– А вдруг Максенций заподозрит, или кто-нибудь донесёт ему…

– Цициний Сабин, ты стал совсем невменяем, успокойся и возьми себя в руки! Разве ты забыл, что мы везем Максенцию серебро с наших рудников в Испании, для чеканки его монет, которые тут же попадут в карманы жадной шайки преторианцев и наемников с Мавритании? Он должен нас благодарить, ведь фактически мы покрываем нужды его двора и расходы на содержание многочисленной армии. Поэтому мой друг, увидев наше серебро, ему и в голову не придет в чем-либо нас подозревать.

– Ты неплохо придумал, Петроний Вар, – произнес Квинт Гордиан. – одному серебро, второму золото. Долги Максенция теперь многократно увеличатся. Интересно, как он с нами рассчитается, если войну выиграет Константин?

– Часть задолженности посчитаем как погребальное пожертвование тирану, а остальной долг спишем на издержки войны, и будем просить богов и надеяться, что новый август не забудет нашей преданности и щедрых даров.

Все трое громко рассмеялись и, разлив по чащам вино, принесенное рабом, выпили за ожидающий их успех…

Спустя несколько дней

Римская провинция Белгика. Августа Треверов. Дворец августа Запада императора Константина. Зима 312г.

Стояло хмурое дождливое утро, пронизывающий холодный ветер дополнял эту и не без того неприятную погоду. Лицо человека, стоявшего на балконе и в задумчивости взирающего на серое небо, было бесстрастным и лишь по выразительным глазам можно было понять, что он стоит на пороге очень важного решения, возможно, от которого будет зависеть его дальнейшая судьба. Он выглядел на лет 39-44, был довольно высокого роста и крепкого телосложения. Коротко постриженные густые темно-каштановые волосы в сочетании с большим продолговатым носом и жесткими очертаниями квадратного подбородка выдавали в нем человека властного, привыкшего повелевать. Большие бледно-голубые глаза, на фоне смуглой кожи лица, придали привлекательную мужественность его чертам. Он был одет в темно-синюю тунику из дорогого сукна, стянутую поясом, который украшали дорогие камни, в золотых оправах. На боку, красовался, отделанный позолотой и драгоценностями, длинный кинжал. Поверх туники была накинута мантия пурпурного цвета. Внешний вид и одежда подтверждали его высокое положение. И действительно, это был никто иной – Цезарь Гай Флавий Валерий Константин Август или просто император Константин 1, владыка западных и северных провинций Рима.

Спустя несколько минут, Константин, прервавшись от своих раздумий, тяжело вздохнув, повернулся и быстро вошел в просторную залу. Он поднялся легкой поступью по ступенькам, и сел на трон, возвышающийся над залой. Позади трона, с двух сторон, находились статуи – императоров Констанция Хлора, отца Константина, и Клавдия Готского, брат которого считался прадедом императора. Всем своим видом, Константин выражал уверенность и решимость, огоньки в его глазах и слегка заметная улыбка выдавали чувство облегчения, охватившее его после принятия верного решения. Как только император сел на трон, из дальнего угла помещения, бесшумно двигаясь, к нему приблизился человек и склонил голову. Константин обратился к появившейся перед ним фигуре:

– Арманий, передай сенаторам, что император август Флавий Константин готов их принять и выслушать. Проводи их ко мне.

Поклонившись, еще раз, слуга, также бесшумно и быстро вышел через парадную дверь.

Спустя минуту, дверь, напротив трона, широко распахнулась и трое мужчин в сопровождении Армания, вошли в залу. Пройдя через весь зал, делегация, остановилась, на расстоянии 9 футов, перед ступенями трона. Сенаторы низко поклонились императору. Лицо Константина приняло каменный вид, исчезли искорки в глазах, теперь его взгляд выражал надменность. Своим видом, Константин, давал понять стоявшим перед ним людям, свое превосходство. Властным движением руки он отпустил Армания, который вмиг исчез, а оставшимся указал, что они могут поднять свои взоры и выпрямиться, но не предложил им сесть на мраморные скамьи, расположенные вдоль ступенек торна. Трое вошедших, молча, стояли в ожидании дальнейших знаков или слов со стороны августа. Они были одеты в длинные темные плащи, под которыми были видны туники бежевого цвета из дорогого египетского шелка, украшенные яркими пурпурными полосами. Внешний вид прибывших свидетельствовал о высоком положении, занимаемому ими в обществе.

После затянувшегося молчания, Константин, наконец, вымолвил холодным тоном, с некоторой долей усмешки:

– Чем обязан, столь высокому посольству?

Словно ожидая этих слов, стоявший посередине мужчина, выдвинулся на полшага вперед, почтительно поклонившись, вынул из полога плаща сверток и произнес учтивым, но в тоже время очень уверенным голосом:

– Я, сенатор Аврелий Петроний Вар Анниан, и мои товарищи, сенаторы Гордиан Квинт и Антоний Цециний Сабин, направлены к тебе, великий август, в качестве послов Сената и народа Рима, передать следующее послание.

С этими словами, вновь низко склонившись, Петроний Вар с посланием в руках, замер в ожидании дальнейших указаний Константина. После недолгого молчания император произнес:

– Сенатор Петроний Вар, прочти послание, из-за которого ты проделал немалый путь. Наверно оно очень важное, если ты лично привез его ко мне, рискуя жизнью! Сделав короткую паузу, император добавил с легким сарказмом:

– Или же это очередная уловка Максенция? Если мне не изменяет память, ты один из первых, кто выступил против Севера и Галерия и был самым ярым сторонником провозглашения узурпатора и тирана Максенция!?

– Ты полностью прав великий август, я тот самый Петроний Анниан Вар, который выступил с речью против Галерия и Севера в сенате, и я один из тех, кто убедил достойнейших сынов отечества из числа сенаторов и преторианцев поддержать Максимиана и его неблагодарного сына.

– И ты теперь называешь его неблагодарным? – с усмешкой произнес Константин.

– Да, и не побрезгаю называть его диким, необузданным разращенным зверем, погубившим много достойных и благородных людей!

– Я уже наслышан – резко прервал его Константин, – про злодеяния моего шурина, про несчастную Сафронию, казни и конфискации, а теперь прочти послание!

Петроний Анниан, сломав печать, развернул свиток и начал медленно негромко, но очень отчетливо читать:

«От имени Римской Республики и её народа, являясь представителями всех свободных граждан, уполномоченные управлять делами, государственными и гражданскими, и действовать во благо процветания Рима, мы, ниже подписавшиеся, члены верховной власти республики, Сената, просим тебя, великий Август Гай Флавий Валерий Константин, сына почтеннейшего августа Констанция, избавить и освободить Республику и ее граждан от злого, развращенного чудовища тирана Максенция. Со своей стороны, и со стороны жителей Рима и Италийских провинций, мы гарантируем тебе, великий Август полную и всевозможную поддержку. Просим тебя, внять нашим просьбам и незамедлительно начать войну, ибо промедление твое, будет успехом нашего общего врага, тирана Максенция, намерение которого вторгнуться в Галлию, надеясь на помощь легионов, охраняющих границы Реция и Норика. Великий Август, мы будем просить Богов за твою победу, и ждать нашего законного государя и освободителя в столице мира, в славном городе Рим».

Во время чтения, сенатор украдкой бросал взгляды в сторону августа, чтобы определить реакцию последнего. Однако, Константин слушал без выражения эмоций, ни один мускул не дрогнул на его лице, даже глаза смотрели бесстрастным взором поверх головы Петрония. Могло показаться, что император слушает очередной скучный панегирик льстивого придворного поэта, а не призыв кучки сенаторов заговорщиков начать очередную гражданскую войну в Риме. Несмотря на то, что он всем своим видом сохранял спокойствие и безучастность, его мозг лихорадочно работал, анализируя каждое слово, почитанного послания римского сената и душа его была переполнена сомнений и тревог.