– Удивительно и просто… как все гениальное. Ну, рассказывай.
– Не совсем ясно помню момент, когда попал в пещеру. Обычно я отдыхал на выступах в стене. Не всегда получалось прилечь. Притулишься в чудаковатой позе, не расслабляя мышц и бдительности, чтобы не свалиться в пропасть, и чутка дремлешь. Но та пещера выглядела достаточно большой, чтобы я сумел в нее забраться. Не спрашивай, как я ее нашел, вероятно просто лез-лез и залез. Далее, о чем я поведу рассказ, случилось после пробуждения. Я встал и пошел на выход из пещеры, но не сумел его найти. Я бродил пока на наткнулся на небольшой лаз величиной до колена. Оттуда шло приятное зеленоватое свечение, оно манил, и мне захотелось посмотреть куда оно приведет. Помни, свет для меня был диковинкой, я жил в кромешной темноте. Пока я полз по тоннелю, все думал, вот застряну и не смогу выбраться, так и сгину попусту. Но мои терзания окупились в полной мере.
Полость, куда я проник, напоминала шар, свод возвышался не многим над макушкой. В середине на постаменте находился мимикрирующий пузырь, который сиял мягким светом. Казалось чудом, но шар состоял из тысяч бабочек, это они испускали свечение. Не только шар, бабочки покрывали каждый дюйм пещеры, включая пол. Были ли они именно бабочками? Вряд ли, но я не знаю, как назвать их иначе. Бабочки не превышали длиной половину мизинца, они имели множество крыльев, похожих на извивающиеся ленты гимнасток. Я коснулся одной из подлетевших ко мне, но она рассыпалась в переливающуюся пудру. Каждый мой шаг убивал бабочек на полу, но они не пугались и не желали взлетать иначе чем, когда им захочется. В окружении живой красоты я, как хашишин в райском саду, исполнился счастья, замер и наблюдал за бабочками. Они летали, садились на мои руки. Впервые оказавшись на свету, я взглянул на ладони, и они очищались от ран, мозолей и грязи.
Пребывая в таком безмятежном блаженстве, я ощутил присутствие затаившегося зла. Во мраке я заметил змея, несоразмерно толстого для своей длины. С разрушительностью торнадо он двинулся по стенам, оставляя крупные рытвины в покрывале бабочек. С ужасом я представлял, как этой твари хватит считанных минут, чтобы истребить полюбившихся мне созданий. Я вступил в битву со змеем. В ярости тварь двигалась еще проворнее и потому уничтожала еще больше бабочек, которым я, собственно, помогал. Я и сам стал виновником гибели многих из них, каждый мой шаг, каждый удар убивал хрупких созданий вблизи. В последний раз я бросился на змея и вложив в руки нечеловеческие усилия вспорол брюхо твари ножом.
Когда бой завершился, я выронил оружие и упал на колени. На прежнем залитом светом своде остались крохи уцелевших. Все же, без моей защиты бабочки могли исчезнуть вовсе.
Мои раны кровоточили, смерть не казалась далекой. Вскоре я лишился чувств. Когда я очнулся, то увидел бабочек на коже, неприкрытой одеждой. Поначалу я испугался, ведь их хоботки впивались в меня. Но потом я заметил, что они не сосут кровь, а напротив. Когда бабочка протыкала кожу иглой, она постепенно тускнела. Они передавали мне свет, а с ним дарили жизненную энергию. Я благоговением дождался, когда они разлетятся и ощупал себя. К великому удивлению, на мне не осталось ни единой раны. Под разодранной одеждой в крови была здоровая неповрежденная плоть. Внезапно бабочки куда-то полетели, я пошел следом и так вышел обратно на стену. Стайка же устремилась вниз во тьму. С подкрепленными силами мой дух упрочился, затворились раны в душе. Одухотворенный я продолжил восхождение.
– Ты считаешь, события в пещере произошли на самом деле?
– Я не доверяю творившемуся в пещерах. Хотелось бы верить, что рассказанное случилось взаправду, но у меня нет доказательств.
Доктор покивал в задумчивости и оттого заприметил в ногах сверток, который он положил туда, когда пришел.
– О, кстати, смотри, что я принес.
Шеварднадзе снял оберточную бумагу и повесил картину на свободную стенку, что было проще легкого, они все были пусты. Изображение в половину человеческого роста в неказистой раме было создано текстурной печатью, неотличимой от полотна, написанного маслом. В мрачном рембрандтовском окружении одинокой фигурой в центре находилось тусклое приземистое дерево. Немногие мясистые ветви походили на корни, самим корням места не нашлось, точно холст специально был обрезан внизу. Несуразная крона была усыпана прекрасными зеленой свежести листьями. Они настолько контрастировали с мрачной композицией, как если в утренний час выстрелить дробью в оконные ставни. Образ, взятый напрямую из сна Алексея. Зелень на картине была поразительно схожа с описанием пещеры, да и в микроскопе он видел не что иное как бабочку. Выходило, что Алексей не выдумал историю. «Тогда от чего я лечу пациента, – думал Шеварднадзе. – Чья реальность в конце терапии окажется реальнее?»
Алексей смотрел на подарок, и ему нравилось, как Шеварднадзе завороженно любовался картиной.
7
Организм Алексея восстанавливался с необъяснимой скоростью, кожа приобрела эластичность и здоровый оттенок, а мышечная масса росла без тренировок. Однако, пациент страдал не плотью, а рассудком. Доктор добился позволения вывести его на прогулку, дабы не обрекать на изнурительное одиночество, когда возвращавшиеся воспоминания конфликтуют с искаженным восприятием реальности и способны увести разум в пущие заблуждения. Пусть площадки станции не равнялись даже самой захудалой аллее в липовом сквере, все же простор лучше утлой больничной палаты со спертым воздухом, где напрочь стопорилась любая мысль.
Повсюду на стации был проложены дорожки из пробки, чтобы при ходьбе не шлепать по металлу. Шеварднадзе решил идти к фудкорту, подумав, что Алексей оценит кормежку, отличную от больничной. На открытой площадке располагались с три десятка столов, по числу мест рассчитанные на три пары. Шеварднадзе подвел Алексея к одному из автоматизированных машин раздачи, которые принадлежали ресторанам быстрого питания. На сенсорном экране горели клавиши с изображениями вариантов комплексных обедов. Каждая кнопка знакомила с кратким описанием. Доктор нажал понравившуюся, и спустя мгновение дверца выдачи опустилась. Внутри появился прямоугольный разнос, он же служил пищевыми емкостями, где находились салат, бургер, картошка, азиатские соусы, незамысловатый десерт и алюминиевая банка с газировкой. Продемонстрировав нехитрый алгоритм получения еды, доктор предложил Алексею выбрать из меню. Замешкавшись, он остановился на том же, что заказал доктор. Время обеда не успело кончиться, поэтому Шеварднадзе пришлось подсаживаться. Выбор пал на компанию девушек, напротив которых оба и расположились.
– Послушай Давид, у тебя есть семья? – приглушенно сказал Алексей, переглядываясь с сотрапезницами.
– Жена. Мы разошлись, – понуро ответил Шеварднадзе, но потом с интересом: – Постой, в мире стены ты имел понятие «семья»?
– Не задумывался над этим. В яме я был одинок. Некогда меня окружали люди, в далеком прошлом, но их лица я давно забыл. Уверен, они точно не были моей семьей.
– Тогда…
– Откуда я взялся? Вопросы, вопросы… Все свободное время я сижу на вики-сайтах. Я узнаю больше о Земле, из-за этого появились новые вспоминания, не только о пещере.
– Значит, ты понял, что твое ощущение реальности через стену это болезненная иллюзия? Что ж, с возвращением!
– Да, во мне произошел некий перелом, но повремени с поздравлениями. Я признал ваш мир настоящим и даже основоположным, но меж тем, мир стены, на котором я провел жизнь, не стал от этого ложным.
– Ты пытаешься соединить две конфликтующие реальности.
– Наоборот, они выталкивают друг друга, не способные существовать вместе.
По соседству сидела кучка офицеров с землистыми лицами, по выражениям которых казалось, что они не ели, а занимались постыло-привычным подсчетом потерь.
– Это ты! Обернись, паскуда! – рокотом разнеслось от офицерского стола.