И в «Строй–Модерне», и за его пределами Бардин пользовался симпатией и уважением окружающих. Он толково мыслил, умел ладить с людьми, редко кому отказывал в помощи, не имел привычки перекладывать на других собственную ответственность и обладал чувством юмора. Импозантная же внешность успешного зрелого мужчины ещё больше добавляла ему привлекательности. Женщины его обожали — он знал это, но к своей чести, не пользовался их слабостью к своей персоне. Однако сам он, несмотря на то, что уже двадцать пять лет был женат, тоже имел свои слабости в лице отдельных представительниц женского пола. Его увлечением последнего времени как раз и значилась Неонила Виллард.
С какого–то момента Неонила, тогда ещё рядовой корреспондент «Салона», начала освещать деятельность «Строй–Модерна», работая непосредственно с Бардиным, что моментально придало ей напыщенной важности. А уже через год с небольшим в результате какой–то склоки в редакции и последовавшей за ней внутренней перетасовки, она вдруг получила должность редактора. Поскольку никакими блестящими способностями Неонила не обладала (яркой в ней была разве что внешность — не классическая, но интересная), то причину её карьерного взлета многие сразу же усмотрели исключительно во вмешательстве Бардина. После того же, как он стал открыто ей покровительствовать, помогая упрочить положение в коллективе, сомнения развеялись даже у самых отъявленных скептиков. По–настоящему успешного редактора из Неонилы не получилось, в творческом плане с её назначением газета больше проиграла, чем выиграла, что иногда отмечал и сам Николай Левандовский. Однако, вопреки всему, Неонила по–прежнему занимала редакторское кресло. В новых политических условиях её главным козырем стала самозабвенная преданность «семье» и готовность беспрекословно выполнять поставленные новые задачи. Неониле сильно доставалось от Черняевых: они уже дважды судились с ней из–за неосторожных публикаций (причём оба раза выиграли суд) и подвергали её насмешкам и оскорблениям, изыскивая способы, как сделать это максимально болезненно. Ей же приходилось всё сносить, следуя диктуемой свыше политике. Левандовские, понимая, что сами подставляют её под удар, чувствовали себя в какой–то мере ей обязанными и делали скидки на недоработки редактора. Вопросом оставалось, как долго продлится нынешняя ситуация, и не выйдет ли однажды на первый план потребность в компетентности, что автоматически понизит котировку чистой лояльности. Именно на ожидании этого строился, главным образом, расчёт Лизы, знающей свои преимущества перед Неонилой. Вместе с тем, наблюдая за соперницей, она пришла к выводу, что ей и самой не помешало бы содействие какого–нибудь авторитетного лица. Не располагая другими вариантами, она также обратила свой взор на Бардина: как её непосредственный начальник он вполне мог — а частично уже и делал это! — обеспечить ей поддержку. В частности, не единожды брал её в помощники там, где мог бы выбрать кого–то другого, и выступал на её стороне в дискуссиях с Арефьевой, которая со стороны городской администрации отвечала за официальную пропаганду.
Между ними очень быстро установились отношения, близкие к дружественным, в чём сама Лиза, легко заводившая дружбу с мужчинами, не видела ничего для себя необычного. Спустя некоторое время она стала подозревать, что нравится Бардину, и вероятно, нравится больше чем просто толковый работник, однако не придала этой догадке особого значения: ну какой серьёзный интерес может быть у него к ней? Он вот тоже нравится ей — как руководитель и как человек, и что с того? Нет, внимание взрослого солидного мужчины было лестно, но она рассматривала это как приятную, ни к чему не обязывающую игру и со своей, и с его стороны. Для неё он был кем–то вроде личного наставника — умного, грамотного, заинтересованного и доброжелательного. Больше всего ей хотелось оправдать его ожидания и доказать, что он в ней не ошибся, что она способна добиваться результата. В свою очередь, Бардин, словно в подтверждение её мыслей, всегда держал себя по–джентельменски вежливо и корректно, в рамках негласно предложенных ею правил. В обход субординации он позволял ей достаточно много свободы, и её приятельская манера обхождения с ним, не оставшаяся незамеченной окружающими, породила кривотолки. Впрочем, ни она, ни тем более он не обращали на разговоры особого внимания.
«Будь я не такая щепетильная в подобных вопросах, — рассуждала Лиза, — я бы могла попросту увести его у Нилки — не потому, что он мне нужен, а чисто ради собственной выгоды. И оставить её ни с чем! Только зачем мне это? Так что пусть радуется, пока ситуация в её пользу, а я предложу ей партию, в которой она полный профан, и обставлю её. Она освободит мне дорогу, и тогда все увидят, чего я в действительности стою».
Но то всё было в отдалённом будущем. Пока же бороться за свои позиции приходилось не с Неонилой, а с Арефьевой: именно её одобрение требовалось получить для предвыборной концепции, предложенной Лизой и согласованной Бардиным. Дискуссия с участием всех троих как раз и проходила в кабинете заместителя директора «Строй–Модерна». Отношения Лизы с Арефьевой были полной противоположностью её отношениям с шефом, охарактеризовать их можно было кратко: острая взаимная неприязнь. Непосвящённому, тем не менее, заметить это было бы очень непросто, если вообще возможно: обе они не вступали в открытый конфликт и казались просто олицетворением любезности. Объяснялось такое лицемерие тем, что никаких видимых причин для вражды не существовало — только инстинктивная настороженность, предчувствие затаившейся опасности. За время своего знакомства с Арефьевой Лиза уже успела убедиться, что та не слишком жалует молодёжь, в перспективных видя выскочек, заслуживающих превентивных мер наказания, в неперспективных — заведомых неудачников, недостойных внимания. На «превентивные меры» она сама уже нарывалась неоднократно, однако ни робеть, ни заискивать не собиралась. Наоборот, закулисные происки соперницы только подстегивали её, усиливая желание действовать ещё более решительно и гибко.
— То, что вы предлагаете, очень интересно. — Арефьева посмотрела сначала на Бардина, потом на Лизу, и в её глазах действительно отразился интерес. — Необычно и по–новому. Но, с другой стороны, в этом есть риск! Будет такая структура успешно работать? — Она подождала его реакции, но поскольку он не спешил отвечать, продолжила. — Вы ведь не хуже меня знаете, Андрей Иванович, какая в городе обстановка. Так можем ли мы сейчас позволить себе эксперименты?
Лиза собралась возразить, но Бардин остановил её выразительным взглядом и ответил сам.
— Мы, безусловно, понимаем всю сложность сложившейся политической ситуации. — Иногда он любил выражаться книжным языком, чтобы деморализовать собеседника. — Объяснять нам это не нужно. Но мы также допускаем, что неординарная ситуация как раз и требует неординарных мер. Поэтому и предлагаем отойти от привычных стандартов.
— Конечно, то, что вы говорите, не лишено смысла. Проблема только в том, не обойдутся ли нам подобные меры слишком дорого? — Теперь и Арефьева заговорила по–книжному.
Лиза слушала разворачивающийся диалог с удвоенным вниманием. Это был типичный образец того, как Бардин дискутировал с оппонентом, направляя разговор в нужное для себя русло и незаметно контролируя собеседника.
— Дорого нам могут обойтись любые меры, — сказал он, — если на каком–то участке работы будет сбой. Но если вся система работает слаженно, то она должна дать результат. Так что проблема, я думаю, лишь в том, как мы наладим функционирование штаба. Сама по себе структура — это только форма, более или менее удобная, которую нужно наполнить содержанием.
Арефьева кивнула, соглашаясь, но тут же заметила:
— Да, но и от формы зависит функциональность!
— Вы абсолютно правы. — Бардин одарил её улыбкой с едва различимым оттенком снисходительности. — Телега на четырёхугольных колёсах не поедет. Но давайте вернёмся к обсуждению, а то мы что–то слишком увлеклись абстрактными формулировками. Лиза, — обратился он к своей подопечной, — объясни, пожалуйста, из чего ты исходила в разработке.
