Случилось то, что, перейдя от роли родителя, возвращающегося домой около восьми вечера, к роли того, кто постоянно занимается девочкой, то есть того, кто участвует в автомобильных родео, чтобы отвезти ее в сад, к магу Манфротто, к педиатру и так далее, того, кто покупает ей одежду, моет в ванне и готовит еду, Марко понял, что обладает решающим словом в выборе ее занятий. Он решил, например, отдать ее на следующий год в первый класс обычной школы, находящейся по соседству с домом, школы имени Витторино да Фельтре, расположенной на одноименной улице в квартале Монти, и Марина была вынуждена согласиться с его решением, несмотря на то что ей это не нравилось (она выступала за частную школу), точно так же как Марко в свое время был вынужден согласиться на детский сад в конце Ардеатинской дороги, несмотря на то что сначала возражал жене. Уход за ребенком гарантировал власть – это главное открытие, и, находясь при исполнении своих обязанностей, Марко Каррера окончательно прозрел, когда решил записать ребенка в секцию фехтования. Подумал и сделал это одним январским коротким и мутно-молочным днем: пробное занятие, и вперед, без предварительных обсуждений с женой: записал дочь в секцию фехтования и стал возить два раза в неделю на тренировки, поставив Марину перед свершившимся фактом. Впрочем, что в этом плохого? Даже если бы его мысль оказалась ошибочной, что плохого в том, что девочка немного займется спортом? Но решение оказалось правильным, оно сработало, и веревочка почти сразу исчезла. Правда, детям не давали электрифицированную экипировку, поэтому она не пропала, ведь Адель действительно ее чувствовала, чего Марко больше всего опасался; но маски они надевали, и, начиная с первых занятий, Адель столкнулась с миром масок, гнущихся шпаг, молниеносных ударов и выброса адреналина, из которого, как они поняли в свое время, и произрастала веревочка. Итак, фехтование, тот вид спорта, о котором Марко понятия не имел, решило проблему веревочки за спиной его дочери, и решило радикальным образом, которым решаются все детские проблемы – если вообще решаются, – то есть как будто их и не бывало. Не говоря никому ни слова, Адель в один прекрасный день перестала обходить людей, когда они проскальзывали за ее спиной. Кончено. Дома девочка перестала о ней говорить. Кончено. Перестала капризничать, не желая идти в детский сад, и в детском саду перестала стоять в уголке и горько плакать. Кончено.

Однако, к большому удивлению Марко, маг Манфротто не вычеркнул ни одной запятой из своей теории веревочки: по его словам, фехтование тут ни при чем, веревочка исчезла, поскольку в ней отпала необходимость благодаря постоянному присутствию отца в жизни девочки. Марина также заявила, вопреки своему недавнему согласию с теорией фехтования Марко, что она разделяет мнение доктора: то, что веревочка исчезла, когда девочка стала посещать спортивный зал, было чистым совпадением. Ладно, в конце концов, вопрос с веревочкой на спине ребенка был решен положительным образом и как раз вовремя, то есть до того, как Адель начала посещать первый класс начальной школы, где все могло только осложниться; и это, безусловно, было успехом и большим облегчением для всех, но его моральную цену – вопрос заключается в этом – заплатил один только Марко, поскольку дело ушло в архив согласно одной-единственной версии, которая гласила, что веревка появилась потому, что он мало времени проводил с дочкой (то есть все произошло по его вине), и исчезла не потому, что он отвозил малышку в фантастический мир, из которого она возникла (то есть и тут нет никакой его заслуги), а только благодаря интуиции доктора Ночетти. Ладно, подумал Марко Каррера, это неправда, но с этой версией можно согласиться. Ничего не стоит принести себя в жертву. Дело в конечном счете касалось лишь нескольких человек (его жены, доктора Ночетти, директрисы детского сада и его самого), и оставлять спорный вопрос открытым не имело смысла. Поэтому он не стал возражать и отблагодарил мага Манфротто. Ради всеобщего согласия. Ради здоровья ребенка. Ну что вы, какие обиды.

И это привело к появлению третьей трещины.

Кому: Джакомо – [email protected]

Отправлено – Gmail – 12 декабря 2008 г. 23:31

Тема: Несравненные

От: Марко Карреры

В сегодняшнем письме хочу рассказать тебе, дорогой братишка, как я пристроил три макета папиных поездов. Скажу прямо, это было непросто, но все-таки я преуспел. Без проблем удалось пристроить его архитектурные макеты: модель Индийского моста[28], которую подарили ему разработчики после того, как выиграли конкурс, я подарил инженерному факультету, где его установили в актовом зале. Макет виллы Мансутти в Пунта-Але[29] я отнес Титти, жене Альдино, которая жива и в здравом уме. Я ее не видел, по-моему, лет тридцать-сорок, и хотя они давным-давно продали свою виллу, она взяла ее макет, растрогалась и даже поблагодарила. Большой макет купола Брунеллески, а не тот маленький, который папа уж не знаю кому подарил, большой купол, ты должен его помнить, поскольку тебе однажды влетело за то, что ты играл в нем в солдатики, я отнес во Флорентийскую коллегию инженеров в качестве подарка, от которого они обалдели. Взамен я попросил у них не присылать мне уведомлений и напоминаний об уплате ежегодных членских взносов. Макет знаменитой незаконной пристройки в Больгери я оставил себе, хотя он не такой уж и красивый. Ну и потом еще кукольный дом над водопадом, который папа сделал для Ирены, точная копия с Райта[30], я оставил в ее комнате, когда продадим дом, решим, что делать. Короче, эти модели ничего не стоило пристроить.

Иначе обстояло дело с папиными поездами. Один состав ты даже не видел, отец его сделал, когда ты уже уехал: минималистический, чертовски хитроумный, длиной три с половиной метра, шириной всего шестьдесят сантиметров, тащит одновременно до одиннадцати вагонов, просто какое-то чудо. Хотя секрет его, в сущности, очень простой: он двухъярусный, верхний этаж виден, нижний – нет, поскольку вмонтирован в основание, поэтому вагончики, доехав до конца железнодорожного пути, въезжают в туннель, меняют направление движения и переводом стрелки спускаются вниз, исчезая из вида, а потом выскакивают обратно с другой стороны из того же туннеля, снова поменяв направление пути, наподобие Станлио в той комедии, где он появляется с лестницей на плече, потом шагает одна только лестница, длинная-предлинная, потом опять появляется Станлио, несущий ее на плече с другой стороны. Словом, бесценная вещь, которую жалко выбрасывать. Да и два других, которые ты должен помнить, – огромный поезд шестидесятых годов и тот, который взбирается в гору через ущелье Питеччо-делла-Порреттана, слишком хороши, чтобы их выкидывать. Но только хочу заметить, что дом с этими монстрами, занимающими целую комнату, мы с тобой вовек не продадим. Я стал думать, кому их подарить, где найти настоящих ценителей. Вспомнил, что незадолго до того, как отцу стало хуже, он часто говорил о каком-то выдающемся макете, созданном в подземельях Клуба железнодорожников, под Кашинами, где раньше были теннисные корты, представляешь где? Именно в этом месте. Поехал я, значит, туда, где в последний раз был, наверное, еще парнишкой, лет сорок назад. Все, конечно же, очень изменилось. Пришлось потратить кучу времени на то, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто бы понимал, о чем я вообще веду разговор. Видишь ли, мастера моделирования какие-то неуловимые, как призраки, они не собираются по установленным дням и часам, а когда их нет, подземелье закрыто, и ни один человек из других членов клуба о них ничего не знает. Я писал им в течение месяца и наконец в субботу утром застал президента ассоциации модельщиков, некоего Беппе, который резался в рамс с другими членами клуба. Стоило мне назвать папино имя, как он бросил карты и повел меня в запертое подземелье, и должен признаться, Джакомо, папа был прав: его макет, стоявший в этом зале, – это что-то невиданное. Специально для меня Беппе привел его в движение, и клянусь тебе, зрелище было умопомрачительное: это макет железной дороги размерами с комнату, с городскими домами в уменьшенном масштабе, улицами, машинами, людьми и всем чем угодно. Короче, я объяснил ему причину своего визита, и он согласился, что наши макеты не могут быть уничтожены – вот так, прямо с ходу, хотя он ни разу в жизни в глаза их не видел. Он говорил о папе с огромным почтением, это надо заметить, хотя папа наверняка общался и с ним в присущей ему манере крайней сдержанности, едва упоминая его макеты и говоря о них в основном с технической точки зрения, поэтому Беппе понятия не имел, о чем я с ним толкую. Мы договорились, что он приедет посмотреть их как можно быстрее – через месяц, не спрашивай почему. Когда пришел, он опешил, особенно от Порреттаны и от двух других тоже, и сказал, что они забирают все. Под «они» он подразумевал ассоциацию модельщиков, президентом которой он является. Один макет, которого он никогда не видел, пригодится, сказал он, для школы – прикинь, у них даже школа есть, – где молодежь обучается строить макеты поездов. Словом, этот Беппе был вне себя от счастья, вопрос теперь заключался в том, где взять большой фургон для их перевозки. Мы обменялись с ним номерами телефонов, после чего он исчез в буквальном смысле на два месяца. Я несколько раз пробовал до него дозвониться, но телефон был отключен. Я снова сходил в клуб справиться о нем – поди знай, с человеком всякое могло случиться, – но там никто ничего не знал. А тут две недели назад он сам объявился, позвонил и сказал, что нашел подходящий фургон. Мы договорились о дне, и на прошлой неделе он прибыл со своими «ребятами», всем хорошо за пятьдесят. Ты не представляешь, Джакомо, с каким уважением эти «ребята» относились к папе: их было шестеро, включая Беппе, все сняли шляпы (типа «борсалино»