– При всём уважении к мудрости вашего превосходительства, я всё равно не смог бы исполнить настоятельную рекомендацию дона Педро, поскольку мои корабли нуждаются в ремонте.
– О, это вполне разрешимо. Меня обязали отправить в форт Кагуэй древесину и камень. Дон Педро остро нуждается в них, так как начал строительство двух новых фортов для защиты Сантьяго-де-ла-Вега. Да и сам город до сих пор ещё не восстановлен. Но, поскольку часть леса я уже пообещал вам за призовые корабли, а часть я вынужден отдать на ремонт вашей армады, дабы ускорить его, я буду должен сообщить генерал-капитану Ямайки что обстоятельства вынуждают меня задержать поставку на неопределённое время, – губернатор сделал паузу и посмотрел на Анри. Увидев на его лице смесь недоумения и удивления, удовлетворённо хмыкнул и продолжил:
– Однако я могу упомянуть в своём письме что, например, сеньор Анри Верн любезно согласен не только продать на Ямайку нужное количество материалов, но и лично доставит их в форт Кагуэй сразу же, как его повреждённые последними боями корабли будут должным образом восстановлены.
Сеньор Альварес, как только лицо Анри посерьёзнело, словно настоящий заговорщик наклонился как можно ближе и зашептал: – Учитывая, в каком плачевном состоянии до сих пор находится город, восстановление которого было отложено ради укрепления форта Кагуэй и строительства двух новых фортов, дон Педро вряд ли откажется от такого предложения. Я хорошо осведомлён о происходящем на Ямайке, и уверен, что у генерал-капитана нет выбора, – губернатор откинулся на спинку дивана и сделал многозначительную паузу.
Анри был восхищён: «Ну и ну! Так вот как коварны бывают обиженные дворяне, искушённые в политике! Да-а, заставить обидчика заплатить не кровью, а серебром – это куда изощрённее, чем просто дуэль», – не удержавшись, он украдкой взглянул на графа.
Сеньор Альварес был явно доволен собой: большие пальцы рук, сцепленных в замок на животе, весело описывали круги, а лицо сияло, как золотой эскудо. Тем не менее, глаза зорко следили за собеседником, и попытка Анри оценить настроение губернатора не осталась незамеченной:
– Стоит полагать, что вы согласны, сеньор Анри?
– Ваше превосходительство умеет уговаривать. Разве я могу ему отказать? – Эль Альмиранте развёл руками, словно хотел показать всю силу обрушившегося на него убеждения.
– Вот и славно! – хлопнул себя по коленям губернатор. – Когда вы будете готовы выйти в море?
– Двадцать третьего, если, конечно, удастся поторопить плотников.
– О-о-о, сеньор Анри, об этом не беспокойтесь! Ответственность за отправку груза на Ямайку я возложил на алькальда. Он был уведомлён о распоряжении генерал-капитана Юкатана посодействовать дону Педро нашими ресурсами. Я немедля извещу сеньора Рикардо что именно ваша армада отправится в форт Кагуэй, так что алькальд будет заинтересован в скорейшем ремонте кораблей не менее вас, – сеньор Альварес поймал скептическое выражение Анри и едва заметно улыбнулся: – Похоже, вы недооценивайте чиновника, желающего выслужиться, друг мой! Пожалуй, открою вам один административный нюанс: сеньор Рикардо может лелеять надежды на то, что его старания однажды будут замечены и должным образом оценены, но вот то, что именно на его голову прежде всего падёт вина даже за наименьшую задержку – он знает.
«Особенно, если у вас в Мадриде более влиятельные приятели, чем у него», – домыслил за губернатора Анри и перекрестился:
– Я благодарен Господу, что ваше превосходительство не видит во мне недруга!
От глаз губернатора разбежались лучики.
– Господь справедлив и в гневе своём, и в великодушии. Ибо открыты ему все деяния человеческие.
Благочестивый тон сеньора Альвареса напомнил Анри проповедь падре Игнасио, но через мгновение он вспомнил слова графини о больной дочери, и его обдало жаром. Чтобы скрыть замешательство, Анри разложил на колене письмо дона Педро и стал аккуратно складывать. Он надеялся, что губернатор поймёт это как желание завершить беседу и окончит аудиенцию. Надежда не оправдалась.
Не меняя добродушного выражения лица, граф внимательно наблюдал за действиями Анри. От его карих глаз не укрылось смущение гостя. Выдержав паузу, он нарочито весело произнёс:
– Кстати, сеньор Анри, я давно хотел спросить вас – правдивы ли разговоры о том, что вы никогда не лжёте и всегда говорите только правду?
– Пусть ваше превосходительство простит меня за уклончивый ответ, но я стараюсь избегать слова «никогда», – Анри накрыло горячей волной, в висках застучало. До него дошло, что сеньор Альварес не мог не заметить выбежавшую из салона дочь. «Странно. Почему он не отреагировал сразу же после беседы с графиней? Он же наверняка сопоставил события?».
Но губернатор в ответ лишь покачал головой:
– Вы умеете пользоваться словами, друг мой. Понимаю это так: иногда вы делаете исключения. Позвольте тогда узнать, в каких же случаях вы позволяете себе слова лживые?
Тон сеньора Альвареса оставался добродушно-игривым, но Анри чувствовал на себе прожигавший насквозь взгляд:
– Да будет известно вашему превосходительству, я не лгу сознательно. Но, поскольку я допускаю возможность, что, будучи сам введён в заблуждение или обманут, могу повторить чужую ложь в уверенности, что это правда. А посему я не могу утверждать, что никогда не лгу.
Это было сказано с такой искренностью, что губернатор даже всплеснул руками:
– О-о-о! А как же быть с разными щекотливыми ситуациями, когда правдою вы можете задеть чью-то честь или же выдать важную тайну?
– В таком случае я молчу. Сокрытие правды не есть ложь, – Анри ещё не был уверен, правильно ли он понял, куда клонит граф, но ощущение неотвратимости рока уже перестало довлеть над ним.
– То есть, вы просто молчите? – в голосе сеньора Альвареса появилась многозначительность.
– А зачем говорить лишнее? Разве предки не учили нас, что молчание дороже золота?
Анри лишь на мгновение поднял на губернатора глаза, но тот перехватил его взгляд и … подмигнул.
– Стало быть, вы человек, умеющий хранить тайны, – сделал вывод губернатор, выделив при этом слово «умеющий».
Анри промолчал, склонив голову ещё ниже.
В голове роились мысли о том, правильно ли он понял, что граф, зная о его встрече с сеньоритой Исабель, не желая ему смерти, а дочери бесчестия, приказывает хранить произошедшее в тайне?
Повисшую тишину нарушил сеньор Альварес:
– А как же быть при допросе с пристрастием? Когда, ну, скажем, … враги начнут терзать вас, дабы узнать правду, способную привести их к победе, а ваших соратников к неминуемой гибели?
Анри задумался. Ему приходилось добывать у пленных нужные сведения с помощью «мастера заплечных дел». На «Победоносце» таковым был Грегорио Ромеро – кабо58 пехотинцев-абордажников, получивший за свой огромный рост прозвище Верзила. Никто ещё не устоял перед ним, хотя некоторые сопротивлялись долго и даже очень долго. Не раз, глядя на искажённые гримасами боли лица и слыша крики и стоны, Анри задавался вопросом – как долго он сам смог бы выдержать такое? «Разве можно что-либо утверждать, не познав этого?»
Но вслух сказал:
– Надеюсь, Господь избавит меня от возможности узнать ответ на вопрос вашего превосходительства, – и перекрестился.
Сеньор Альварес также наложил крестное знамение и, приложившись к большому пальцу, кивнул:
– Да будет так!
В салоне снова повисла тишина.
И опять её прервал губернатор:
– Друг мой, откуда у вас такая приверженность правде? Насколько я помню Писание, даже в заповедях своих народу израильскому Господь не запретил ложь, лишь кривые обвинения59 ближнего своего?
– Это заповедь моего отца. Я поклялся ему, что никогда не буду лгать.
– Я уверен, что он был достойным человеком, – губернатор вновь перекрестился. Он был одним из тех немногих, кто знал о трагической судьбе родителей Анри. – Вы помните мою старшую дочь, Исабель? – вдруг сменил тему граф.
