил. Мол, иначе у него лай получается.

Мы двинулись вниз по аллее.

– Кто такой Джарви Ом гали-Пилур? – внезапно поинтересовался пёс, труси́вший сзади.

– Плод моего бессознательного. Результат самоудовлетворения головного мозга… – Я резко затормозил и, повернувшись к псу, спросил: – А откуда ты знаешь про Джарви?!

Он тоже остановился и сел на асфальт.

– Вы о нём думали.

– Когда это?!

– Когда покупки в сумку складывали.

– Так это было минут… – дцать тому назад!

– Да.

– И ты, заметив, что я думаю о Джарви, решил меня догнать и поговорить…

Я не столько задавал вопрос, сколько делал вывод.

– Да, – снова подтвердил этот четвероногий.

– Между прочим, читать чужие мысли – свинство. Мысли суть личное, интимное. Как половой акт. Тебе нравится, когда за тобой наблюдают во время случки?

– Меня вообще-то за тем сюда и послали.

– Оплодотворять городских сук?!

– Читать мысли…

– Потрясающе! – сказал я. – Вот смотрю сейчас на тебя и думаю: а почему я до сих пор не бегу к таксофону[12] и не набираю заветное 03?!

– Вы надеетесь, что это не сумасшествие. Снова оказаться в психиатрической клинике вам не хочется. К тому же вы себя проверили и убедились, что я не зрительная галлюцинация. А поскольку то, что вы видите, прекрасно соотносится с тем, что вы слышите в своей голове, то… это ещё раз подтверждает, что я не галлюцинация.

– Знаток души человеческой… – не удержался я от комментария. – Хорошо ещё, ты не первый странный сенбернар, встречающийся мне на жизненном пути[13]. С тем псом поговорить, правда, не удалось. Да и разговаривал ли он вообще?! Хотя он ведь не ко мне приходил… А может, это именно ты и был?!

– Нет, мы встречаемся впервые! – уверенно заявил Джорджио.

– Вот что, человека друг, давай-ка меняться информацией: ты рассказываешь мне о себе, а я тебе о Джарви. Идёт?

– Конечно. Ведь меня за тем сюда и послали.

В конце предыдущей недели я получил направление в психиатрическую клинику, а уже восемнадцатого числа, в понедельник, с полным набором необходимых документов явился в приёмное отделение. Но оформиться в этот день так и не удалось – не было свободных мест. Пообещали принять в среду.

И вот я снова припёрся.

В этот раз откладывать обследование не стали.

На заполнение бумаг ушло примерно полчаса. Затем я спустился в полуподвальное помещение и сдал на хранение верхнюю одежду и уличную обувь. Поинтересовался у женщины, забравшей мои вещи, что делать дальше. Она сказала, чтобы я топал туда, откуда пришёл, и выяснял это именно там.

Квест, значит, квест…

Врач выдала следующее указание: сесть на скамейку у кабинета и ждать санитара. Минут через десять в помещение, где я находился, зашёл сухощавый дедок. Глянул на меня, усмехнулся и сказал:

– Ну что, спортсмен, шагай за мной!

Выглядел я, наверное, и правда странно: на мне были спортивные трусы, футболка, носки и кеды. В руке – пакет с туалетными принадлежностями. Но, по-моему, санитар тоже смотрелся нелепо: спортивные штаны и тельняшка никак не сочетались с чёрными туфлями и белым халатом нараспашку. Этакий медбрат, гопник и десантник в одном лице…

– Куда? – осведомился я.

– В пятое. Пойдём по улице. Тут, конечно, недалеко, но… не замёрзнешь в трусах-то?

– Не замёрзну.

Мы покинули корпус, где размещался приёмный покой, и направились в пятое отделение. Оно занимало большой деревянный дом на склоне холма. Получалось, что с западной стороны строение было одноэтажным, а с восточной – двухэтажным. Мы вошли через центральный вход, располагавшийся с торца. Санитар провёл меня на второй этаж, открыл ключом две двери – обтянутую железной сеткой раму с врезным замком и типичную для больниц деревянную, покрашенную белой краской.

– Витя, в карантинной места есть? – крикнул мой провожатый с порога.

Витя – ещё один санитар. Он года на три старше меня. Одет по-щёгольски. Не будь на нём белого халата, я бы и не догадался, что передо мной медицинский работник. Про себя окрестил его Пижоном.

– Есть, но там сейчас полы моют, – высокомерно растягивая слова, ответил Витя.

Пожилой санитар махнул рукой в сторону обшарпанного кресла и объявил (квест же!) мне очередное задание:

– Посиди пока. Успеешь ещё належаться…

– И где эта карантинная? – спросил я, опускаясь в кресло.

Он ткнул пальцем в сторону деревянной двери метрах в десяти от нас:

– Видишь в конце коридора сортир? Слева от него – железная решётка. Это твоя палата.

Столь близкое расположение туалета могло радовать только тех, у кого диарея.

Людей в коридоре было не слишком много. Трое играли в карты – в тысячу. Двое – в шахматы. Ещё двое смотрели телевизор.

Неуютно… Впрочем, чего ещё ожидать от психбольницы?!

Я перевёл взгляд на чёрно-белый экран старого «Рубина». Беззубый Шура́[14] картаво пел про холодную луну. Я брезгливо поморщился: количество заднепрохо́дных фриков, прорвавшихся на ТВ, от года к году неуклонно росло.

Через несколько минут Шурý сменила Таня Буланова[15] – взрослая тётя, желающая сойти то ли за плаксивую девочку, то ли за дурочку. Тоскливо, однако…

– Эй, граждане психи, одевайтесь на прогулку! – глянув на часы, возвестил Витя-Пижон.

Коридор мгновенно наполнился суетливыми людьми, к которым присоединились телезрители и шахматисты.

– В пятую палату не заходите! – крикнула дебелая, лет пятидесяти, техничка в роговых очках с толстыми линзами.

Невысокий мужчина с огромным носом подбежал к ней, обнял и прижался щекой к большой груди. Он неразборчиво бубнил что-то, а она гладила его по голове. Со стороны сцена выглядела очень трогательно – как в мелодраме.

Седой пузатый старик интеллигентного вида просительно вытянул руку и прогундел:

– Мне бы ложечку, туфель надеть…

За что мгновенно получил от Вити кулаком по темечку.

– Чего тебе надо?! – с вызовом поинтересовался Пижон.

– Ложечку, туфель надеть, – продолжал канючить дед.

Последовал ещё один удар, и всё тем же хамским тоном молодой человек повторил свой вопрос:

– Чего тебе надо?!

– Ложечку – туфель…

Кулак в очередной раз обрушился на черепушку больного.

– Чего тебе надо?!