Как же много этих «невозможно».

Как же много сожалений может испытать человек за одно мгновение и сколь многое захотеть сделать, оставшись, тем не менее, неподвижным.

Горько усмехнувшись, я чуть не оступился и, сглотнув, усилием воли заставил себя сделать глубокий вдох.

А следом ещё один и ещё.

Мне казалось, что с каждым вдохом у меня под рёбрами что-то раскалывалось, рассыпалось, потрескивало, словно расходящийся шов, но единственный услышанный мной звук оказался всего лишь шелестом стиснутого меж пальцев бумажного пакета. Я даже не осознал, в какой момент успел убрать телефон, и, машинально пощупав карман, ощутил под тканью его контуры.

Будто это было важно сейчас.

Мне нужно было просто уйти — развернуться и покинуть это злосчастное место; нужно было вернуться к друзьям… Но когда я делал то, что было нужно?

Вместо защитного механизма, во мне включился режим саморазрушения: я продолжал смотреть, как Том придерживает спутницу за талию, уверенно и по-хозяйски; как она что-то выкрикивает Дельфи каждый раз, когда поезд завершает круг; как девочка радостно подпрыгивает, сияя лучезарной улыбкой.

Продолжал смотреть на Риддла, несколькими часами ранее казавшегося близким мне, — моим — теперь же ощущавшегося запредельно далёким, как и я был чужим для него в этой воцарившейся семейной идиллии, безмятежность которой кусалась и разъедала мою плоть, травила мою душу, лишала меня разума. Мне не было там места. Я был лишним. Лишним фрагментом мозаики, которая теперь сложилась.

Почему же? За что? Как?..

Я беспомощно наблюдал, как поезд замедляется, чтобы после и вовсе остановиться, и вновь оттянул ворот, потерев шею, — следы стало жечь и щипать, точно заживающие шрамы.

Дельфи вынырнула из потока спускающихся пассажиров одной из первых и тут же была подхвачена Томом. Она указала на вход, что-то активно рассказывая всем, а он с явным скепсисом на лице внимательно слушал её, под конец повествования расплывшись в озорной улыбке. И эта улыбка вонзилась в мою душу ядовитой гадюкой, заставляя до боли сжать челюсти и на мгновение устало прикрыть веки, словно это всё могло оказаться простым видением: смазанной картиной, только мне и привидевшейся. Не более.

Но ничего не исчезло, напротив — резкость картинки увеличилась, заставляя меня наблюдать за тем, как спутница Тома протягивает Дельфи ещё один талон, и та, резко подпрыгнув, вновь пробегает мимо мужчины, который, усмехнувшись, едва успевает выхватить из зажатого кулачка билет; как Риддл качает головой, следом нахмурившись, и блондинка касается кончиками пальцев его переносицы, шутливо разглаживая складку; как он в ответ ловит её ладонь, переплетая пальцы, и бережно целует руку.

Интересно, как долго… как много можно было скопить в себе этого чувства, у которого, казалось, нет предела. Подобно снежному кому, оно росло, угрожая похоронить меня под необъятной массой — раздавить, не оставив и следа.

Оторвав от них взгляд, я уставился себе под ноги, и, откликаясь неприятными мурашками, в голове эхом пронеслись чужие слова: «Я кое с кем встречаюсь».

У меня не осталось ни тени сомнения, что эта женщина была именно той, о ком Том сообщил мне в ту знаменательную ночь. Просто я, дебила кусок, не стал спрашивать дальше, стоило только узнать, что этим кем-то не является Драко. Узнал, почувствовал облегчение, идиот, и сразу же успокоился, словно не было других людей на всём белом свете. А потом посчитал, что, даже будь всё так, как описал Малфой, всё равно… Всё равно всё немного по-другому, потому что на этот раз рядом с Риддлом не очередной безликий стажёр, а я собственной персоной, будто во мне было что-то особенное. Избранный, блядь. Ведь не мог же Том с каждым быть таким: страстным, откровенным, остроумным… тёплым и родным. Не мог же он спать со мной, а потом встречаться с кем-то другим, любить кого-то другого и просыпаться с ним… с ней.

Зачем? Какой в этом смысл?..

Беззвучный смешок вырвался наружу; сердце тревожно и болезненно сжалось, и я вновь попытался вдохнуть, но короткий глоток кислорода только ухудшил состояние, заставляя зайтись в судорожном кашле.

А может, он просто пожалел по уши влюблённого мальчишку, решив убить двух зайцев одним выстрелом: и себя ублажить, и мне помочь? Говорил же, что мы ещё обсудим мою небольшую проблему.

Обсудили, называется.

«…Не нужен ты ему ни в каком другом виде, кроме как временной подстилки, — насмешливо протянул Драко в моих мыслях. — Ведь он прекрасно знает, что пройдут два месяца — и пока-пока, Гарри Поттер…»

— Пристегните свои ремни — мы отправляемся в мир грёз! Чу-чу! — вновь разнеслось по округе, и я вздрогнул, чуть не выронив пакет с игрушкой, когда голос прозвучал неожиданно громко, а за ним последовали и все остальные звуки: гул толпы, музыка, звон посуды… Словно я вынырнул из-под толщи воды.

Горло сводило судорогой, а дыхание перехватывало.

Я растерянно провёл ладонью вдоль груди, поглаживая раз за разом, словно царапая, и понимал, насколько смешно всё это выглядело со стороны. Вот только ничего даже отдалённо весёлого в своих ощущениях я не находил — они были ноющими, ищущими и явно не находящими выхода, и оттого тягостными вдвойне. На душе у меня скребли самые настоящие кошки.

Дважды моргнув, я посмотрел себе под ноги и отошёл назад, а потом вернулся на прежнее место, совершенно не понимая, как мне лучше поступить в такой ситуации.

— Поттер?.. — позвали совсем рядом.

Меня точно током шибануло, когда я поднял взгляд и встретился глазами с Драко. Он аккуратно шагнул ко мне, будто приближаясь к дикому зверьку, и я машинально отступил, чувствуя, как тело трясёт в ознобе.

— Давно ты здесь?.. — опасливо спросил он, остановившись.

Я едва заметно мотнул головой, так как и сам не понимал, сколько простоял: может, минут пять, а может, больше.

Малфой, казалось, тоже растерялся. Он воровато оглянулся на дожидающуюся Дельфи группу, следом коснулся рукой волос в своём излюбленном жесте и окинул меня пристальным взглядом.

— Я… — его хрипловатый голос звучал глухо, — пришёл с родителями, — пояснил Драко, точно не зная с чего начать. — И Том с Антониной и Эльфи… Дельфини, то есть, — тут же поправил он себя. — Я хотел сказать тебе ещё утром, но не решился. Не знал, стоит ли мне вмешиваться. Боялся, что всё только ухудшится: ты не поверишь мне, и мы… отдалимся друг от друга ещё больше. Ты ведь был полностью уверен, что вы сами с ним разберётесь… — Драко оборвал себя на полуслове, коснувшись ладонями щёк и опустив взгляд.

— Что сказать? — беззвучно прошептал я, но я и сам-то себя толком не расслышал, а уж он тем более.

Драко вскинул взгляд и приблизился увереннее. Я же остался стоять неподвижно, когда он остановился напротив, частично заслоняя собой вид на аттракцион.

— У них с Антониной назначена свадьба на конец сентября: на двадцать восьмое число. Мама рассказала, — отрывисто говорил он, а я ничего не понимал, кроме того, что блондинку зовут Антонина. — Я ведь утром разозлился и поэтому тоже. Я не собирался с тобой ссориться или портить тебе настроение, хотел лишь обсудить планы на вечер…

Он судорожно вздохнул и, когда я сделал шаг в сторону, последовал за мной, как тогда, у бассейна:

— Но, увидев тебя, я всё понял: кажется, эффект необратим. Не знаю, Гарри, — оторопело прошептал он. — Мне жаль… Только не смотри на меня так, прошу, — уголки его губ опустились, а я вновь глянул на асфальт, часто заморгав.

— Зачем?.. — выдавил я из себя.

«Свадьба намечена на конец сентября… Пройдут два месяца — и пока-пока, Гарри Поттер…» — чужие слова хаотично слились в одну-единственную фразу, и, последовательно прокручивая её в голове, я задержал дыхание или, возможно, и вовсе перестал дышать, страшась того, что не смогу сдержать рвущийся наружу горький привкус разочарования — разочарования не только в Риддле, но и в себе. Так как Драко был прав: я наивный и простодушный дурак, не желавший видеть дальше своего носа. Улитка, удобно устроившаяся в уюте собственной раковины, лишь бы подольше задержаться в счастливом неведении.