«…Неужели не жалеешь, что не сбежал с ней в Лас-Вегас? Представь только: сейчас ты мог быть женат на своей Чанг и нянчить с десяток карапузов, — хрипловато изрёк Драко и развёл руками: — Целая футбольная команда Поттера. Потягался бы с Уизли». — Он улыбнулся, сместив голову чуть правее, отчего влажные волосы стали щекотать мои рёбра.

«А что же ты сам? — Хмыкнув, я схватил его за ладонь и мягко прикусил кожу над косточкой у запястья. — Или первая любовь Драко Малфоя — это тайна за семью печатями?»

«Слишком банальная история для секрета. — Драко выдохнул, облизав губы, и дотронулся кончиками пальцев до моего подбородка, но я со смешком отстранился, откинувшись на подушки. — Мне было шестнадцать, и я влюбился в… друга отца, так сказать. Это было более чем странно, знаешь? Когда ты знаком с человеком с самого детства и в какой-то момент понимаешь, что тот тебя волнует. Я целый год сомневался, но в шестнадцать понял, что влюблён в него, и тогда же окончательно убедился в своей сексуальной ориентации. Девушки меня не привлекали ни при каких условиях, а он — другое дело».

«Насколько другое?» — спросил я, зарываясь рукой в светлые пряди и слегка растрёпывая их, но Драко лишь повёл плечом, словно не желая развивать тему дальше, и заткнул мой последующий комментарий поцелуем, решив, что одного раза ему явно недостаточно.

Я тогда не заметил заминки перед этим обозначением «друг отца». Что отец Малфоя и Том являлись давнишними приятелями, мне было понятно, а вот каким боком здесь Драко — нет. Мои отношения с друзьями Альбуса никогда не доходили до панибратства, да и с друзьями отца — тоже. Разве что с Сириусом. Однако связь с крёстным — это отдельная тема… Теперь же всё встало на свои места: фамильярность, стабильные заминки, «дядя»… Риддл и Малфой явно не были кровной роднёй. Стало быть, узы пролегают в ином направлении, в сторону бывшей супруги Тома.

И кто же ты у нас, Белла — сестрица отца или же матери? Да и если всё обстояло именно так, это означало, что Малфой приходился ей племянником, а Дельфи, в свою очередь, была Драко двоюродной сестрой. Сборная солянка.

Ускорившись, я перепрыгнул через низкую ограду и побежал параллельно речке.

Что ж, занимательная картина вырисовывалась. Столь сочная, что, играя на моей исключительной заинтересованности в происходящем и изумлении, порождённом тем же, смогла притупить перекатывающиеся от горла к желудку эмоциональные колики.

Конечно, я всего лишь мог строить догадки, исходя из немногочисленных фактов, имеющихся на руках. Получалось, что в свои шестнадцать Драко влюбился в Риддла, хоть знаком с ним был с детства — что естественно, если тот являлся его дядей. После рассказа Петтигрю я отыскал несколько заголовков в прессе, но вчитываться в этот бред не стал. Мне хватило одной лишь фотографии горюющей Беллы со спящей Дельфи на руках, на которую накладывалась вырезка развязно улыбающегося на каком-то мероприятии Риддла — всё это под громогласным заявлением: «Пока Том Риддл празднует свободу, его жена расплачивается за чужие ошибки». А вот дата была к месту: бракоразводный процесс начался четыре года назад и длился год, как упомянул Питер. В ту ночь Драко съехал с темы, не желая продолжать разговор о своей первой любви, и я рассудил, что всё закончилось давно и, возможно, плачевно, так как умалчиваем мы обычно о неприятном или же неудобном.

С одной стороны, ненависть бывшей миссис Риддл… Ненависть, о причинах которой Питер ничего не сказал. Могла ли та прознать о любовной связи мужа с её племянником, длящейся целых два года? Просто пиздец, какой удар под дых. А что, если они начали встречаться, когда Драко стукнуло шестнадцать, а в восемнадцать всё раскрылось? Четыре года назад, как раз перед первым курсом: Драко рассказывал, что захотел учиться в Англии, но причин не объяснил — просто «хотелку» заело, как он это назвал, — а мистер Малфой одобрил планы сына на будущее. Только вот зачем Драко записался в программу обмена, вернувшись к третьему курсу, а потом и вовсе перевёлся к четвёртому? Тоже «хотелка» заглючила?

С другой — я всё же сомневался, что Белла, получив такую сочную и мясистую кость, не бросила бы её писакам и не воспользовалась неоспоримым козырем на суде. Разве что из-за Драко — племянник как-никак. Тогда, если не слила информацию журналистам, то Малфою-старшему она бы точно всё выложила как на духу, дабы оградить Драко от распутника мужа. Тем не менее присутствие здесь и сейчас друзей — во множественном числе — Риддла опровергает всю эту мудрёную конструкцию. Так что или я заблуждался, или же у Тома имелся свой рычаг воздействия на бывшую супругу, что и вынуждало её держать язык за зубами.

Вопрос был в другом: если они встречались — исключая временную связь, — то явно расстались ещё перед отъездом Драко… В таком случае, к чему они пришли на данный момент? Что их, чёрт возьми, теперь-то могло связывать?

Каждое предположение, в котором я находил толику неопровержимой логики, тяжестью опускалось на сердце и необъяснимой обидой горчило на губах. И даже вытравленная во время бега ярость не могла ослабить невидимую удавку на шее. Мозги буквально кипели от многочисленных комбинаций.

Вместе с тем каждый шаг давался всё сложнее: тело начинало сигналить об усталости. Слишком большая нагрузка даже для уже привыкшего к этому тела. Но иначе и быть не могло: я желал этой ломоты в мышцах, барабанного биения в груди, пота, застилающего глаза, насквозь вымокшей майки и полного истощения сил.

Я здорово сглупил. Взял да помешался. Дошёл до ручки, заочно отдав всего себя и даже не спросив, нужно ли это кому-либо: вылил ведро своих любовных пристрастий на чужую голову, ожидая, что их тут же подберут, присвоив себе эдакую ценность, а оказалось, что это никому не нужные помои. И, как было ожидаемо, почва из-под моих ног была с лёгкостью выбита.

Драматизма мне не занимать.

Резко остановившись, я согнулся в попытке отдышаться и всё-таки узнать, сколько сейчас времени, но вместо этого рассмеялся, кашляя или давясь смехом — какая разница.

Быть может, это раненое эго так нагнетает обстановку? И всё потому, что меня никогда не отвергали? В таком случае я бы солгал себе: отвергали и не единожды. Первый раз в школе, второй — в универе. А значит, это не гордость хромает на все четыре лапы, а я сам. Думать, что гадство внутри из-за того, что чувства другие — иной силы, — я категорически отказывался. Односторонняя любовь непродолжительна. Невозможно существовать, вечность сохнув по тому, кто никогда не отзовётся взаимностью на твои чувства…

Невозможно.

— Извините, а который сейчас час?..

***

Мы уже десять минут сидели в полной тишине на скамейке под окном. Я не знал, как начать, а Рон — как мне помочь. Поэтому и молчали, настороженно и растерянно. Друг изредка шевелил ногой, растаптывая сорняк, и нервно подносил тлеющую сигарету к губам, делая короткие затяжки, а я поглаживал деревянную поверхность скамейки, соскабливая несуществующую краску, и косился на него.

На обратном пути после пробежки измотанное тело отказывалось сотрудничать, заставляя плестись черепахой. И в конце концов вернулся я к одиннадцати, что, естественно, вызвало кучу вопросов, на которые категорически не хотелось отвечать.

«Я прикрыл тебя! — бушевал Рон, хмурясь и шагая взад-вперёд, точно заведённый игрушечный солдатик. — Сказал, мол, прости уж Питер, мы потеряли одного по дороге. Где? А вот не знаю, — он театрально развёл руками. — Гарри что-то нездоровилось. Что у него? Да без понятия, ведь он у нас ТАКОЙ скрытный. Предполагаю несварение: как заперся в уборной, так и не выходит оттуда с обеда».

«И я очень тебе благодарен за это», — хмыкнул я. Рон резко остановился, брови сошлись на переносице, а глаза сощурились, опасно сверкнув:

«Ничего не хочешь нам объяснить?» — натянуто спросил он.

«А чего тут объяснять? Ты сам сказал: у меня было несварение и я заперся в уборной», — пожав плечами, я направился в свою комнату, но Рон шустро обогнул меня, заслонив собой проход: