Каждый из них размышлял о чём–то своем, и за столом повисло молчание. Лиза прервала его первой.

— Я ведь и дальше буду заниматься вопросами выборов. — Эдуард посмотрел на неё, но теперь его взгляд снова был спокойным. — Для меня это просто–таки захватывающе! Я занималась разными пиар–кампаниями, но не избирательными. Кому–то может казаться, что это тяжело и скучно, но я вижу здесь новый профессиональный опыт и пространство для самореализации. Работать в полсилы я не стану: для меня это не имеет смысла. Нет, чтобы добиваться успеха, нужна полная самоотдача. А успех — это победа на выборах. Если у меня появятся какие–нибудь соображения насчёт стратегии, тактики и всего прочего, мне бы хотелось иметь возможность с тобой поделиться. Иногда для объективности и точности суждений нужно ещё чьё–нибудь мнение, кроме своего, — сказала она и добавила с простодушным видом. — Конечно, только если ты сам не будешь против того, чтобы я тебя отвлекала по такому незначительному поводу.

«Если он под каким–нибудь предлогом скажет «нет», то он либо дурак, либо я ошиблась в своём понимании ситуации относительно него, — подумала она. — И то, и другое будет означать, что обо всех моих планах можно сразу же забыть».

— Нет, я не буду против. Ты всегда можешь ко мне обращаться. — В сопровождение своих слов Эдуард подарил ей самую чарующую улыбку за весь вечер. Но тут же сменил тон, снова разбавив его лёгкой небрежностью. — Просто скажешь, когда тебе будет нужно, а я постараюсь найти время послушать твои соображения.

Она поняла, что они играют в одну и ту же игру. Больше у неё не осталось никаких сомнений: «Он далеко не дурак. Возможно, он даже умней, чем я думала. Тем лучше! И я не ошиблась в предположениях. А это значит, что у меня появится шанс отодвинуть всех, кто мне мешает!». Стараясь, как и Эдуард, внешне оставаться бесстрастной, внутренне Лиза ликовала. Её мысли принимали более чёткое направление. Теперь требовалось облечь их во что–то конкретное, но конкретика тоже начинала просматриваться. Под влиянием своих размышлений Лиза оказалась слишком взвинченной, чтобы оставаться в кафе дольше. Ей срочно требовался покой, а ещё лучше — освежающий душ, способный остудить не только тело, но и разгорячённый разум: вода всегда благотворно действовала на неё. К тому же она опасалась, что Эдуарда насторожит её неумеренно возбуждённый вид, прятать который становилось совсем нелегко.

— Спасибо тебе, Эд. — Она тоже ему улыбнулась. — Отвезёшь меня домой? Мне уже пора, я совсем засиделась!

— Да, конечно, отвезу. Кстати, мне тоже пора. — Он бросил взгляд на часы.

На обратном пути они говорили мало и в основном о всяких пустяках вроде установившейся жары и музыки, негромко льющаяся из радиоприёмника через стереофоническую систему. Сменяющие друг друга мелодии сами собой устраняли необходимость в разговоре. Отрешённо глядя в лобовое стекло, Лиза мысленно подводила итог: день, изначально не обещавший ничего кроме обычной работы, открыл ей возможность фантастической удачи — а в то, что перед ней маячит именно удача, она поверила безоговорочно.

Мобильник в спальне звонил громко и настойчиво.

— Ир, принеси мой телефон! — Эдуард снял с плиты кипящий кофейник. — И в субботу нет покоя.

— Сейчас, дорогой. — В дверях кухни появилась Ирина в розовом атласном халатике. — Держи. Это твой папа.

— Да, пап, привет. Что? …Нет, не видел я ничего. …Сейчас что ли? …Ну, ладно… Ладно, я же сказал. Приеду.

Он отключил телефон и налил кофе в чашку.

— Отец просил приехать.

— Что–то случилось?

— Да непонятно. — Эдуард с сомнением пожал плечами. — Он ничего не объяснил. Что–то там про газету Черняевых говорил… Видел я сегодняшний номер или нет.

— Кажется, твой отец думает, что утро должно начинаться с этой паршивой газеты. — Она вылила остатки кофе из кофейника себе в чашку и сделала глоток. — Почему ты на меня не заварил? Дай мне булочку.

— Ириш, мне некогда. Возьми сама. — Эдуард наспех допил кофе. — Но он правильно говорит: мы не можем игнорировать эту газету. Хотя она и правда паршивая.

— Так ты что, уходишь? — Она чуть поджала губы.

— Да, я обещал отцу.

— И когда вернёшься?

— Не знаю. Как освобожусь.

— Эдик! Ты мне тоже обещал. Ты обещал, что мы проведём эти выходные вместе, помнишь?

— Помню. Сейчас только утро, у нас ещё будет время.

— Ты говорил, что мы поедем на корт. — Ирина подошла к нему почти вплотную и, заглядывая ему в глаза, начала игриво гладить его плечи. — Я так ждала этой поездки.

Он усмехнулся и слегка обнял её.

— Ты всё равно не умеешь играть.

— Но ты же умеешь! А я буду на тебя смотреть. Мне нравится смотреть на тебя.

— Я закончу дела — и мы съездим на корт. Пойду переоденусь.

Эдуард вышел, забрав с собой телефон.

— Вот так всегда. Все планы теперь меняй! — Она сполоснула кофейник и крикнула. — Ну хотя бы возвращайся побыстрей!

Николай Левандовский уже ждал сына в своём домашнем кабинете, когда тот приехал.

— Наконец–то! Долго спишь, — иронично заметил он вместо приветствия.

— Ничего не долго. Я что, в пять утра должен был встать?

Несмотря на этот обмен колкостями, они по–родственному обнялись.

— А ничего бы с тобой не случилось. Если нужно, то и в пять люди встают.

— А что, было нужно? Что всё–таки произошло?

— Ничего особенного — кроме того, что про тебя в газете пишут. На, почитай. — Левандовский протянул Эдуарду «Прожектор». — А я вот сегодня совсем не выспался: плохо спал. Наверное, с дороги.

— Что это? — Эдуард с недоумением кивнул на развёрнутую газету. — Что за бред?

— Ну, ты же видишь: «сенсационные разоблачения». — Николай Александрович напустил на себя подчёркнуто ядовитую язвительность, адресованную то ли сыну, то ли автору статьи.

— Какие разоблачения?! Это что, Шибаев, что ли, разоблачает? Эта поганая сволочь?

— Ну, сволочь не сволочь, а наговорил он про тебя с три короба. И про всех нас тоже наговорил. Сейчас Игорь подъедет. Обсудим все вместе. — Левандовский поднялся и начал ходить по комнате, заложив руки за спину.

— А что обсуждать? Черняевы пишут про нас не в первый раз — уже почти год как пишут. Ты же сам говорил не обращать внимания!

— Не обращать внимания — да. Но ещё я говорил не провоцировать их на то, чтобы о нас писали. Не подкидывать им темы! И что? Кто меня слушает? То Неонила, теперь ты…

— Хочешь сказать, что это я подкинул им тему?

— А ты хочешь сказать, что нет? Разве не ты устроил разнос с пристрастием этому м***у?

— Он то и заслужил, — хмуро ответил Эдуард.

— Ну да. А подумать о последствиях для начала можно было? Что он тут говорит?.. — Николай Александрович снова развернул «Прожектор» и пробежал глазами материал. — «Младший Левандовский уволил, а, говоря своими словами, вышвырнул честного сотрудника с принципиальной позицией». Или вот: «Под “крышей” Эдуарда Левандовского практикуются неоднозначные операции с кредитами для малого бизнеса…», «интересы семьи на первом месте, но всё ли так однозначно, если мэр — тоже из семьи?»… Что это?! Не ты подтолкнул его к этим «откровениям»?

— Да он мразь последняя! Я что, любоваться на него должен был? Или слова ему поперёк не сказать?

— Просто не надо было делать так, как ты сделал! Ну, мразь он, ну, выкинул ты его, и что в итоге? Чем он пострадал? Он ещё бабла себе отхватил за это! А пострадал ты!

— Что за шум, что за крики? Доброе утро всем! — только что вошедший Игорь Левандовский поздоровался с братом и племянником. — Чего вы кричите? Аж во дворе слышно — я сейчас шёл, слышал.

— Обсуждаем последние новости. — У Эдуарда был всё тот же хмурый вид. — Отец не в духе.

— Конечно! Потому что отцу приходится за всех отдуваться! — Старший Левандовский повернулся к брату. — Вот, опять в «Прожекторе» херню написали. Про банк, про Эда почти страница… Тот дурачок, которого уволили недавно, там ещё скандал был, помнишь?.. Ну, он написал. В смысле, интервью дал. Рассказывает, как банк работает, типа, он раскрыл схемы кредитования малого бизнеса… Тебя там вспомнил, Игорь: что предпринимателей вроде как наклоняют у нас кредиты брать. Бред, в общем… Кто их наклоняет?