Но сейчас Анри просто спал и видел сны. Яркие, живые, наполненные звуками и запахами. Он снова слышал громыхание пушек и треск картечи, попавшей в фальшборт. Свист летящих ядер и лопавшийся от их попадания бархоут35, стон сломанных мачт и крик идущих в атаку абордажников… Он снова рубил и колол врагов саблей и ощущал запах их крови.

Кровь…

Она была повсюду. Даже море казалось красным от крови…

А потом появились лица: искорёженные гримасами страха и ненависти – у пленных, страдальческие – у раненых, и радостные – у победителей…

Рассвет наполнил адмиральскую каюту золотистым светом и разбудил Анри. Лежать на шёлковой простыне было очень приятно, но нежиться в постели – непозволительная роскошь, поэтому он встал и позвал слугу. Когда до него донеслись два сдвоенных36 удара колокола, он уже был умыт и полуодет. Довершив облачение белоснежной рубашкой из испанского шёлка и чёрными бархатными туфлями с серебряными пряжками, вышел на шкафут.

Торопливо поднимаясь над горизонтом, солнце вызолотило небо, а лениво плещущемуся морю придало медный оттенок. Лёгкий бриз был весьма кстати в душном влажном воздухе. Палубные доски ещё не высохли после ночного дождя, и в утренних лучах казалось, что по палубе разлили расплавленную бронзу.

Рисунок 1. Рассвет в Белизе.

Анри любил утро. Ещё будучи мальчишкой, он вставал с рассветом, чтобы проводить деда. Старик Верн привил своему внуку любовь и уважение к морю, научил понимать и не бояться его. «Наша кровь солёная, потому что в ней есть море», – любил повторять дед. Старый моряк считал эту водную стихию огромным живым существом и верил, что тот, кого она полюбит, сможет всегда с ней договориться – утихомирить шторм или же призвать ветер в полный штиль. И Анри верил деду. Верил до тех пор, пока море однажды не забрало старика. А до этого было не одно утро, когда, придя на берег, они вскидывали руки вверх, приветствуя море и солнце. После этого дед выталкивал свою баланселлу в воду и уплывал. Анри же ещё долго стоял на берегу, всматриваясь вдаль на постепенно исчезавший парус. Утренний воздух был прохладен, и, чтобы согреться, мальчик размахивал руками и приседал. Постепенно это стало обычным утренним ритуалом, который не только согревал, но и придавал немалый заряд бодрости.

Детство давно кончилось, но привычка осталась. Не изменил ей Анри и сегодня. Поднявшись на полуют, повернулся к солнцу и приветственно поднял руки. Прошептав благодарственную молитву, перешёл к активной части.

Экипаж вначале посмеивался над причудой Анри, но постепенно привык. Кое-кто даже, полагая, что именно этот странный утренний ритуал и делает Эль Альмиранте неуязвимым, присоединился к гимнастике. Вот и сейчас на полуют подтянулись свободные от вахты офицеры и, весело переговариваясь, заряжались энергией, силой и бодростью с помощью нехитрых упражнений, а на шкафуте размахивали руками и приседали солдаты и часть матросов…

А впереди, на расстоянии двух кабельтов37, просыпался Белисе.

Густой звук соборного колокола, призывавший прихожан к заутренней, плыл над немногочисленными каменными постройками, золотившимися в лучах восходившего солнца над частоколом, отделившим город от побережья. В порту и на примыкавшим к нему улочках уже копошилась, суетясь и шумя, немноголюдная толпа. К берегу причаливали рыбаки с ночным уловом. Из припортовых трактиров и лупанаров38 потихоньку выбирались загулявшие моряки и высматривавшие новых клиентов шлюхи. Носильщики тарахтели тележками по деревянной мостовой или же, покрикивая и расталкивая прохожих, тащили на спинах тяжёлые тюки. В распахнутые ворота хорошо просматривалась главная городская площадь, в честь завоевателя и первого генерал-капитана Юкатана Франсиско де Монтехо-и-Альвареса названная Пласа де Монтехо. Пока что её пересекают лишь одиночные прихожане, спешащие к огромным дверям храма Святого Франциска, но стоит солнцу пройти ещё совсем немного по небосводу, и потянутся по брусчатке к зданию кабильдо39 чиновники со свитой секретарей и члены городского совета. Совсем скоро откроются лавки на Торговой площади, и степенные сеньоры в сопровождении служанок начнут рассматривать товары, которые уже выкладывают нетерпеливые торговцы. В общем, оживший город вновь заживёт своей обычной будничной жизнью, радуясь новому мирному дню.

Вернувшись в каюту, Анри приказал слугам подавать завтрак на пять персон, пребывая в полной уверенности, что, кроме позванных, будут ещё гости. И не ошибся. Не успел он надеть камзол, как солдат доложил о прибытии бригадьера40 Фернандеса. Выйдя в ратс-камеру41, Анри некоторое время наблюдал за тем, как Рафаэль и Игнасио, покрыв стол расшитой золотыми узорами синей скатертью, принялись расставлять тарелки.

Скрип открываемой двери заставил его обернуться. В ратс-камеру протискивался средних лет великан в потёртом камзоле. «Опять Фернандо деньги на шлюх истратил!», – нахмурился Анри, но упрёк не успел слететь с его уст – бригадьер с радостным приветствием сжал его в своих объятьях.

… В далёком ноябре 1652 года идальго Франсиско Фернандес де Кордова из-за буйного нрава и ущемлённого самолюбия лишился должности теньенте42 на военном галеоне флота Его Католического Величества короля Испании Филиппа IV. По приказу капитана «Пресвятой Девы Чистого и Непорочного Зачатия» под предлогом уважения к благородному имени отца, а на самом деле во избежание разбирательств, с молчаливого согласия офицеров он вместо трибунала был высажен на пустынный южный берег Кубы между реками Сан-Хуан и Сардинеро. Там идальго ждала неминуемая смерть, если бы Анри не нашёл его, измождённого, с воспалённой от солнечного ожога и комариных укусов кожей, в грязной изорванной одежде бредущего из последних сил по побережью. Тогда великан, не зная с кем имеет дело, скрыл от своего спасителя настоящее имя, выдав себя за выжившего в кораблекрушении наёмника Фернандо. Когда же открылось его истинное происхождение, он стал не только первым дворянином, которого превратности судьбы привели на службу к плебею, но и единственным, кто предложил Анри обменяться обетами дружбы. Да и для нескольких других боевых товарищей с «Чайки» он предпочёл остаться просто «сеньор Фернандо».

В 1654 году из-за самовольной женитьбы, да ещё и на представительнице древнейшей профессии, отец лишил его наследства и возможности однажды стать IV графом Алькаудете. Тогда же для идальго Фернандеса закрылись двери домов местной знати, переставшей считать его «благородным сеньором». Возможно, это задело идальго Франсиско Фернандеса де Кордова, но не Фернандо. Известный всему Белисе как опытный капитан, отличный командир, отважный воин, верный товарищ, хороший собеседник, трактирный задира и, несмотря на женитьбу, любитель и любимец прекрасного пола, он продолжал покорять женские сердца своей незаурядной внешностью, неиссякаемой жизнерадостностью и невиданной щедростью. А когда в 1655 году у него родился сын, он снова удивил местную знать, когда вопреки всем устоям пригласил Анри стать крёстным отцом его первенцу и таким образом породнился с плебеем.

И нет ничего удивительного что именно Фернандо, привившего другу любовь к шахматам, научившего верховой езде и виртуозному владению шпагой, в январе 1658 года Анри сделал бригадьером Птичьей армады.