Малфой выделил отрывок из наблюдений после одного из визитов, а визитов у Петтигрю было немного, поэтому догадаться после чьего именно, оказалось не слишком сложно. «…Зрительные галлюцинации дополнились слуховыми: пациент утверждает, что слышит плач ребёнка; говорит, что младенца хотят съесть крысы. Забрался под кровать и попытался отодрать плинтус, чтобы найти грызунов. Вновь потребовал сменить палату, потому что утверждает, что под его кроватью лужа крови и эта лужа растёт (примечание: пациент описался). Начал орать, что кровь повсюду и он в ней измазан (примечание: моча). Прекратил различать цвета: видит только красный цвет. Вкололи двойную дозу успокоительного, всё убрали…»
Том не понимал, с какой именно целью Гарри навещал «Хвоста»: разузнать о чём-либо — но о чём? — или же наблюдать за ним — опять же, зачем? — а может быть, позлорадствовать? Нет, определённо это было слишком очевидно и явно не в духе Поттера. Так же Том не мог с точностью сказать, чужое ли это влияние поспособствовало такому сдвигу у Петтигрю, но странные события, произошедшие с командой Яксли, продолжали волновать его.
Отклонившись назад, Том хлебнул кофе, сверля взглядом следующую страницу. На ней красовался некий Стэнли Шанпайк.
Люциус, по обыкновению, добавил краткое предисловие: «Серийный убийца, так же известный как „Кукольник“. Число жертв: одиннадцать. Шанпайк душил юных (в пределах двадцати-двадцати двух лет), в его определении «уродливых» девушек и превращал их в манекены (не буду вдаваться в подробности, как именно). Он выставлял тела своих жертв в витринах известных бутиков взамен настоящих манекенов». После были прикреплены газетные вырезки, досье Шанпайка и жёлтым выделенный кусок с пометкой «общее»: «…Пациент утверждает, что постоянно слышит мужской голос. Тот приказывает ему умереть. На вопрос, принадлежит ли этот голос его отцу (примечание: были выявлены систематические издевательства ещё в детстве), качает головой. Утверждает, с ним говорит тот, кто его сюда „заключил“. На вопрос, принадлежит ли этот голос заведующему психиатрического отделения, качает головой. Вопрос про обладателя голоса вызывает бурную реакцию: пациент утверждает, что тот стоит за окном, смотрит на него и нашёптывает „разное“ (примечание: окон в палате нет); уточняет, что иногда неизвестный стоит у изголовья его кровати и повторяет одно и то же. На вопрос, что именно, пациент поясняет: Сесиль, Аманда, Лета, Эдит, Паула, Хлоя, Фаина, Наоми, Лора, Алиса, Шерри (примечание: имена жертв)… Пациент отказывается есть; утверждает, что голос рассказывает, что пища сделает его уродливым. На вопрос, каким именно образом та сделает его уродливым, отвечает, что он раздуется и лопнет „по швам“. За ответом следует истерика: пациент уверен, что у него расходятся швы и что некий голос приказывает вспороть себя как манекен (примечание: императивные галлюцинации ухудшаются)…»
Том оставил чашку в стороне, чуть не промахнувшись мимо стола, и нахмурился, заметив мелкий тремор.
Несомненно, это сказывалось напряжение.
Следующую страницу занимал Уолден МакНейр. Малфой следовал той же схеме: «Уолден МакНейр по прозвищу „Репетитор“. Число жертв: девять. МакНейр нанимался в качестве репетитора, после каждого пятого сеанса похищал своих учеников и запрашивал у семьи выкуп. Цифра всегда была символической: от тысячи евро до трёх. Когда выкуп доставляли на назначенное им место, то находили спортивную сумку („пикантные“ детали можешь найти дальше)».
Том не стал искать детали — всё и так было понятно. Полиция пыталась выследить МакНейра трижды, подкараулив в указанных им местах, но всё оказалось без толку. Они или находили тела раньше времени, или и вовсе их не находили. Лишь после ареста тот признался, где закопал оставшихся жертв: неподалёку от мест встречи — отказать себе в ритуале он не мог. Том лишь пробежался глазами по деталям дела, а вот в выделенный Малфоем параграф вчитался с азартом: «…По ночам зачитывает стишки. Утверждает, что не может заснуть. Усилили дозу снотворного. Неожиданная реакция: пациент ползает на коленях и отказывается ходить. Заметное ухудшение общего состояния: участились головные боли. Появились другие симптомы: повышение температуры тела, учащение пульса, общая слабость, тошнота и головокружения… Выявление тактильных галлюцинаций: твердит, что на его теле проявляются буквы. На вопрос, какие именно буквы, отвечает, что эта фраза: „я буду слушаться“ (примечание: подобное было обнаружено на телах пропавших). Утверждает, что буквы на его груди вырезает он. На вопрос, кто такой „он“, пациент начинает качать головой и впадает в истерику: кричит, что „он“ каждую ночь напевает ему детские песенки и не даёт спать. После уточняющего вопроса — „какие именно песенки“ — пациент начинает напевать: „У меня есть десять маленьких пальчиков на руках; у меня есть десять маленьких пальчиков на ногах; есть два уха, есть два глаза и есть маленький носик. У меня есть рот, который я могу открывать, и десять зубов, чтобы кусать. Есть язык во рту — его я и откушу“. После пациент попытался откусить себе язык. Вкололи успокоительное, отменили снотворное…»
Наведя курсор на всплывающую заметку, Том усмехнулся. Люциус любезно решил поделиться своими впечатлениями: «Просмотрев десятки справок, я сделал вывод, что это не совпадение, а скорее, искажённое болезнью восприятие одного и того же человека. Я многое повидал, но даже у меня мороз по коже».
Да уж.
Малфой никогда ничего не советовал и не спрашивал, но эти слова красноречиво гласили: «Не знаю, за каким чёртом ты потребовал всё это, и не моё это дело, но будь осторожен». Однако стоило ему об этом подумать, как тут же всплыла вторая заметка: «Единственный из них, кто ещё в своём уме (относительно?), — это Сайлас Крамп: последний подарок Поттера местной тюрьме. „Санта“ хочет подать апелляционную жалобу. Кстати, судья Флитвик частенько захаживает к вам?»
Филиус Флитвик и правда был частым гостем в «Морсмордре», как и весьма удобным инструментом для улаживания спорных моментов. Но Тома больше заинтересовал «вменяемый» Крамп. «Санта», как оказалось, потрошил людей и закатывал их в банки, точно соленья, после рассылая части тела родным жертв. Всегда на новогодние праздники, поэтому СМИ и прозвали его «Сантой».
Том поморщился, скользя глазами по тексту.
Жертв всегда было трое: взрослые мужчина с женщиной и подросток — искусственно сформированная семья. Весь год Крамп бездействовал, отыгрываясь в зимнее время: семьи жертв получали одновременно банку с кистями рук, затем со ступнями, икрами, головой и прочими частями тела своих пропавших родственников, а Крапм, видимо, считал себя тем ещё шутником: он предлагал им собрать мозаику. Определить конкретную территорию было трудоёмко: первая троица проживала в Болтоне, а родственники — в других городах. Соответственно посылки были отправлены туда. Последняя же была из Ковентри, и именно там задержали «Санту» несколько месяцев тому назад.
Том прекрасно понимал причину, по которой тот захотел обжаловать дело: приближались новогодние праздники и у таких, как он, начиналась ломка. Возможно, в эти праздники он, так же как и все остальные, закончит в психиатрическом учреждении, потому что, даже убей Крамп сокамерника — или пару-тройку, — всё равно не сможет завершить свой ритуал и удовлетворить внутреннего зверя.
Потерев лицо, Том коснулся чашки и с сожалением заметил, что та уже пуста, поэтому он оттолкнул её подальше, а ноутбук притянул поближе в попытке принять более удобную позу. Бегая глазами по списку, он остановился на имени Долорес Амбридж, также известной как «Маджента», и сразу вчитался в выделенные Малфоем абзацы: «…Возможна клиническая ликантропия. Пациентка считает себя свиньёй: хрюкает, передвигается исключительно на четвереньках, питается и спит на полу… Моменты просветления после психотических эпизодов чаще наступают утром. Продолжает утверждать, что невиновна и что в её выпечке не было ни грамма человеческого мяса… За завтраком пациентка вытянула руку и попросила её поджарить. На вопрос, с какой целью, ответила, что так она искупит свои грехи перед ним; на вопрос, перед кем „ним“, вновь встала на четвереньки и захрюкала…»