Хотел бы он никогда не увидеть своего отражения в этих глазах.
Хотел бы…
***
Мир тесен, а магический – в сто крат.
Дэлион сощурил глаза, когда Гарри прошёл мимо, и еле слышно присвистнул:
– Неужели собираешься ночевать в общей СПАЛЬНЕ с нами, плебеями?
– Размести об этом объявление, – усмехнулся он, упав на соседнее кресло и вытянув ноги.
Дэлион Пруэтт являлся одним из немногих, с кем Гарри позволял себе общаться более тесно, чем с остальными. Конечно, дружбы с возможным предком Рона он не мог себе позволить, но иногда устоять перед желанием просто пообщаться было чрезвычайно сложно. Особенно в Хогвартсе. Среди этих стен ему слишком сильно не хватало Рона и Гермионы рядом, и Гарри понимал, что неизбежно обзаведётся временными спутниками, которые возместят эту потерю.
– Уже, Поттер, уже, – хлопнул его по плечу Морти, усевшись в третье кресло. – Ты меня уделал сегодня, – с шутливым недовольством протянул тот. – Снова. Мог бы поддаться ради приличия. – А затем резко повернулся к Пруэтту и возмущённо заявил: – Как и ты, говнюк.
– В таком случае мне бы пришлось палочку и вовсе не вытаскивать, – пожал плечами Гарри, откинувшись на спинку кресла, а Дэлион весело добавил:
– А тебе, Морти, – руки из задницы достать.
– Какая невиданная жестокость, – трагично изрёк Лонгботтом и тряхнул копной каштановых волос.
Студенты стали подтягиваться в гостиную, и Гарри вздохнул, устало потерев глаза. В последнее время зрение опять начало падать.
Первое время он держался особняком, что не изменяло его сути – люди продолжали тянуться к нему как по волшебству. Гарри не хотел прослыть грубияном и тем более кого-то обидеть своим категоричным отказом, поэтому просто избегал шумных собраний, проходящих вечеринок и прочих гриффиндорских мероприятий, где ему бы пришлось тесно общаться со всеми, а списку кандидатов для стирания памяти расти. Безусловно, он доверял чарам забвения, но знал, что некая червоточина всё равно оставалась, – так объяснили это родители Гермионы, когда та вернула им память. Они не помнили своей дочери, но глубоко внутри переживали потерю, вот только никак не могли припомнить, что именно утратили. Поэтому Гарри не хотелось прикипать душой к этим людям, а ещё меньше – чтобы они прикипали к нему.
Так что привилегия в виде собственной спальни, хоть и маленькой, но позволяющей ему уединиться, помогала избегать коллектива.
Гриффиндорцев, само собой, мало пугало его прошлое обскура, и вскоре у него появилась кровать в общей спальне вместе с заявлением, что, дескать, они не страшатся возможных проявлений обскури, поэтому «спи с нами, Гарри!». Это, конечно, было мило, но он предпочитал уединение собственной комнаты, где к тому же мог продолжать свои изыскания без лишних глаз. Сегодняшний день был исключением. Потому что, останься он там, и Альбус…
– О, Гарри! – раздался за спиной мелодичный голосок Лукреции. Гарри закатил глаза, а Мортимер хмыкнул, потирая руки, будто собираясь наблюдать за чем-то очень увлекательным. – Твоё обезоруживающие заклинание до безумия красиво, – буквально пропела она, а Лонгботтом тотчас сменил предвкушающую улыбку на гримасу негодования:
– О Мерлин! Да это было всего лишь заклинание Разоружения, Лу.
– И оно было прекрасно – не спорь. Столь изящно, мгновенно и… очень опасно, – мечтательно возразила она.
– Сколь грациозно ты полетел назад, – добавил Дэлион, ухмыльнувшись и отбив подушку, которая следом полетела в него.
– Подпевала, – пробурчал Лонгботтом.
– Ты так мне и не ответил, – Лукреция с лёгкостью примостилась на подлокотнике его кресла, поглядывая с очаровательной улыбкой на устах.
– Письмо? – озадаченно скосил глаза Гарри. – Какое из?
Она задумчиво вытянула губы бантиком, похлопав себе по локтю.
Если бы Лукреция не была столь очаровательно-забавной, стала бы до безобразия раздражающей, но злиться на неё было просто преступлением. Шафик не прекращала слать ему любовные письма с ноября, а Гарри уже не знал, куда их складывать и как ему объяснить ей, что его сердце… немножко занято. Потому что, скажи он откровенно, и девичья душа потребует от него правды насчёт личности таинственной возлюбленной, которая посмела её опередить. Он, разумеется, мог с лёгкостью соврать, но отвергнутые женщины страшны в гневе – это Гарри знал не понаслышке. Поэтому он предпочитал избегать острых углов, просто пуская ей пыль в глаза и уходя от точного ответа. Другими словами, он ломался.
– Гарри Поттер, – послышалось за спиной, и Гарри утомлённо вздохнул. Даже в качестве «Мальчика, который Выжил» он не был столь популярным, как сегодня.
– Староста? – улыбнулся он наимилейшей из своих улыбок, но Крауч удостоил его немигающим взглядом, означавшим: «Лучше не создавай мне проблем», и отчеканил:
– Тебя просили немедленно явиться в кабинет директора.
Гарри изумлённо уставился сначала на Обелиуса, затем на Морти, но тот лишь вернул ему такое же удивлённое выражение лица.
Что Диппету могло понадобиться вечером?
Лукреция расстроенно вздохнула, легко соскользнув с подлокотника:
– Буду ждать от тебя письмо, Гарри, – растянула она тонкие губы в улыбке и вновь сверкнула ямочками на щеках.
– Не задерживайся, – подытожил Крауч и отошёл к ожидающей его группе, тотчас начав о чём-то разглагольствовать.
– Так, я пошёл, – вздохнул Гарри, понимая, что тихая ночка ему сегодня явно не светит, разве что Диппет тоже хочет распить чаю да поговорить об академических успехах.
– Возможно, мы не уснём до твоего возвращения, – кивнул Дэлион, но выглядел он озабоченным. – На мне ещё висит эссе для Бонам.
– И для Слизнорта, – кисло добавил Мортимер.
– Если не вернусь – не поминайте лихом. – Гарри слабо улыбнулся, и в него полетела очередная подушка. Шустро поймав её, он вернул подачу Дэлиону и выскочил из гостиной.
Каждый коридор и закоулок в школе он знал наизусть, а тихое шебуршание портретов отвлекало от невесёлых мыслей. С утра директор вызвал Альбуса, сейчас – самого Гарри. Могло ли это означать что-то большее, чем просто формальный визит? Мог ли Альбус утаить от него истинную причину приглашения?
Стоило ему завернуть в пролегающий к директорскому кабинету коридор, как он врезался во что-то мягкое и тотчас оказался прижат к стене. Огни погасли, и Гарри задержал дыхание. Свежий аромат мороза, мяты и горькой лимонной цедры защекотал ноздри, и он прикусил губу, ощутив обжигающее дыхание около уха.
– Значит, Диппет меня не ждёт, – выдавил Гарри, положив руки поверх плеч Дамблдора, – и волноваться было абсолютно не о чем.
– Зато жду я, – шепнул Альбус и зарылся лицом в его волосы, застывая неподвижным изваянием.
– Я устал и хочу спать, – тихо возразил Гарри, не находя в себе сил оттолкнуть его, потому что самому до ужаса хотелось прижаться к пышущему теплом и уютом телу.
– Тогда пойдём спать.
– А моё мнение тебя не интересует? – покачал он головой, но улыбки сдержать не мог.
Да, Альбусу никогда не было важно его мнение: ни сейчас, ни когда он решил сделать из него оружие против Волдеморта.
– Если бы ты не лгал своим отказом, я бы принял твою позицию, – понизив голос, заявил тот и, сделав шаг назад, потянул за собой Гарри.
– Разумеется, я лгу, – раздражённым шёпотом парировал он, собираясь вырвать ладонь, так как ясно понимал, куда Альбус его ведёт. – А ты душишь меня всем этим, – вместо того чтобы вырваться, Гарри неопределённо взмахнул рукой в воздухе, услышав недовольное ворчание портретов, оставшихся в темноте. – Никогда бы не подумал, что вы, профессор, настолько эгоистичны, – под конец фыркнул Гарри и был утянут внутрь кабинета Защиты от Тёмных искусств. Огни в коридоре тотчас зажглись, но дверь тут же хлопнула, а Гарри оказался вдавлен в неё недовольным с виду Дамблдором.
– Я не могу ничего с собой поделать, – вкрадчиво протянул он, но закончить не успел: Гарри мгновенно выхватил палочку, а в следующую секунду Альбус отлетел к стене, врезавшись в книжный стеллаж. Тот заскрипел, и несколько пергаментов свалилось с полки, упав на пол.