Корвуса убили.

Не на глазах Тома, конечно, и не его клан, что, впрочем, драматизма не убавляло. То была наёмная сила со стороны третьих — Шафиков. Едва оперившийся клан рискнул и проиграл, исчезнув с лица земли — Том собственноручно за этим проследил.

Поэтому романтика умерла вместе с Корвусом, и с того момента он вступал лишь в мимолётные и взаимовыгодные связи. Он ценил в себе частичную прагматичность, способность мгновенно разобраться в сложившейся ситуации, найти оптимальные варианты развития событий, проработать план и воплотить его в жизнь. И тем не менее сейчас тянулся к иному; сейчас он блуждал в потёмках, ничего не предпринимая, ничего не решая, просто наблюдая за тем, как дурачится — а ведь он дурачится? — Поттер.

Том вновь улыбнулся, посмотрев на открытое досье Кронка.

Причин для улыбки не было, и всё же… всё же он ощущал её на своих губах и никак не мог согнать с лица. Поттер должен был пугать, а вместо этого он угнетал его каким-то неясным — почти мистическим — очарованием. Да и как можно запугать его?

Нет, определённо можно.

Запугал же он целое стадо психопатов, которые сами у кого хочешь инфаркт вызовут? Запугал.

А значит, это со мной что-то не так. М-да.

Разумеется, ему было плевать, что, узнай обо всём отец, то обязательно уличит его в несостоятельности и ткнёт носом в кучу совершённых за этот месяц ошибок. Тома больше волновало то, что господин клана «Морсмордре» может взять дело в свои руки и обезопасить его насильно: избавиться от Поттера. Тот, может быть, и «волшебник», но всё же обычный человек и от шальной пули вряд ли увернётся. Хотя у него вызывало множество вопросов то, как с таким активным образом жизни Гарри до сих пор ещё цел, но, с другой стороны, он сам тоже цел, а его жизнь была ещё опаснее — наверное? За Томом с детства по пятам следовала толпа телохранителей, чего нельзя сказать о Поттере. А сейчас он сам ничуть не уступает тому же Грейбеку, что опять же нельзя сказать о Гарри… Или можно?

За всё это время Том не смог оценить чужую физическую подготовку. Потому что фактически ничего не видел, да и то, как тот передвигался — почти что неуклюже и тяжело, — вводило в заблуждение. Поттер выглядел грузным — и тем не менее был худощав — и высоким, но поразительно нескладным — благодаря пропорциям подобранных костюмов. Однако несколько часов тому назад картинка полностью поменялась: одно лишь отточенное движение вниз по лестнице и полное отсутствие страха высоты могло сказать, что такое для него не впервой. Спуск по верёвочной лестнице мог показаться чем-то простым, но на самом деле это не так: подобная лестница не обладала той же устойчивостью, что обычная, и поэтому требовала большей концентрации и ловкости. Что же тогда: альпинизм, мореходство, военная подготовка или кражи со взломом в качестве хобби?

Том вздохнул.

Слишком много пробелов.

Такие, как Поттер, многое говорят без слов: они показывают. А такие, как он, хоть и привыкли заострять внимание на деталях и постоянно держать ухо востро, интерпретируя сигналы, но в повседневной жизни предпочитают общаться словами — чем проще, тем лучше.

В любом случае избавление от всезнающего элемента руками отца было весьма нежелательным исходом, но, почему именно — Том не мог ответить. А пока он не найдёт ответа, ему стоило обезопасить Поттера самому. А самый простой способ — это понять, что же, чёрт возьми, Гарри от него нужно.

— Том?

Он перевёл взгляд на Фенрира, топтавшегося в проёме с большим конвертом в руках, и поинтересовался:

— Что там?

— Посыльный передал, — пояснил Грейбек и поспешно добавил: — Я уже проверил.

Кивнув, он принял конверт, отпуская его:

— На сегодня можешь быть свободен.

Фенрир тут же покинул комнату, а Том покрутил в руках конверт — без каких-либо отличительных знаков: конверт как конверт — и раскрыл его, аккуратно вытягивая плотный и фактурный на ощупь лист бумаги.

Это был выполненный карандашом рисунок. Специфический рисунок: изображение двух людей в весьма интригующей позе. Мужчина — а кто именно, Том понял, едва увидев — стоял за спиной и душил с помощью верёвки (или же, скорее, лески) неизвестного. Руки убийцы, как и вся поза, передавали напряжение, а его жертва, напротив, будто испытывала экстаз. Возможно, предсмертный, но чем-то взволновавший Тома. Взволновавший настолько, что он нервно поймал воздух губами, будто ощущая приступ асфиксии. Кем был неизвестный, Том тоже догадывался, но сказать с точностью не мог: вместо кляпа у него во рту красовалась гигантская хризантема, скрывавшая лицо — единственное алое пятно на листе.

— Посещал художественный кружок, значит…

Том усмехнулся, когда перевёл взгляд вниз, заметив извилистую подпись: «Чудесный выбор, сладкий». Вот и ответ на изводивший его часами вопрос о хризантемах, который породил ещё больше вопросов.

Положив рисунок на стол, Том достал из конверта футляр и с опаской открыл его. Однако ему в лицо не выскочил мини-букет лилий и не взорвалось конфетти — на полоске бархата лежали тонкие смарт-часы, с которых свисала этикетка с надписью «надень меня», и небольшой беспроводной наушник.

Том стянул вещицу, покрутив её в руках, и надел на запястье, спешно застегнув ремешок. А стоило ему включить их, как на круглом экране высветилось: «Вставь наушник». И он выполнил указание, через считаные секунды услышав писк, последующую за ним мелодию скрипки, которая тут же оборвалась из-за хрипловатого насмешливого голоса:

— Как бы ты оценил цветы и вазу?

— Кроме того, что рисунок и правда прекрасен, пока не знаю, что тебе ещё сказать.

— Что ты испытал?

— Экстаз?

— М-м… Наши чувства очень схожи — мы и правда идеально подходим друг другу, — томно протянул тот, отчего у Тома по коже пробежали мурашки. Он не мог не признать, что чужой голос будоражит нечто скрытое глубоко внутри: возбуждает его фантазию.

— Схожи?

— Я поделился с тобой кое-чем важным.

— И что это должно значить? Что ты хочешь придушить меня?

— Я много чего хочу.

— Например? — Том откинулся на спинку стула, косясь на часы, на которых светилась иконка принятого вызова.

— Сегодня пожелать тебе спокойной ночи.

— Гарри? — позвал он, боясь, что тот отключится. — А завтра?

— Мне нравится, как вибрирует моё имя у тебя на языке, — певуче заметил он, а Том еле слышно выдохнул:

— Ответь мне.

— Я ответил на целых четыре вопроса, но ты так и не спросил главного.

— Да я постоянно спрашиваю о главном, — недовольно фыркнул Том и следом прикусил губу, удивляясь собственной реакции. — Но ты не хочешь отвечать.

Гарри рассмеялся, а звук его смеха растёкся восхитительно-ноющим ощущением по телу.

— Ты спрашиваешь в надежде получить отрицательный ответ, а что, если тот будет положительным? Как ты поступишь?

— Ты… охотишься на меня из-за Брайса?

— Сладких снов, сладкий.

— Гарри! — шикнул он, но звонок уже прекратился.

Комментарий к Часть 5.1 Гарри — Джеймс? — Поттер

гаммечено~

========== Часть 5.2 Гарри — Джеймс? — Поттер ==========

Комментарий к Часть 5.2 Гарри — Джеймс? — Поттер

Песня: The Pierces — Secret

Перескочив в список входящих, Том выбрал единственный высветившийся номер, точнее, не сам номер, а контакт, любезно подписанный как «любимый» — сами же цифры отсутствовали, — и прислушался, но Гарри не ответил. Тот же результат ждал его после второй попытки, но часы внезапно завибрировали и на экране высветилось смс: «Ну же! Подумай».

Том раздражённо поднялся на ноги, отпихнув стул.

Загадки, загадки, загадки… Одни сплошные загадки.

Будто ему заняться больше нечем, кроме как расшифровывать шарады.

Сейчас Том вновь ощущал себя таким же бессильным, как в той заброшенной пятиэтажке, когда бегал из помещения в помещении, понимая, что любой шаг может стать последним, а в недостроенном здании — быть всё что угодно: от торчащих арматур до дыр в полу. И то, как ловко Поттер, возможно, даже сам того не осознавая, вводил его в это состояние, — вот от чего у него был мороз по коже. Гарри как будто не имел представления о понятии личного пространства: он врывался в его жизнь, когда ему заблагорассудится, топтался по ней и уходил, ничего не объяснив. Это нервировало — это будоражило. Потому что, будучи чуть ли не незнакомцами, Том испытывал к нему неестественную привязанность, будто бы они провели всю жизнь бок о бок — что, естественно, было чувством столь же необычным, сколь сильным.