Возле костра Ким заметил темный силуэт летчика. Оливье непривычно для себя самого сидел на снегу, поджав одну ногу и обратив руки к огню. Еще более непривычен был взгляд его, отрешенно устремленный в пламя. Пилот явно вел себя с ребятами искренно и в то же время был с ними не тем, кем он есть на самом деле. Нет, он не хитрил, да и зачем ему, но какая-то причина заставила его относиться так к окружавшему его обществу, каким бы, хорошим или плохим, это общество ни было. Вот сейчас, черта эта проявилась явственнее всего.
Юноша приблизился к нему со спины, когда услышал мягкий голос:
– Я знал, что ты придешь ко мне сейчас.
Ким слегка перевел взгляд на снег, освещаемый костром, сглатывая и напрягая скулы. Сейчас он подумал, что от Оливье идет такой холод, что, не будучи с ним знакомым, его вполне можно было испугаться.
– Вижу, не у одного меня появились признаки бессонницы в этих местах, – приветливо заметил юноша, расположившись напротив летчика, так что взгляд их был на одном уровне.
– Нет… – отрешенно, так же мягко произнес летчик.
– Оливье, вы не будете против, если я задам вам два вопроса… очень личного характера, ответы на которые, можете быть уверены, останутся лишь между нами?
Тут летчик, обратив взор на Кима, чуть улыбнулся, будто ожидая подобного развития диалога меж ними.
– Конечно не против, Ким.
– Вы ведь слишком необычный человек, я сразу понял. Таких, как вы, невероятно сложно повстречать случайно. И у вас была очень сложная жизнь, богатая событиями, с которыми большинство людей на земном шаре никогда не сталкивались. За весь ужин у вас ни разу никто не спросил ни слова о вашей биографии. Но если даже и спросили бы, вы бы не ответили ни за что. Ведь так оно и есть, да?
– Да, Ким. Именно так.
– И вот я всё думаю… что может связывать необычного человека, у которого позади столько прожитого, с таким, как я. Вы выделяете меня из всех, Оливье… но, уверяю вас, я не представляю, что может заставить вас так ко мне относиться. Вы говорили, что у вас здесь есть небольшой личный интерес… Так могу ли я узнать, что это за интерес?
– Это ты, Ким.
– Но почему? Простите, я, правда, не понимаю…
– Понимаешь, дело здесь не столько в тебе, сколько в твоих родителях.
– А что мои родители?
– В твоем досье было написано, что они погибли в авиакатастрофе в горах Сибири при странных обстоятельствах.
– Да, но виной всему была турбулентность, летчик не справился с управлением, мне всё рассказали, что вы имеете в виду? Никаких странных обстоятельств.
– Я позволил себе изучить подробности этой трагедии, Ким. Как раз тогда, когда руководство этой экспедиции попросило меня поучаствовать в ней. Признаюсь тебе, если бы не то, что я нашел, то я бы отказался. Да-да, не удивляйся. Для меня не представляет интереса обкатка «Сокола» и сопровождение этих исследований. Если бы не история твоей семьи. Тебе известно, на каком точно месте произошла катастрофа?
– Ну… Само собой, ведь мне показали карту. Я не обращаюсь к этим воспоминаниям, потому что…
– Понимаю, разумеется, об этом тебе нелегко вспоминать еще раз, – оживился Оливье, – но ты удивишься, если я скажу тебе, что в той точке никогда не возникало турбулентности? Несмотря на то, что это гористая местность, там ее просто не может быть.
– Тогда что там случилось?
– В том-то и всё дело – ничего. У этой авиакатастрофы не было никаких причин – ни турбулентности, ни ошибок людей или техники. Самолет просто разбился.
– Так не бывает, Оливье.
– Вот именно – бывает. И вот еще, тебе показывали фотографии с места крушения. На них был разбившийся на горных склонах самолет и два трупа пилотов. Фотографии твоих ушедших родителей тебе не показали, объяснив это тем, что их тела изувечены при падении и их останки выглядят слишком страшно, не рассказывай, я всё знаю.
– Да, мне сказали это, и я ответил, что сам не захотел бы увидеть.
– Тебе не показали ничего не по этой причине, Ким. Просто не существовало этих фотографий.
– Но почему?
– На их похоронах гробы так и не открыли по этой же причине: «Там мало что осталось». Но, Ким, поверь мне, эти гробы были пусты. Твоих родителей не хоронили. Никаких тел не было.
– Значит, детали трагедии просто были скрыты по какой-то неизвестной причине? Ведь, Оливье, они правда умерли, да?
– В том-то и дело, ничего не было скрыто. Просто их тела не были найдены. А когда «руководство системы» обнаруживает что-то, что не может объяснить, оно предпочитает заменить достоверной легендой то, ответ на что так и не смогло найти. Твои родители не с нами, Ким. Они живы, но не с нами. Их забрало к себе небо.
– Почему вы так уверены в этом, вы говорите о христианском рае, ведь он на небе? Но ведь тела обоих пилотов вернулись на землю!
– Ким, понимаешь, то, что я говорю, истинная правда, но это никак не связано с христианским раем. Праведники, покидая наш мир на земле, попадают в рай, но их тела подчиняет себе стихия земли, они остаются здесь. Точно таким же образом некоторым из людей суждено уйти в небе, и не с земли, а с неба попасть в рай. Поверь мне, небо и земля каким-то образом делят судьбы умерших людей. Принято считать, что две эти великие стихии неодушевлены, но на самом деле всё не так. Этих пилотов должна была забрать земля, но твоих родителей забрало к себе небо.
– Откуда вам известно обо всем этом?
– Потому что мой родной старший брат, Грегуар, ушел из этого мира так же, как ушли твои родители, Ким.
Юноша завороженно, не шелохнувшись, слушал летчика, глядя в его глаза.
– Его самолет также был найден без него самого, был найден мною, – продолжал Оливье. – Тогда мы летели в Андах друг за другом. Ничего не предвещало беды, Грегуар старше меня на пятнадцать лет, это он научил меня всему, что я знаю о полетах. Я летел за ним, всё было хорошо, как вдруг его самолет мгновенно стал падать вниз. Тогда я еще не понял, что произошло это от того, что кабина мгновенно осталась без летчика. Я тут же спрыгнул с парашютом из своего самолета, пустив и его прямо на горы. Не знаю точно из-за чего, я был растерян и ринулся вниз к уже разбившемуся самолету Грегуара, тогда только эта мысль пришла ко мне, я был молод, безрассуден. И нашел разрушенную машину без следов тела моего брата. Впоследствии я долго скитался по всему миру, был словно одержим, перестал летать. Брат слишком много значил для меня, вся последующая жизнь сузилась для меня в одной точке, я искал, сам не зная что. Два года спустя судьба завела меня в Танзанию, где в сельском округе городка Моши я забрел в хижину, одинокий, огрубевший, очерствевший от своей кручины. Хм… так, если мне не изменяет знание вашего языка, в России зовется мое состояние. В хижине жил странный белый человек, накормивший меня и давший ночлег. Встреча с ним меня изменила. Он был летчиком прежде и пережил то же самое, что я. Вот он мне всё и объяснил. Не стану вдаваться в детали, но всё, что я рассказал, истина. О ней известно немногим, то там, то здесь.
– А откуда вы так хорошо?..
– Знаю русский?
– Да.
– Ну, здесь ничего тяжелого и плохого нет, разумеется. Я наемник. Стал им сразу, как только снова начал летать. Это образ жизни в гораздо большей степени больше, чем профессия. И знаю много языков. У вас в стране… Да и вообще в мире мало кто представляет себе жизнь таких людей, как я. Русский стал четвертым языком, который я выучил. Это произошло в 1946, благодаря Грегуару, он научил.
– Ух ты… – тихо воскликнул, не удержавшись, Ким. – А до этого какими вы владели?
– Ну… родной – французский, в детстве выучил еще и английский, потом был итальянский, ему меня тоже научил Грегуар.
– Как так получилось, что вас, именно вас… наняли к нам, в закрытую страну? Это как-то связано с тем, что вы в ранней юности выучили русский, ведь так?
– Ты прав… Мне было 11 лет, когда я покинул Францию. Тогда все, кто мог, уезжали. У нас с Грегуаром родителей не было. Помню как сейчас рождество 1940 года, самое лучшее в моей жизни. Затем в нашу жизнь пришла тьма. Очень тяжело было. И всё как-то сразу – эвакуация и эти обезумевшие лица людей в давке на ночной пристани, проливной дождь над Ла-Маншем… Мы оказались в Англии. После Дюнкерка сердца людей вновь обагрились безудержной болью, которая не обошла и нашу семью. Я сразу стал работать, на полях возле военного аэродрома, на самом аэродроме, Грегуару позволили совершать военные вылеты вместе с английскими летчиками. В конце 1942 года ему пришло предложение вступить в авиационный полк «Нормандия – Неман» и уехать сражаться в Советский Союз. От предложения биться бок о бок со своими, с французскими летчиками, Грегуар не смог отказаться. Так он и провел войну, оставив после себя добрую память в вашей стране. Мне же пошла на пользу репутация моей фамилии, теперь ваше правительство доверяет мне, они очень часто предлагают мне в чём-либо поучаствовать. Не очень стоящий из меня рассказчик, верно? Но эти события я рассказал тебе, как умею. Ким, я здесь, потому что ты очень нужен мне. Ты должен выполнить одну мою просьбу.
