— Испугался?
— Я не успел ничего понять, Гарри. Было просто больно, а потом появился шов, который вскоре превратился в шрам.
— Но он болит до сих пор, — подытожил я, коснувшись кончиками пальцев полоски.
— Больше тянет иногда, чем болит.
Том очертил малое созвездие на моей коже, будто смыкая края родинок, а я осоловело моргнул, с недовольством глянув в окно. Не хотелось забываться сном так рано; мне вообще не хотелось засыпать, но разморенный после секса организм, видимо, был настроен на длительную спячку.
— Я заметил… у тебя кольцо на цепочке, — неуверенно начал я, проиграв битву с тяжестью век и прикрывая глаза. — Это какая-то семейная реликвия?
— Волшебный талисман, — в его голосе сквозило иронией, но я почему-то был уверен, что говорит он серьёзно. — Кольцо принадлежало моей матери и осталось в память о ней.
— Она…
— Умерла при родах, — спешно подтвердил мои подозрения Том.
Я сдвинулся, посмотрев на него, но чужие глаза были прикрыты, а на лице не было ничего лишнего: никаких эмоций, кроме умиротворения. Если эта рана и была на его сердце, то уже явно не так свежа, хотя по себе я знал, что пустоту от потери сложно чем-то восполнить. Но, возможно, его дочка и была тем, кто замуровал сожаления и тоску.
Моя рука дотронулась до шрама, бережно погладив его.
— Не елозь, — не открывая глаз, протянул он, и я улёгся обратно, шумно вздохнув.
Я не стал приносить ему свои сожаления, посчитав это лишним. И, кажется, разделив эту тишину на двоих, мы поняли друг друга и без слов.
— Что будет завтра, Том?.. — сонно поинтересовался я и вновь зевнул, ткнувшись носом в выемку меж ключицей и шеей.
Я пытался прислушаться к себе, — изменилось ли что? Поменялось ли моё отношение? Утихла ли страсть, утихла ли любовь? — но с крахом признавал: ни черта не изменилось. Потому что изначально похоть была лишь приправой, но не главным блюдом, на которое я, полоумный, пускал слюни.
Ничего, абсолютно ничего не изменилось, кроме того, что у меня теперь была куча новых, незабываемых воспоминаний и тёплый уголёк вместо сердца, который замирал, трепетал и посылал искорки по телу, будто блядские порхающие бабочки в животе, о которых так любят упоминать.
Я влюбился. Я любил. И я, видимо, буду любить его и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Чёрт.
— Том?..
Однако ответа не последовало, а я за своими мыслями даже не заметил, что чужое дыхание стало глубоким, а тело — расслабленным.
Он уснул.
Комментарий к Часть 17. Вобрать тебя подобно дыму
гаммечено~
========== Часть 18. Я всего лишь человек ==========
Комментарий к Часть 18. Я всего лишь человек
Песня: Gaullin, Julian Perreta — Sweater Weather
Открывать глаза категорически не хотелось: мне было тепло, уютно и спокойно. Как только может быть спокойно летним деньком, когда слышишь щебетание птиц и стрекот кузнечиков, пахнет утренней прохладой и будто бы свежескошенной травой, а лучи солнца лениво проникают сквозь шторы, ласково касаясь лица. Это была именно она — утренняя нега. Редкое состояние, когда никуда не надо спешить, можно спокойно нежиться в постели — и это действительно приятно.
Тем не менее меня насторожило, во-первых, отсутствие рядом печки, а никак иначе Риддла назвать было нельзя: от него всю ночь исходило такое тепло, что в какой-то момент мне показалось, что его просто-напросто лихорадит. А во-вторых, раздававшиеся неподалёку звуки еле различимых шагов и шуршания ткани.
Приоткрыв один глаз, я потёр его рукой и увидел Тома. Он появился из второй неразведанной мной комнаты — скорее всего, гардеробной — и на ходу накидывал на плечи летний пиджак.
— Сбегаешь? — вполголоса осведомился я, но улыбки сдержать не смог, когда он развернулся ко мне — такой отдохнувший и уже полностью собранный. В то время как я, наверное, сейчас выглядел, как заготовленное пугало. Хорошо, что хоть не чувствовал себя так же.
Том тем временем приблизился к кровати и негромко произнёс:
— Сегодня открытие ярмарки — праздник и официально выходной день. Так что никаких работ не предвидится ни сегодня, ни завтра, поэтому спи, Гарри. — Наклонившись, он сместил в сторону волосы и дотронулся губами до моего лба.
Сердце ёкнуло.
«А ещё сегодня мой день рождения», — мысленно добавил я, зажмурившись от переполняющих меня ощущений, греющих и душу, и тело. Официально можно было заявить, что это самое приятное начало праздника за последние годы.
— Куда ты?..
— Через несколько дней начинаются международные конкурсы вин, и мне нужно разобраться с творящейся суматохой, — пояснил он, присев на край кровати, а мне внезапно захотелось вцепиться в него и никуда не отпускать.
— Какие? — сонно зевнул я, скосив взгляд на часы: было без десяти семь.
— Быстрее перечислить, в каких Люциус не хочет участвовать, — улыбнулся Том.
— Citadelles du Vin?
Он кивнул, потянувшись ко мне, а я, моргнув несколько раз в попытке разлепить глаза, продолжил:
— Bacchus?
— И без него ежегодно не обходится, — вкрадчиво протянул Том, мягко коснувшись моих губ.
— Том! — я мигом отвернулся, прервав ласку. — Я зубы не чистил…
Он закатил глаза:
— Поттер, иногда ты меня поражаешь. — А затем, щёлкнув меня по носу, будто я дитя малое, добавил: — Открой рот.
Я вздохнул, послушно разомкнув губы, и, услышав щелчок, испытал на языке жгучесть ментола: тонкая пластинка тут же рассосалась, но не успел я ничего спросить, как он тихо буркнул:
— Надеюсь, теперь возражений не будет?
— А Premios Baco? — с улыбкой поинтересовался я.
Хмыкнув, он неотвратимо-медленно накрыл мой рот своим.
Чёрт, до чего же мне было хорошо. Я никак не мог поверить, что всё это не сон, что я сейчас здесь, в его спальне, что целуюсь именно с ним… Это казалось каким-то бредом сумасшедшего, так как всего неделю назад я и представить себе не мог такого исхода. Всё, что случилось между нами, виделось мне несбыточной мечтой; смутным и далёким желанием, как те, которые в отрочестве мы загадываем на будущее: хочу быть популярным в школе, хочу стать космонавтом… Или типа того — в действительности я ничего такого никогда не загадывал. И тем не менее моя мечта воплотилась в жизнь.
Порывисто отвечая, я улыбался сквозь поцелуй, как последний дурачок. А он беспощадно сминал мои губы, придерживая лицо, и скользил языком во рту, углубляя ласку. Тело тотчас пробрала дрожь, а томящаяся нега постепенно забурлила, угрожая переродиться острым вожделением.
— С добрым утром, Гарри, — разрывая поцелуй, изрёк он и напоследок кратко коснулся моей нижней губы, прежде чем окончательно отстраниться.
— С добрым утром, Том.
Внезапно я осознал, что проснулся укрытый свежей простынёй, и подтянул её выше — до самого подбородка.
— Твоя одежда висит на стуле, обувь под стулом. Гости уже вернулись с прибавлением: если не хочешь столкнуться с миссис Малфой, — его улыбка стала насмешливой, а я ощутил лёгкое, покалывающее на щеках смущение, — когда проснёшься, можешь воспользоваться ведущей с балкона лестницей, — указал он в сторону ванной комнаты и, подобрав с тумбочки мобильный телефон, по пути спрятал его в карман.
А в следующую секунду, вместо того чтобы сказать: «До встречи» или «Пока», или просто пожелать хорошего дня, я брякнул:
— Я люблю тебя, — и сразу выдохнул, вцепившись пальцами в ткань постельного белья.
Том застыл около полуоткрытой двери. Его рука покоилась на ручке, а вторая так и осталась в кармане брюк, когда он бегло глянул на меня и коротко ответил:
— Выспись.
И вышел, оставляя меня со странным щемящим чувством внутри — между «о боже, как я, блядь, счастлив!» и «мы так и не поговорили, чёрт возьми!».
Я, конечно, понимал, что рано… что, возможно, нужно было дать ему время, а не прыгать с места в карьер. Однако признание в любви уже оглашалось ранее, так что нельзя сказать, что это стало эдакой новостью.