В новом коллективе, несмотря на его сложность — здесь каждый считал, что принадлежат к городскому «высшему сословию», — Лиза прижилась на редкость легко. Частично потому что, в общем–то, сходилась в мировоззрении с остальными, частично — потому что слух о том, по чьей протекции она попала в эту организацию, разошёлся ещё до её появления. Коллега Лизы по отделу, Наталья Васильевна, оказалась намного старше неё, но они отлично сработались. Как выяснилось, та была знакома с Николаем Левандовским ещё со времён их общей молодости, когда они оба занимались общественной и партийной деятельностью. Рядом с умудрённой опытом, спокойной и интеллигентной Натальей Васильевной Лиза буквально олицетворяла собой свою эпоху и саму молодость — стремительную, дерзкую, иногда вызывающе самоуверенную, но прагматичную, рациональную и мыслящую вне рамок. Этими качествами она как раз и дополняла свою коллегу, создавая с ней своеобразный уравновешенный тандем.

Долгое время рекламой в «Строй–Модерне» занимались постольку поскольку: особой нужды в этом не было, предприятие в городе и без того хорошо знали. Однако по мере того как Левандовские отвоёвывали всё новые сферы влияния и в политике, и в экономике, потребность в целенаправленном формировании имиджа стала проявляться отчётливее — по этой причине братья обзавелись и собственной газетой, и местной телекомпанией. Когда же разгорелся конфликт с Черняевыми, и пиар, и средства массовой информации вообще вышли на первый план по значимости. Работу информационно–рекламной службы курировал Андрей Бардин, и Лиза, в полной мере понимая, что именно выборы мэра могут стать для неё карьерным трамплином, упорно старалась заручиться его поддержкой в данном вопросе. Впрочем, Бардин, уже оценивший несомненные способности своей подопечной, и сам считал нужным задействовать её в предвыборном процессе — как раз накануне Лиза получила задание разработать собственную концепцию избирательной кампании Левандовских. Именно этим она и планировала заняться в ближайшее время. Но сейчас был перерыв, и Лиза, пройдя через коридор, заглянула в один из кабинетов.

— Уже обед! Ты не забыла, мы договаривались?

— Да–да! Иду! — Из кабинета торопливо вышла Алёна, приятельница Лизы по работе.

— Прости! Не забыла, но срочный звонок: надо было уточнить детали с клиентом.

— Понятно. Пообедаем в кафе?

— Да, как обычно. Возьмем по пицце. И подышим свежим воздухом.

Болтая, девушки вышли из здания. Возле крыльца стояла машина — безупречно стильный чёрный BMW, припаркованный почти под самые ступени. Эту машину знали все в офисе, ведь принадлежала она Эдуарду Левандовскому, сыну генерального директора. Алёна покосилась на автомобиль, сияющий полировкой, а Лиза по–свойски заметила:

— О, Эдик приехал к отцу.

— Надо же, как мило! — шутливо поддела Лизу Алёна. — Значит, для всех сын директора — Эдуард Николаевич, а для тебя — всего лишь Эдик?

— Да ладно! Как будто ты не знаешь, что мы с ним давние знакомые!

— Я знаю, что вы давние знакомые с его двоюродной сестрой.

— Ну да, но её брата тоже я знаю: раньше мы частенько сталкивались. Да и сейчас, когда она приезжает к родителям, я почти всегда застаю его у неё.

— Только застаёшь? Или, может, ты что–то не договариваешь, дорогая? — продолжила подначки Алёна.

Однако Лиза передёрнула плечами:

— Недоговаривать мне нечего. К тому же у него есть девушка.

— Ну, одна девушка другой не помеха.

— Для меня — помеха. И я даже не знаю, бывал ли он обделён вниманием? Помню ещё по школе! Я‑то была маленькой, не интересовались любовью. Но старшие девочки по нему с ума сходили! Если он с кем–то гулял, все остальные умирали от зависти, а та самая избранница задирала нос выше некуда. — Она засмеялась. — На школьные дискотеки они, по–моему, вообще приходили только ради него. Могу догадываться, что творится сейчас.

— Сейчас тоже самое, только котировки выросли.

— Да. Но выбрал он себе Ирку Березину.

— Березину? Это ту, что ли, которая раньше вечно зависала в «Северном Сиянии»?

«Северным Сиянием» — именно так, каждое слово с большой буквы, — назывался самый известный и самый шикарный в городе ночной клуб.

— Да, ту самую. Видимо, у неё тоже высокие котировки, — иронично хмыкнула Лиза.

— У неё–то? Ну да, куда выше? С кем она там уже переспала?

— Только с самыми денежными. Так что она престижная девушка.

— Да уж! Нет, это несправедливо! — Алёну так задела новость, что она от души возмутилась: — Почему всегда везёт таким, как Березина?! Что в ней может нравиться, чтобы на неё велись? Как так получается?..

— Что, думаешь, если б не она, у тебя бы тоже был шанс? — теперь уже поддела подругу Лиза.

— Нет, но всё равно. Просто обидно! — с жаром воскликнула та, но добавила со смехом. — За всех приличных девушек!

— Значит, у приличных девушек такая судьба: довольствоваться тем, что им оставят неприличные. Хотя, может, это не так уж и плохо. — Они вышли за ворота, и Лиза спросила: — Как — посидим немного на бульваре или пойдём сразу обедать?

— Пойдём обедать, а если останется время — посидим.

Лиза не исказила истину, когда сказала, что знает Эдуарда Левандовского практически с детства, тем не менее, знакомы они были лишь поверхностно, и связующим звеном между ними всегда являлась Катя — даже разговаривали наедине они от силы пару раз. Эдуард был старше Лизы на два с половиной года — разница вроде бы небольшая, но весьма существенная в детском и подростковом возрасте, то есть как раз в тот период, когда они пересекались наиболее часто. К своей двоюродной сестре Эдуард с детства относился с истинно братской теплотой, нередко навещал её в школе, выказывая своё покровительство, но никогда особо не интересовался теми её «девчачьими» забавами, в которых участвовала Лиза. У них были разные компании, разные увлечения, и по мере взросления это расхождение проявлялось всё более явственно. Когда ему исполнилось семнадцать, Лизе ещё было четырнадцать и несмотря на первые порывы пробуждающейся юности во многих своих проявлениях она по–прежнему оставалась ребёнком — объединять их всерьёз в тот момент ничего не могло. После школы он поступил в университет, потом вообще перебрался в Европу… Пару лет назад Эдуард вернулся в Зареченск, где с головой ушёл в новую жизнь, недоступную Лизе, так что их связь, и без того едва уловимая, прервалась почти полностью. Правда, они виделись в редкие приезды Кати домой, но, как и раньше, просто обмениваясь приветствиями и какими–нибудь незначительными фразами. Да иногда, тоже не так уж часто, сталкивались в коридорах «Строй–Модерна» после того, как Лиза устроилась сюда работать.

Эдуард, единственный сын Николая Левандовского и его жены Лилии, рос избалованным вниманием и собственным привилегированным положением, ощущать которое начал довольно рано. Родители обеспечили его широкими возможностями, недоступными для многих, стараясь воспитать глубокой многогранной личностью, но и природа наградила его талантами с редкой щедростью. Он обладал живым и быстрым умом, позволяющим на лету схватывать всё новое, отличался яркими аналитическими способностями и прекрасным художественным вкусом. Ему легко давались иностранные языки. Он увлекался спортом, и у него неплохо получалось, но ещё больше он увлёкся фортепиано (хотя и с подачи матери), и это получалось у него на удивление хорошо.

Со своей одарённостью Эдуард мог бы добиться успехов во многих сферах деятельности, но остановился на финансах и, окончив учёбу, пришёл на отцовское предприятие. Какое–то время он занимался там всем — и ничем конкретно, выполняя поручения, требовавшие максимального доверия к исполнителю: организовывал встречи, которые не хотели афишировать, решал вопросы, не подлежавшие разглашению, готовил предварительные договоренности и занимался некоторыми вопросами безопасности семейного бизнеса. Когда же Левандовские выступили соучредителями «Городского коммерческого банка», Николай Александрович откомандировал сына представлять интересы семьи в наблюдательном совете. Вот уже два года именно банк был его основным занятием, хотя при этом Эдуард по–прежнему значился в «Строй–Модерне» помощником генерального директора по финансовым вопросам и так же, как прежде, в отдельных специфических случаях вёл дела отца. Приятный и располагающий в личном общении, вне этой атмосферы Эдуард оказывался совсем иным. Люди, которым приходилось иметь с ним дело, за исключением близких и друзей, боялись его и откровенно не любили. Железная уверенность в себе, самолюбие и властность стали его отличительными чертами. Он никогда не демонстрировал свою исключительность и превосходство напрямую, но отлично знал себе цену и держался так, что и другие были вынуждены признавать её тоже. Кроме того, он жил на широкую ногу, многое мог позволить и слишком сильно отличался от окружающих, чтобы вызывать у них тёплые чувства.