Шест, понимая, чем может закончиться эта беседа, тоже одёрнул попрошайку:

– Хорош скулить! Раз сказали «Не положено», значит, не положено!

Но Трефилов намёка не понял. Он был уверен, что по ту сторону решётки стои́т благодарный слушатель, и оттого с удвоенной силой стал изливать ему душу:

– Слышь, мужик, ломает – просто жуть! Не могу больше терпеть! Уколи, а?! Ну, или позови ту девку, что вчера вечером меня шпиганула!

– Это какую? – настороженно поинтересовался санитар.

– Ну медсестра, полненькая такая. Ольга, кажется…

– Вот же сука! – вырвалось у меня.

Шмаков расплылся в улыбке и выдал:

– Оп-па! Родимый, да ты же её слил вчистую!!!

– Урод ты, Боря! – брезгливо морщась, констатировал Шестаков.

– Чего не так-то?! – искренне удивился этот долбодятел.

Смотреть на него было противно, и я повернулся на другой бок.

– Дурачок ты, дурачок! – глумливо сказал санитар. – Пойду я!

– А уколоть?! – крикнул Трефилов вслед уходящему Шмакову.

– Язык твой – враг твой, – бросил я через плечо.

– Хрен ты теперь от них получишь! – подытожил Татарин. – Причём от всех сразу!

Не прошло и пяти минут, как в палату влетела уже переодевшаяся после смены разъярённая Ольга:

– Ну ты и козёл! – процедила она, прищурившись.

– Да чего я сделал?! – недоумевал Борис.

Ольга, уже не скупясь на эмоции, стала обкладывать Трефилова самыми разнообразными «эпитетами».

Заметив стоявшего в коридоре Мишу, я поднялся, обулся и пошёл справлять малую нужду. Прежде чем зайти в туалет, я остановился рядом с санитаром и произнёс вполголоса:

– Извини, что вчера за этого гондона попросил. Не ожидал, что он настолько тупым и гнилым окажется…

– Да ладно, бывает, – печально улыбнувшись, ответил он. – Сейчас уже всё равно ничего не сделаешь…

Обход.

– О том, чтобы отпустить кого-либо на субботу и воскресенье, не может быть и речи! – Не обращая внимания на наш сердитый гомон, заведующая продолжила: – Я прекрасно понимаю: те, кто лёг сюда по направлению от военкомата, не представляют практически никакой опасности. Но после того, как один из подавшихся на волю приложил топором родному дедушке по голове, сей вопрос обсуждению не подлежит. Кроме того, если я отпущу хотя бы одного из вас, в мой кабинет выстроится очередь из больных со всех палат. А я не горю желанием тратить время на объяснения с пациентами. Другое дело, что вас тут и впрямь… избыток.

Военкоматчики, возмущённые несправедливой оценкой их миролюбия, побухтели ещё с четверть часа и всё равно успокоились. А наркоманы всерьёз на отлучку и не рассчитывали.

Ряды наши всё же поредели. Постепенно.

Сначала исчез студент Дима. Потом перевели в другую палату Васю-панка, за ним – Шестакова. Правда, почти сразу же появился новенький. Он занял Васину кровать, а на койку Шеста перебрался Трефилов.

Ринат, оставшись без кореша, вдруг остервенело принялся наводить марафет, матерясь на бардак, который и впрямь царил в палате. Застилая и выравнивая одеяло, он помянул местную тюрьму, где, с его слов, порядка было не в пример больше.

Вертухай, подпиравший плечом дверной косяк, решил, что Татарин попросту врёт, набивая себе цену, и, усмехнувшись, высказался:

– А ты там был?! Хотя с вашими замашками – на зону самая прямая дорога!

– Я там недолго кантовался, – пристраивая подушку в изголовье кровати, произнёс Ринат, – но в отличие от некоторых вёл себя вполне достойно.

– Да что ты о тюрьме знаешь?! Это чувствовать надо! – изменившись в лице, выкрикнул надзиратель.

– Ну, расскажи мне, чем ты её чувствовал, что тебя сюда убрали. Не жопой, случайно?!

Вертухай скривился ещё сильнее, открыл было рот, собираясь возразить, но в итоге просто махнул рукой и ушёл. Начни он оправдываться, и уж точно никто бы не усомнился в правильности догадки.

Глядя ему вслед, Косой – типичный подпевала – решил поддакнуть:

– Слышь, Татарин, а этот чудила, похоже, и взаправду петух!

– Кто б сомневался! Зато здесь себя королём чувствует, козёл!

Через полчаса в палату зашла медсестра и обрадовала Рината свежим решением руководства:

– Можешь собирать вещи и перебираться в седьмую палату!

После его ухода Косой взял в руки гитару, несколько раз тренькнул по струнам и, довольно оскалившись, провозгласил себя бугром[33]. На роль пахана он не тянул, но заявиться на эту должность рискнул. Однако всерьёз его слова никто не воспринял, и мы разразились хохотом.

Примерно за час до обеда нас отправили сдавать кровь из вены. Последними в очереди оказались я и тот парень, что прибыл сегодня. Я искоса рассматривал его. Не наркоман. Ведёт себя настороженно. Но по виду не трус. Примерно моей комплекции. Скорее всего, на пару лет старше, чем я.

На роль союзника он подходил больше, чем любой другой обитатель карантинной.

Я дождался, пока, кроме нас, в коридоре никого не останется, и для завязки разговора поинтересовался:

– Тебя как звать?

– Марат, – представился он.

– Меня – Лев. Ты здесь недолго, но обстановку, надеюсь, уже мал-мала прочувствовал?

– До конца ещё не разобрался, но уже напрягает.

– Наша половина состоит по большей части из военкоматчиков. Вторая из наркоманов. Эти кучнее и наглее. Они, естественно, и рулят. Стычки уже были. Давят в первую очередь слабых, но, сам понимаешь, обернуться может как угодно.

– Предлагаешь объединиться?

– Даже люди, что век коротают в борьбе, понимают, что легче гуртом…

– Резонно. Ты один или ещё с кем-то?

– Остальные радуются, что трогают не их…

– Понятно. Я за.

– Вот и отлично! Сладкую парочку «Твикс» изображать необязательно, но помощь в конфликте ни тебе, ни мне лишней не будет.

Мы пожали друг другу руки.

Сдав кровь и вернувшись в палату, я принялся было читать, но тут кто-то из наркоманов предложил совместить приятное с полезным – играть в карты на отжимания. Типа и время скоротаем, и накачаемся. Идею эту я слышал от многих и не раз, но ни одного особо поздоровевшего таким способом ещё не видел. Хотя ситуацию можно было использовать с выгодой для себя. Что я и сделал, высказавшись в саркастическом тоне:

– Толку от подобных тренировок не слишком много. Куда эффективней в лесенку играть.

– Это как? – решил уточнить Косой.

– Только не говори, что первый раз слышишь! Это когда подтягиваются или отжимаются сначала один раз, затем два, три и так, скажем, до десяти. А потом вниз – девять, восемь, семь… В сумме сто.

– Сдурел, что ли?! Я ещё не настолько забыковал, чтобы сотку отжаться!

– Ну, тогда до семи и обратно. Выйдет сорок девять. Почти в два раза меньше.

– Почему сорок девять? – снова выразил непонимание Косой.

– Потому что семь в квадрате – сорок девять. Не ломай голову, просто поверь на слово.

Число «сорок девять» Косого тоже смущало, но, вспомнив о своём намерении утвердиться, он принял вызов и обратился сразу ко всем присутствующим:

– Есть желающие с паханом потягаться или все и так знают, кто здесь главный?!

К этому заявлению тоже никто всерьёз не отнёсся. Потому мы и рассмеялись дружно.

Прикинув свои силы, я предложил:

– Ладно, давай от одного до восьми, а затем вниз.

– Ну, кто ещё рискнёт?! – с апломбом поинтересовался этот кандидат в смотрящие.

– А чего бы и не попробовать?! – поддержал игру Марат. – Заняться-то всё равно нечем!

Помимо нас вызвался Тёма – парнишка с наркоманского ряда. Отжимались в следующем порядке: я, Марат, Тёма, Косой. На четвёртом подходе «пахан» поинтересовался:

– А ты почему отжимаешься на кулаках?

Я не горел желанием рассказывать о былых увлечениях. Усвоил давно и на собственном опыте: есть категория людей, которые спортсменов, пусть даже и бывших, не любят. И я отмахнулся от вопроса:

– Не обращай внимания! Дурацкая привычка!

Но Косой истолковал мой ответ по-своему.