Несмотря на решительное заявление закрыть глаза на воззрения Вельда, всю дорогу Торном владело возмущение. Причём в равной степени душу терзали как сами помыслы следопыта, так и полное непонимание напарником, насколько они ошибочны. Ни шумный город, ни прелестные личики актрис и исполнительниц не сумели отвлечь от искрящихся дум. Вконец пресытившись ими и желая как можно скорее избавиться, Торн незамедлительно взялся за работу, едва переступил порог храма. Даже с Дунманом поздоровался быстро и коротко.

Работы оказалось много. Рыцарь радостно воздал хвалу богам, имея великий простор занятий, способных очистить голову от лишних мыслей. Однако быстро наступил на горло собственной песне, поняв, что для него радость, то для жрецов и горожан расстройство. Затем же вновь воодушевился, признав, что обилие работ дарует ему полную чашу возможностей принести людям пользу.

Умелых людей нашлось в достатке. От Торна же потребовалось сугубо то, о чём упоминал Дунман – сила. Ни кому из благовестников и сердобольных горожан попросту не хватало силы в одиночку носить тяжёлые материалы и быстро разбирать обвалившиеся от времени стены подвала. Рыцарю всё оказывалось по плечу.

Думы ушли сразу. Внимание надлежало сосредоточить на работе. Вовремя поспевать на помощь тем, кто решился попробовать свои силы в разборе клятых завалов. Аккуратно разносить тяжёлые стопки досок, не задевая и не мешая другим. Выверено натягивать цепи, давая остальным довольно времени взобраться по лестницам на верхние уровни. Работа спорилась, и Торн искренне радовался.

К сожалению, радость долгой не стала. Всё чаще рыцарь видел среди рабочих Дунмана, несмотря на возраст всеми силами помогавшего остальным. Не менее часто мелькала и юная жрица, называющаяся Эс. Благовестники отдавил себя ремонту не меньше, а некоторые даже больше, чем все остальные. А он их обманул! С вынужденной ложью столь добрым людям Торн никак не мог ужиться.

День подходил к концу. Работы осталось ещё много, но подвижки виднелись с первого взгляда. Наличие силача-Торна ускорило дело раза в два, если не в три.

– Мои дорогие! – Прокатился по храму охрипший голос Дунмана, вставшего меж алтарями. – Десять благодатей каждому из вас! Бесконечная благодарность от всего моего сердце! Работу продолжим завтра, а сейчас пришло время трапезы. Я почтеннейшее прошу всех разделить с нами кушанье!

Торн засомневался. У Китока его ждал сытный ужин. К чему забирать лишний кусок? Нужды-то нет.

– Пойдёмте-пойдёмте, вы, наверное, очень проголодались. Вы нас так выручили! – Прозвенело поблизости.

Рыцарь скосил взгляд. Рядом стоял юнец при жреческом одеянии и ожерелье зелёного цвета. Явно, благовестником он стал не позднее, чем год назад.

– Благодарю! Вы вперёд, я за вами!

Парнишка широко улыбнулся и зашагал к кухне. Торн двинулся следом.

«Возьму немножко, дабы не оскорбить порядков радушия», – порешил про себя.

Жрецы провели работников в подвал, где располагалась вытянутая столовая и виднеющаяся впереди кухня без двери. Храму действительно требовался ремонт.

Торн присмотрел, где раздавали еду, и собрался взять себе самую маленькую из мисок со столь же малым ломтиком хлеба. Не вышло.

Из толпы вынырнул тот самый юный жрец. В руках парнишка умудрялся свободно держать две миски, кувшин с водой и половину буханки свежего хлеба. Расторопности ему было не занимать.

– Присаживайтесь! Позволите с вами поужинать?

– Конечно, благовестник! Для меня честь разделить с вами трапезу!

Торн понуро заглянул в миску. Оттуда маняще выглядывала рассыпчатая перловая каша до самых краёв. Ещё и с кусочками курицы. Жрец положил солидную порцию. Незаметно глянув в соседнюю миску, рыцарь подметил, что себе юнец отсчитал куда меньше.

– Называйте меня просто Со́ммер.

– Благодарю! Я Торн.

Они обменялись кивками и взялись за ложки.

– Эс обмолвилась, вы с севера. Из Лиственной долины?

– Угу.

– Позволите спросить, в вашем краю почитают Аивэму?

Торн отпил из кувшина. Он любил всех богов. Но, как и всякий мирской человек, особенно чтил тех, чьи вотчины охватывали его жизнь. В рыцарской доле таких было двое. А у земляков?

– Пожалуй не достаточно крепко. Люд шлёт ей благодарности во время сбора урожая и праздник середины лета многие празднуют. Однако домашние алтари владычицы природы найдутся не во многих домах.

– Печально-печально. Кого же больше всех почитают жители долины?

– Явэлера. Как и везде, полагаю. – Соммер согласно кивнул. – И Горртена.

– Из-за улонарцев?

Торн не спешил с ответом. Его попросту не нашлось под рукой. Он никогда не задавался таким вопросом. Ни прямо, ни случайно.

В Лиственной долине истово любили и почитали бога доблести, справедливости и битвы. В богатых домах имелись поразительные идолы, в бедных скромные небольшие алтари. Такой был и у них дома. Дед с отцом каждое утро подводили к нему юного Торна для свершения молитвы. Покинув родительский дом, он устроил алтарь у себя дома. Отдал немалые деньги за идола редкой красоты и умелости исполнения. Слава богам, жалование позволяло. Но насколько крепко верил? Сам по себе, в глубине души? Крепко! Никогда не сомневался! Однако ответ на свою веру получил лишь восемь месяцев назад. Тогда он почувствовал руку Горртена на своём плече.

Улонарцы разграбили тройку пограничных деревень. Верные Беарам лорды стерегли границу, да сама земля не давала себя надёжно стеречь. Леса и болота, пройти по которым уже подвиг. Лишь местные безошибочно знали, куда ставить ногу и по каким тропкам идти. Только сколько из них пошло в войско? Или хотя бы в проводники? Супостаты же жили на болотах отроду. Вся их отчизна, будь она десять раз проклята, одно сплошное болото. Не устерегли, в общем.

Наразбойничавшись, улонарское отродье рвануло домой. Король их нэйрвскому государю ответил как всегда:

«Неконтролируемая вспышка злобы, кою всенепременнейше расследуют и воздадут за посягательство на чужое».

Улонарские самодержцы никогда не обращали внимания на заграничные разбои своих подданных. К счастью, столь же неизменно не обращали внимания и на карательные отряды, «заглядывающие» к ним, дабы отучить разбойников грабить. Урока обычно хватало на пару-тройку лет.

Славная конница прошла по единственной хоженой дороге и растеклась по югу вражьего государства. Проклятая земля.

«Неконтролируемая вспышка злобы» оказалась очень даже контролируемой. Несколько разбойничьих главарей сговорились и сколотили всамделишнее войско. Конница пала. Но Беары не из пугливых. Медвежий горн запел, воины всего владения стянулись под стяг. Торн поехал в свите брата великого лорда.

Дни сливались, походя один на другой. Дороги, походящие на болота, леса, походящие на топи, селения, походящие на берлоги. И дождь. Бесконечный дождь. В его мертвецком мареве появились они.

Боевой порядок сломался, толком не построившись. Лучники попада́ли по своим, пешие мешали конным, конные давили пеших. Торн орудовал мечом, не помня себя, лишь бы увести милорда в тыл. И внезапно снизошло озарение! Тропка там, где и в помине не было. По воняющему болоту пролёг ход.

Скликав верных братьев по оружию, Торн повёл их за собой. Они вышли за самые спины улонарцев. Одним решительным ударом отсекли голову змеи.

Свора крыс разбежалась, утратив предводителей, а Торн вернулся домой героем. Хотя героем себя никогда не называл. Лишь верным подданным короны и лорда, одарённым могучим Горртеном своей истиной.

Подобных историй Торн слышал много. В тот день обзавёлся своей собственной.

– Думаю, да, из-за улонарцев. – Рыцарь нарушил молчание. – Не все жители Лиственной долины бьются с врагом. Наши медовары и барды лучшие во всём королевстве, даю слово. Никто не согреет душу пылче них. Но в каждой семье есть, был и, страшусь, будет сошедшийся в бою с улонарцами. Милостью Горртена мы всегда выигрываем этот бой.

Торн опустил ложку в кашу, почувствовав, что ежели сожмёт ещё сильнее, та треснет. Мотнув головой, отломил кусок хлеба и поднял взгляд на напряжённого жреца.