Восхищала идальго и щедрость хозяина, угостившего своих гостей не только вкусной, но и весьма дорогой в этих краях едой, да ещё и на посуде, за которую платили золотом. По весу. Один к одному.
Не каждое знатное семейство Европы, а уж тем более Нового Света, могли похвастаться таким сокровищем, как кобальтовый китайский порселяновый сервиз. Но когда у тебя есть деньги, хорошие корабли и опытные капитаны – возможно всё! Правда, Анри не посылал своих капитанов в Азию за китайской посудой. Его чувству прекрасного вполне соответствовала и серебряная – надёжная, удобная и красивая. Резной узор, сделанный умелыми руками по кромке тарелок и обвивающий рукоятки отполированных до блеска приборов, придавал посуде изысканность. Она могла быть украшением не только стола богатого и уважаемого торговца, но вполне заслуживала стоять на столе королевском. Но кобальтовый порселяновый сервиз был подарком Судьбы. Однажды капризное Провидение само, словно на тарелочке с каёмочкой, подало Анри два корабля «искателей удачи47», от которых эта самая удача отвернулась сразу же после того, как они обчистили голландское торговое судно и утопили его вместе с командой.
Тяжёлые, перегруженные добычей и с порванным такелажем, пиратские барк и бригантина натолкнулись на Победоносную армаду. Накануне Анри получил от осведомителей вести о том, что приватиры под предводительством Кристофера Мингса собирают солидный флот для нападения на Маракайбо. На совете капитанов решили устроить засаду. В поисках подходящего места армада обходила остров Сапара, прикрывавший вход в Венесуэльский залив. Там же, задумав подлатать корабли, собирались укрыться в одной из многочисленных бухт и морские разбойники.
Едва пираты обогнули скальный мыс, как, к своему несчастью, оказались на расстоянии трёх кабельтовых от «Победоносца», да к тому же со стороны подветренного берега. Их ситуация была настолько безнадёжна, что, даже вспомни сейчас о них Фортуна, она бы уже не успела им помочь. Барк поднял белый флаг сразу. Увидев гюйс хорошо известного и в пиратской среде своей честностью и справедливостью «Карибского адмирала», команда барка могла рассчитывать на суд и каторгу, не боясь скорой расправы. А вот их соратники на бригантине, пользуясь тем, что от «Победоносца» их прикрывал сдавшийся барк, попытались уйти на вёслах. Но едва бригантина, разворачиваясь, высунула нос из-за барка, не спущенный фок поймал ветер и судёнышко навалило на барк раньше, чем кто-либо успел отреагировать. Корабли ударились бортами, ломая вёсла бригантины и калеча гребцов. Когда к ним подоспели фрегаты «Упорный» и «Решительный», пираты уже спустили шлюпку, дабы добраться до острова и затеряться в густых зарослях. Однако выпавшие при столкновении за борт цеплялись за пинас48 и не дали сотоварищам уйти.
Да, добыча тогда была знатная! Кроме нескольких ящиков с китайским порселяном, были и шёлковые ткани, и отличное сукно, и модная французская одежда. Нашлась там и замечательная коллекция оружия: великолепные толедские роперы с чашевидной гардой и надёжные голландские кремнёвые ружья. Конечно же, как человек, вышедший на «тропу войны», Анри больше всего порадовался оружию. Но пригодились и шёлк, и сукно. Нашлось применение вину и другим деликатесам, а вот ящики с китайским порселяном до сих пор лежали на складе в Белисе. Кроме одного.
Анри надеялся найти себе любимую и любящую жену. Он мечтал о семье, о детях, о доме – тихой и уютной гавани, куда хотелось бы возвращаться. Но та единственная, которая одним только взглядом воспламенила сердце отважного моряка, вряд ли даже заговорит с ним. А без жены и детей его дом здесь, на «Победоносце». Вот потому и перекочевал со склада на борт один из драгоценных ящиков. Теперь в особо – да и не особо – торжественных случаях двое слуг, которых Анри позволил себе содержать на корабле, бережно вынимали из ящика бело-синие, лёгкие, настолько тонкие, что сквозь них просвечивало солнце, тарелки, тарелочки, мисочки и миски. А после застолья так же бережно укладывали их обратно в ящик, заворачивая в сукно и пересыпая соломой…
Мысль о том, знает ли Анри цену этих тарелок, не раз пронеслась в голове у Фернандо за этот завтрак. И если бы он после трапезы не забыл задать этот вопрос другу, тот бы ответил, что знает. Хорошо знает. Ведь Анри был торговцем. Именно торговля сделала его богатым и в меру независимым человеком.
С десяток торговых судов сновали вдоль Тьерра Фирме под золотым солнцем на тёмно-синем фоне. Не отказывались они и от посещения английских, французских и голландских портов. Правда, иногда, во избежание излишних недоразумений, под флагами Франции, Нидерландов или Дании. Как торговец, Анри был успешным прежде всего потому, что очень хорошо знал, где и что имеет спрос и сколько за это готовы заплатить. Но ещё и потому, что действительно был щедрым. Иначе не быть ему желанным гостем у многих губернаторов и интендантов не только Испанских, но и Английских, Французских и даже Нидерландских колоний. Морские державы, решившие увеличить свои территории и доходы за счёт колонизации новых земель, не поддерживали чужих торговцев. В Испании монополию на торговлю имел только король. К тому же испанская метрополия не стремилась развивать в колониях производство, вынуждая колонистов покупать испанские товары. Даже соль было запрещено добывать на многочисленных солончаках Тьерра Фирме, чтобы колонисты пополняли королевскую казну, отдавая немалые деньги за жизненно необходимый продукт, который не только был не лучшего качества, но частенько, для увеличения веса, смешивался с песком и глиной чуть ли не на половину! Что уж там говорить о различных мануфактурах – в богатых землях Нового Света, способных обеспечивать себя всем необходимым, было разрешено производить лишь то, что не создавалось в самой Испании. Да и у плантаторов руки не были вольными – выращивать можно было только то, что в метрополии не росло. Исключение было сделано лишь для пшеницы, да и то потому, что на Иберийском полуострове она росла не слишком хорошо, к тому же покойный король – да будет Господь милостив к его душе! – немало поспособствовал такому плачевному состоянию пшеничных полей. Когда шерсть в Европе стала очень востребованной, он приказал разводить овец в неисчислимом количестве. Их огромные отары, сезонно перегоняемые через всю Испанию, из года в год уничтожали посевы пшеницы. Прибыль от шерсти тогда действительно была отменная, поэтому никто особо не волновался из-за того, что Испании приходилось закупать зерно у соседей в постоянно возраставшем количестве. Но когда в Европу хлынул хлопок, цены на шерсть резко упали и доход ощутимо снизился, возникла необходимость ограничить закупки зерна. Но, увы, поля оказались уничтожены острыми овечьими копытцами, и урожаи пшеницы с них снимали просто плачевные. Вот и стала пшеница одним из важнейших сырьевых ресурсов. Но и всё остальное, что давала щедрая земля Новой Испании и Перу – кофе, какао, ваниль, перец, сахар, красители, табак и хлопок и уж тем более серебро и золото – груженными «по ватерлинию» галеонами возили в Севилью. Те же смельчаки, которые рисковали выращивать в колониях виноград, лён, коноплю и оливковые деревья, – могли не только потерять свои асьенды с «крамольными» растениями, но и жизнь. А то мало ли чего – вдруг они ещё захотят наладить производство вина, ткани, парусины и оливкового масла? Да не дай бог! За такое можно было и «пеньковый воротник» получить! Но только в том случае, если у вас нет хороших отношений с губернаторами, коррехидорами и алькальдами49. Достаточно было быть с ними щедрыми или очень щедрыми, и они могли выдать вам «право спасения50» или же просто не замечали многое, очень многое. Ну, например, что кто-то, собрав со своей плантации на Кубе табак, повёз его не в Веракрус, куда должно было свозиться всё, что с нетерпением ожидали в Севилье и Мадриде, а, например, в Форт Уэль, а купленную на Кюрасао соль доставил в Кампече или Белисе. Это только тех, кто жаден, называли контрабандистами и безжалостно вешали на реях собственных кораблей!
