– Крита! – Женщина подняла руку в пародии на дружеское приветствие. И я услышала ее голос не ушами – он прозвучал в моем сознании. – Добро пожаловать, сестричка.

Что-то во мне отпрянуло с отвращением, когда она так небрежно заявила о нашем родстве. Я ей не родня! Нет! И возможно, эта моя вспышка отвращения поколебала то заклинание, что она наложила на меня, потому что женщина перестала улыбаться, и глаза ее вспыхнули гневом.

– Ты будешь той и тем, чем я велю! – Она словно натянула поводок. – И сделаешь, что я скажу! Ко мне!

Сопротивляться этому принуждению было не проще, чем человеку, скованному по рукам и ногам, разорвать цепи. Я подошла к ней.

– Смотри!

Взмахом руки она указала на череп, пылающий изнутри. Его пламя сделалось еще более ярким, резким, живым!

Хоть я и не хотела того, мои руки поднялись и прикоснулись к вискам черепа. В меня хлынула иная воля, властная и могущественная. Она подавила последние остатки моей личности. Мне дали приказ. Я знала, что́ надлежит сделать.

– Ну что, Тарги! – расхохоталась женщина. – Мы сделали неплохой выбор, верно? – Она разговаривала с черепом, словно с живым существом. – А теперь, – она презрительно взглянула на меня, – иди и выполни приказ.

Из-за колонн показались юркие фигурки. Фасы. Подземные жители, такие же, какие однажды уже пытались пробраться к нам. Их вожак схватил меня за руку, и я не смогла вырваться. Он потащил меня вправо.

Мы пробирались через подземелья; я не могла сказать, ни сколько вокруг фасов, ни куда они бегут. Во мне пылало стремление исполнить повеление, почти такое же яркое, как огонь, исходивший от черепа. Но мне пришло в голову, что у этой женщины и у черепа есть свои пределы, значившие для них так много, что они не могли справиться сами, потому что эти пути были запретны для них. Возможно, этот туннель проходит под горами, окружающими Долину, и даже на такой глубине руны безопасности еще обладают определенной Силой. Если так, мне это особо не помогло. Я достаточно легко могла пройти здесь, но не могла освободиться от возложенной на меня задачи.

Дальше все стало бессвязно, как обрывки сна, когда действие перескакивает из одного в другое безо всякой логической последовательности. Я помнила, как торжественно изрекала слова, которые кто-то – то ли та женщина, то ли череп – вложил в мой разум. А потом…

Что-то пошло не так. Я чувствовала, что хватка чародейства сжимает меня еще крепче. Но под этими оковами вскипал гнев. Я не выполнила свою задачу – помешало какое-то незримое воздействие. Фасы, окружив меня, тащили и подталкивали вперед по своим непроглядным подземельям. Что произошло дальше… Этого я никогда не смогла восстановить полностью.

Но настал момент, когда я поняла, что иду под землей, увидела лица, которые должна была бы помнить, но вот только мой разум мне этого еще не позволял. Потом…

Потом я снова полностью очнулась – или ожила. Я стояла под открытым небом, и дул свежий ветер, и пусть он был холодным, зато он нес свежесть того мира, который я знала. И здесь был Йонан, а с ним еще один человек, в странных доспехах и с огромной двусторонней секирой. Еще тут был Тсали, а потом снизу – должно быть, из Долины – пришла Дагона, и с ней лорд Килан, державший ее за руку, и за ними другие.

Я разрыдалась. Должно быть, это было реальностью, не очередным сном. Но окончательно я в это поверила лишь после того, как Дагона обняла меня.

Барьер, не дававший мне говорить, рухнул, и я смогла рассказать Дагоне о своем сне. Хотя, конечно же, это не было сном. Меня каким-то образом вывели из защищенной Долины – из-за предательства некой части моего же непослушного разума. Мне показали фигурку, слепленную из глины. К ее круглой голове были прилеплены мои собственные волосы, а тело завернуто в лоскут моей одежды. Я не нуждалась в объяснениях, чтобы понять: здесь поработало древнее Зло. Так до меня дотянулась и заставила работать на себя более мощная Сила, стремящаяся, как мы подозревали, прорвать наши границы.

Когда я описала женщину, стоявшую у черепа, Дагона помрачнела. Но при этом она явно была чем-то озадачена. Она отвела меня в свои покои и прежде, чем оставить меня, воспользовалась палочкой – белой, недавно очищенной от коры, – нарисовала вокруг подушек, на которых я устроилась, некие знаки, соединенные в круг. Мои веки отяжелели, глаза закрывались, и я чувствовала, что могу заснуть прежде, чем она уйдет. Но я боролась со сном, потому что отчаянно боялась, что лишусь воли и разума и меня снова затянут в видения.

Сон все-таки сморил меня снова, и это не принесло мне радости. В этот раз я не присутствовала физически в том зале с колоннами и черепом, как в первый раз. Но я видела – и слышала.

Женщина, соткавшая то предыдущее заклинание, изменилась, но я готова была поклясться, что это она, та самая, которая притянула меня к себе, провела путями фасов. Я настолько тогда подпала под ее заклинание, что не знала, куда иду.

Она больше не выказывала гордости и заносчивости, облекавших ее, словно туман, во время нашей прежней встречи. И красота ее поблекла, словно пострадав от времени. Но ее по-прежнему стоило бояться, и я не забывала об этом, хотя на этот раз она не смотрела в мою сторону и никак не показывала, что знает о моем присутствии.

Она стояла у постамента, на котором возлежал череп, и ее пальцы нежно скользили по хрустальной поверхности. Полыхавший прежде свет погас или потускнел до почти бесцветной дымки, сохранившейся внутри.

Я увидела, как шевелятся ее губы; думаю, она читала заклинание или разговаривала с тем, что трогает пальцами. На лице ее отражалось некое чувство сильнее гнева, произраставшее из него. Я ощущала Силы, которые она старалась взять под контроль, подчинить себе, – и ее бессильное отчаяние от того, что ей это не удается.

Потом она наклонилась и прижалась губами ко рту бездушного кристалла. Так – мне казалось – женщины целуют возлюбленного, того, кто стал для них средоточием всей жизни. А руками она обвила колонну так, что «лицо» ухмыляющегося черепа оказалось крепко прижато к ее груди с рубиновыми сосками. В этом жесте было что-то до того бесстыдное, что меня захлестнуло отвращение. Но я не могла убежать, потому что Сила, притянувшая меня сюда, все еще действовала, хоть это и был сон.

Женщина внезапно повернулась, и ее взгляд отыскал меня. Кажется, она поняла, что какая-то часть меня снова попала в ее сети. Я увидела, как ее глаза торжествующе вспыхнули.

– Так, значит, заклинание все еще держит тебя, сестрица? Я преуспела даже больше, чем надеялась.

Она вскинула руки и начертила в воздухе неизвестные мне знаки. И моя сущность мгновенно оказалась скована. Женщина отошла от черепа; она была настолько переполнена Темной Силой, что ее волосы зашевелились сами собою и окружили ее голову огромным пламенеющим облаком, более поразительным, чем любая корона. Рот ее был чуть-чуть приоткрыт, и губы горели красным, словно кровь, на фоне призрачно-бледной кожи.

Женщина сделала шаг, за ним второй и протянула ко мне руки; упоение своим триумфом окутало ее наподобие церемониального одеяния.

– У нас еще есть время! И подходящий инструмент! – Кажется, это были, скорее, ее собственные мысли, чем направленные мне. – О Тарги! – На миг она оглянулась на череп. – Мы еще не проиграли!

Но если у нее и был какой-то план, он сорвался. Потому что в этот миг заклинание разрушилось и женщина вместе с черепом, который она столь страстно ласкала, исчезли. Я очнулась в покоях Дагоны и увидела стоящую у изножья моей постели Владычицу Зеленой Долины. Она взмахнула надо мной пучком почти засохших трав; от резкого движения листочки оборвались и осыпали меня. Я почувствовала запах «изгнания Зла», старинного лекарства для душевных недугов; в его состав входил ланглон – трилистник, помогающий очистить чувства и призвать обратно блуждающий разум.

Но я поняла, что́ произошло, и съежилась на своей постели из шкур и упругих высушенных трав. И заплакала от страха и ощущения собственной беспомощности.