Слегка взболтнув коктейль, он вновь уставился на сцену, где двое искусителей ловко вскарабкались по пилонам, зависнув на полусогнутых руках. Их жалкий раб уже сидел за столом и обмахивался брошюрой, пока официант расставлял на столе заказ, а охранник не сводил внимательного взгляда, выслушивая чужое пыхтение насчёт того, как крупно он встрял.
Гарри поморщился, а затем ощутил, как улыбка растягивается всё шире, до болезненных спазмов лицевых мышц. Он заранее знал, что Волдеморт через несколько — от силы пять — минут пришлёт ответ. И ответ этот, скорее всего, очень ему не понравится. Хотя судить об этом было рано: баланс и восприятие нравящихся и не нравящихся вещей у Гарри были слегка нарушены.
Так оно и вышло: спустя ровно пять минут Фенрир материализовался рядом с удивительной проворностью, вновь опустив перед Гарри очередную записку. Поглядывал тот слегка настороженно, а еле заметный жест выдавал желание коснуться оружия, что Гарри несколько развеселило. В отличие от послания Тома:
И вовсе не желая зла:
Минутной прихоти послушна,
К несчастью, ты была всегда
Беспамятна и равнодушна.
Прощай! Не замечаешь ты,
Что плачу я, что в сердце злоба.
Ах, дурочка! Дай бог тебе
Жить ветрено, шутя, до гроба{?}[«Прощание» Генриха Гейне]
P.S. Завтра в десять. Не выполнишь условие — станешь персоной нон грата. У тебя остался последний шанс.Не упусти его.
Ультиматум.
Гарри прищурился, задумчиво покачивая стакан в руке. Он не торопился с ответом. Он вообще не имел привычки спешить, и именно поэтому не хотел идти у него на поводу. Кроме массы других причин, как, к примеру, ранее упомянутая верность собственным принципам или тот факт, что ему было нежелательно светиться в клубе.
Быть может, карты и были вскрыты, но Том шёл ва-банк, а Гарри не мог ответить меньшим…
Однако, к чему такая внезапная спешка? Зачем ему понадобилось так быстро сбрасывать маски? Разве нельзя растянуть удовольствие подольше: медленно вгрызаться в плоды рук своих, ощущая, как зубы пронзают сочную мякоть, а сок течёт по подбородку, пачкает своей приторностью руки и капает с локтей… Ведь если сорвать плод недозревшим — тот не достигнет вкусовой насыщенности, а если перезревшим — может оказаться гнилым.
Гарри едва не застонал от досады.
Куда же ты так торопишься, сладкий?
Я едва успел распробовать тебя, наметив особое место в своей коллекции. Созрел ли ты для меня?
— Чего это Флитвик такой нервный? — вдруг раздался голос совсем рядом, и Гарри машинально перевёл взгляд.
Мимо него, слегка покачиваясь, шли двое мужчин. Один из них понизил голос, мотнув головой в сторону упивающегося вусмерть судьи:
— Слышал, что один маньячина, — он покачнулся, пятернёй почесав голову, словно раздумывая над чем-то, прежде чем воскликнуть: — Крамп — точно! В общем, угрожал тот ему: требовал пересмотр дела, мол, это не он людей в банках консервировал по частям… Мол, ошибка всё это и банку ту он нашёл у себя на крыльце. Подбросили…
— Ага, все они так говорят: подбросили, подставили, оклеветали… Хорошо, что я мировой судья.
— А что, если правда?
Собеседник пренебрежительно фыркнул:
— Тогда рано или поздно какая-нибудь очаровательная семья получит очередной сюрприз.
— И ты так спокойно об этом говоришь, — брезгливо поморщился незнакомец.
Гарри усмехнулся, сделав очередной глоток, а Фенрир за спиной робко кашлянул.
Сайлас Крамп — бедняжка, — как тяжко быть несправедливо осуждённым. Так о чём это я думал?..
Бледная кожа феноменально смотрелась поверх кирпично-красной ткани?
…Ах да.
В мыслях крутилось множество вопросов, но в ответах не было нужды: Гарри прекрасно понимал, что Волдеморт желает или в чём-то удостовериться, или же от него окончательно избавиться. Что до второго варианта, то Гарри крайне бы расстроился, будь чужая самонадеянность столь велика — почти гранича с глупостью, — чтобы искренне поверить в то, что он сможет расторгнуть их отношения так просто. Сама судьба подтолкнула Гарри в тот день к клубу, а затем заставила остаться на шоу и увидеть главу Пожирателей воочию. Ему всегда везло (или же не повезло с самого рождения — это ещё как посмотреть), а в тот день особенно — подобное нельзя было отрицать.
Путь его был извилистым, но он всё-таки пришёл к Тому: медленно и методично, как и делал всё в своей жизни. Изначально Гарри не планировал пользоваться этой возможностью, но судьбе не противятся — она лучше знает, где наступает конец каждого пути. А сейчас ему было не до препирательств с самим собой: если Волдеморт хотел форсировать события, почему бы не поддержать его начинания?
В конце концов, Гарри уже изменил своим привычкам сегодня.
— Благодарю, — лишь сказал он озадаченному охраннику, сложив листок, и, сунув его в карман, поднялся.
— Что мне передать? — крикнул Фенрир ему в спину.
Однако Гарри ничего не ответил, направляясь к выходу. Он лелеял надежду, что Волдеморт сам всё поймёт.
Ведь тишина — знак согласия.
Комментарий к Часть 3. Алая нить
[1] «Живые чувства расцветают…» Генриха Гейне.
[2] «Не подтрунивай над чертом» Генриха Гейне.
[3] Мизофобия — навязчивый страх загрязнения либо заражения, стремление избежать соприкосновения с окружающими предметами.
[4] Парейдолические иллюзии или парейдолии — зрительные иллюзии, возникающие при рассматривании конфигураций линий (узоров), теней, расцветок различных объектов или поверхностей, в которых эти реальные объекты претерпевают причудливо-фантастическую трансформацию.
[5] «Как ты поступила со мною…» Генриха Гейне.
[6] «Тебя приворожил мой ум» Генриха Гейне.
[7] Обсессия — синдром, при котором человека преследуют навязчивые мысли и идеи, которые возникают спонтанно и не поддаются контролю.
[8] «Прощание» Генриха Гейне.
гаммечено~
========== Часть 4. Хризантемы ==========
Комментарий к Часть 4. Хризантемы
Песни: INXS — Never Tear Us Apart
Scott Bradlee’s Postmodern Jukebox — Toxic (feat. Melinda Doolittle)
Жил-был мальчик, звали его Билли. Он хотел все знать. Увидел он яму и решил туда залезть, а обратно не вылез. Конец.
(Э. Сиболд. Милые кости)
Фенрир вошёл в спешке, прикрывая за собой дверь, и Том требовательно протянул руку, но тот в ответ лишь покачал головой.
— Что он сделал? — процедил Том, цепко глянув на Грейбека.
— Ничего такого.
— В деталях, чёрт возьми!
— Сначала прочёл, а потом просто сидел и улыбался…
— Псих, — прошептал Том, резко развернувшись и нахмурившись.
Сердце сделало кульбит, и он буквально поперхнулся слишком спёртым воздухом гримёрки. Глубоко вдохнув, Том попросил:
— Открой окно. — А пока Грейбек справлялся с укреплённой оконной рамой, настороженно поинтересовался: — И что было дальше?
— Он убрал письмо в карман, поблагодарил меня и ушёл. Я спросил, передать ли мне что-нибудь, но он даже не обернулся.
— Каким образом поблагодарил?
— Сказал «благодарю».
— Спокойно или встревоженно? — резко спросил Том, обернувшись.
— Мне откуда знать? Слово как слово, — пробубнил тот. — А читать чужие мысли я не умею.
Дуболом.
Том держал его лишь ради вида, но даже так Грейбек частенько раздражал.
Он сглотнул и уставился на своё отражение.
— Том, он меня, не знаю даже… Он меня пугает, — проронил за его спиной Грейбек, а Том лишь криво усмехнулся.
Когда детина с пистолетом подмышкой и ростом под два метра да весом в сто пятьдесят килограмм стальных мышц говорит, что какой-то заморыш, а Джеймс Эванс именно так и выглядел — хилый, рассеянный, старомодный, нелепый и даже неуклюжий, — пугает, то невозможно не усмехнуться в ответ или же и вовсе не рассмеяться, услышав подобное.
Но это было совсем не смешно.
Том до сих пор помнил момент, когда обратил на него внимание: Джеймс сидел в дальнем углу, закинув ногу на ногу — отчего ужасно-нелепые носки в крупный жёлтый горох были напоказ, — и смотрел прямо перед собой с дикой улыбкой на губах, от которой у любого другого мороз по коже пробежал бы. Но, когда Том перевёл взгляд выше и увидел такой же пятнистый галстук, вместо страха ощутил столь же дикое веселье. Простой чудак, коих он повидал много.
